ми. Локк почти никогда не писал откровенно антикитайских статей, но считал само собой разумеющимся, что следующее вторжение будет, и было бы неразумно делать долговременные инвестиции в возможные объекты вторжения. В таком роде.
Работа была тяжелая, потому что каждая статья должна была быть интересной, оригинальной, важной, — или ее просто не заметят. Ни в коем случае нельзя было создавать впечатление, что у него есть любимый конек — как у отца, который излагал Даймаку свои теории групповой лояльности. Хотя, если честно, раньше Питер от отца ничего подобного не слышал. И все-таки эти речи дали ему понять, как легко Локк и Демосфен, то есть сам Питер Виггин, могут сперва надоесть, а потом стать посмешищем.
Отец предлагал темы для статей, и некоторые Питер использовал. Что делают отец и мать в остальное время, когда не читают его статьи, не комментируют, не вылавливают ошибки, — Питер понятия не имел. Может, мать нашла комнату, где можно было бы прибираться.
Графф забежал в первое утро, но потом вернулся на Землю на том же шаттле, на котором прилетели они. Три недели он не возвращался, и Питер успел написать около сорока статей, опубликовав их в разных изданиях. Большинство статей принадлежали Локку. А наибольшее внимание привлекали, как всегда, статьи Демосфена.
Вернувшись, Графф пригласил Питера с родителями на обед в апартаментах министра, и это был веселый обед, за которым не обсуждалось ничего важного. Как только разговор касался текущих дел, Графф менял тему или отпускал какую-нибудь шутку — редко смешную.
Это озадачило Питера: Графф наверняка мог рассчитывать, что помещения его базы защищены от прослушивания. Видимо, это было не так, потому что после обеда Графф пригласил гостей пройтись и быстро вывел из обычных коридоров в служебные переходы. Они почти сразу перестали понимать, куда идут, а когда Графф наконец открыл дверь и вывел своих гостей на карниз, выходящий в вентиляционную шахту, они потеряли всякое чувство направления, кроме, конечно, ощущения, где «низ».
Вентиляционная шахта уводила «вниз»… очень далеко.
— Это историческое место, — сказал Графф. — Хотя мало кто об этом знает.
— Ага, — понимающе отозвался отец.
Раз он догадался, Питер понял, что догадка возможна, и догадался сам.
— Ахилл.
— Вот здесь, — пояснил Графф, — Боб и его друзья поймали Ахилла. Он думал, что здесь сможет убить Боба, но вместо этого Боб поймал его и подвесил в шахте. Мог и убить — друзья это советовали.
— А кто были эти друзья? — спросила мать.
— Он мне не говорил, но это неудивительно: я не спрашивал. Я решил, что лучше, если нигде не будет записано, даже у меня в голове, кто из детей был свидетелем унижения и беспомощности Ахилла.
— Это не имело бы значения, если бы он убил Ахилла. И не было бы больше убийств.
— Видите ли, — сказал Графф, — если бы Ахилл был убит, то мне пришлось бы выяснить эти имена, и Боб не остался бы после этого в Боевой школе. Мы могли бы проиграть войну, потому что Эндер весьма полагался на Боба.
— Эндеру вы позволили остаться после того, как он убил мальчишку, — заметил Питер.
— Это было случайно, и Эндер защищался.
— Защищался, потому что вы бросили его одного.
— Я предстал перед судом по этим обвинениям и был оправдан.
— Но вы просили сместить вас с вашего поста, — не сдавалась мать.
— И тогда меня назначили на должность министра колоний. Давайте не будем копаться в прошлом. Боб заманил сюда Ахилла не для того, чтобы убить, а чтобы заставить признаться. Тот признался, и очень убедительно. А так как я это слышал, то я тоже в его списке смертников.
— Так почему же вы до сих пор живы? — спросил Питер.
— Потому что, вопреки всеобщей уверенности, Ахилл не гений и тоже ошибается. Руки у него не бесконечно длинные, и его власти есть предел. Он не все знает. Он не все предусматривает. Я думаю, что половину времени он действует по обстоятельствам, ловя возможность, когда она представится.
— Если он не гений, почему он все время выигрывает у гениев? — возразил Питер.
— Потому что поступает неожиданно, — ответил Графф. — Он на самом деле не действует блестяще, он просто делает то, чего никто от него не ждет. Он держится на шаг впереди. А наши самые блестящие умы даже не думали о нем, когда он достигал своих самых впечатляющих успехов. Они считали себя снова штатскими, когда он организовал их похищение. Боб не пытался разрушить планы Ахилла во время войны, он пытался найти и спасти Петру. Понимаете? Я видел оценки Ахилла на тестах. Он мастер мимикрии и очень умен, иначе бы он сюда не попал. Он знал, например, как подделать психологический тест, чтобы его склонность к насилию осталась незамеченной, когда мы призвали его в Боевую школу с последней группой. Иными словами, он опасен. Но ему никогда не приходилось иметь дело с противником — настоящим противником. С тем противником, с которым имели дело жукеры, он не встречался.
— И потому у вас есть уверенность, — заключил Питер.
— Отнюдь. Но у меня есть надежда.
— Вы нас привели сюда, только чтобы показать эту шахту?
— На самом деле нет. Я сюда вас привел, потому что сегодня лично был здесь и проверил, что подслушивающих устройств нет. Кроме того, я здесь поставил звукопоглотитель, чтобы наши голоса не разносились по шахте.
— Вы думаете, что в министерстве колоний есть агенты врага, — сказал Питер.
— Не думаю, а знаю. Апханад выполнял стандартную проверку регистрации исходящих сообщений и нашел одно необычное, отправленное через несколько часов после вашего прибытия. Оно состояло из одного слова: «on». Ну, надо понимать, что стандартная проверка у Апханада куда более тщательна, чем у других был бы отчаянный поиск. Это сообщение он нашел, выискивая аномалии по длине, языковым оборотам и так далее. В поисках шифра.
— И это был шифр?
— Нет, не был. И потому его невозможно расшифровать. Это могло значить «они здесь» или «задание выполняется». Могло быть иностранное слово — есть несколько десятков распространенных языков, где такое слово имеет смысл. Могло быть «нет». Понимаете, в чем проблема? Апханада насторожил, помимо краткости сообщения, тот факт, что отправлено оно было через несколько часов после вашего прибытия и анонимными остались и отправитель, и получатель.
— Как может остаться анонимным отправитель в закрытом военном учреждении? — удивился Питер.
— Ну это очень просто. Отправитель воспользовался чужим именем.
— Чьим?
— Апханад был в недоумении, когда показал мне распечатку. Потому что, как утверждает компьютер, письмо послал сам Апханад.
— Кто-то раздобыл имя и пароль главы службы безопасности? — спросил отец.
— Да, это для нас унизительно, можете не сомневаться.
— Вы его уволили?
— Нам не прибавит безопасности, если мы уберем человека, который является нашей лучшей защитой в той операции, которую, возможно, запустило послание.
— Так вы думаете, что это слово общего языка и оно значит, что кто-то против нас что-то готовит.
— Я не считаю это невероятным. Я думаю, что сообщение послано открытым текстом. И не поддается расшифровке лишь потому, что мы не знаем, о чем идет речь.
— И вы учли возможность, — сказала мать, — что Апханад сам послал письмо, а для прикрытия доложил о нем вам.
Графф посмотрел на нее долгим взглядом, мигнул и улыбнулся.
— Я всегда говорил себе «подозревай всех», но сейчас я понял, что значит настоящая подозрительность.
Питер тоже такую возможность не учел. Но она вполне имела смысл.
— Но все-таки не будем делать поспешных выводов, — продолжал Графф. — Настоящий отправитель сообщения мог воспользоваться подписью майора Апханада, чтобы сделать главу службы безопасности главным подозреваемым.
— Давно ли он нашел это послание? — спросил отец.
— Пару дней назад. Я все равно должен был лететь сюда, так что не стал менять расписание.
— Чтобы не предупреждать?
— Да. Любое отклонение от стандартного расписания сказало бы автору письма, что оно обнаружено и, быть может, понято. Это заставило бы его изменить свои планы.
— И что же мы будем делать? — спросил Питер.
— Во-первых, я должен принести вам свои извинения за то, что полагал, будто здесь вам ничего не грозит. Очевидно, у Ахилла — или у Китая — руки длиннее, чем мы думали.
— Так мы возвращаемся домой? — спросил отец.
— Во-вторых, мы ничего не можем делать такого, что сыграет им на руку. Вернуться домой сейчас, до того как угроза будет идентифицирована и нейтрализована, — значит подвергнуть вас большей опасности. Засевший у нас агент может дать второй сигнал, который скажет им, когда и куда вы направляетесь. Какова будет ваша траектория снижения или еще что-нибудь.
— Кто рискнет убивать Гегемона, сбивая шаттл? — спросил Питер. — Мир будет возмущен, даже те, кто был бы рад моей смерти.
— Любые наши поступки, меняющие привычный образ действий, скажут агенту, что сигнал перехвачен. Это может ускорить переход к активной фазе, какая бы она ни была, раньше, чем мы будем готовы. Нет, мне не хочется этого говорить, но… наилучшим образом действий будет выждать.
— А если мы не согласны? — спросил Питер.
— Тогда я отошлю вас домой на шаттле, который вы сами выберете, и буду молиться, чтобы вы благополучно приземлились.
— Вы нас отпустите?
— Вы мой гость, а не пленник.
— Давайте тогда это проверим. Мы улетаем на следующем шаттле. На котором прилетели вы. Обратным рейсом.
— Слишком скоро, — возразил Графф. — Мы не успеем подготовиться.
— И он тоже. Я предлагаю, — сказал Питер, — чтобы вы пошли к Апханаду и велели ему обеспечить строжайшую секретность нашего немедленного отлета. Он не должен сообщать даже Даймаку.
— Но если он и есть тот, кто… — начала мать.
— То он не сможет послать сигнал, — закончил Питер. — Разве что найдет способ, чтобы информация просочилась и стала известна всем на станции. Вот почему необходимо, министр Графф, чтобы вы оставались с ним после того, как ему скажете. Чтобы, если это он, он не мог послать сигнала.