Эндер Виггин (сборник) — страница 205 из 556

И еще одна небольшая новость. Одна из американских новостных сетей привела комментарий отставного генерала, который почти наверняка получал информацию с американских спутников-шпионов. Вот какие его слова привлекли внимание Петры:

— Чего я не понимаю, так это почему войска, выведенные из Индии несколько дней назад для отражения угрозы в Синьцзяне, не используются в Синьцзяне и не отсылаются обратно в Индию. Четверть всей китайской армии сидит сложа руки.

Петра показала это Бобу, и он улыбнулся:

— Вирломи отлично поработала. Она их задержала на три дня. И сколько пройдет времени, пока у китайской армии в Индии просто кончится боезапас?

— Нам с тобой только вдвоем пари держать бессмысленно.

— Хватит смотреть войну, давай работай.

— А зачем ждать сигнала от Ахилла? Ты меня еще не убедил, что он вообще его пошлет. Почему не принять приглашение Питера и не поучаствовать с ним в штурме комплекса?

— Потому что если Ахилл решит, что заманил нас в ловушку, он впустит нас без выстрела. Никто не погибнет.

— Кроме нас.

— Во-первых, Петра, никаких «нас». Ты — беременная женщина, и как бы ни была ты талантлива в делах войны, я просто не смогу иметь дело с Ахиллом, если женщина, носящая моего ребенка, подвергается опасности.

— Так что мне, сидеть снаружи и смотреть, не зная, что там происходит и жив ты или нет?

— Нам что, начинать спор? Что мне все равно через несколько лет умирать и, если я погибну, но спасу наших эмбрионов, ты все равно сможешь иметь детей. Если погибнешь ты, то у нас не будет даже того ребенка, которого ты носишь сейчас.

— Нет, не надо начинать спор! — сердито бросила Петра.

— И потом, ты не будешь сидеть снаружи и смотреть, потому что ты останешься в Дамаске, наблюдая за театром военных действий и читая Коран.

— Или раздирая себе лицо ногтями от муки незнания. Ты действительно оставил бы меня здесь?

— Пусть Ахилл заперт в комплексе Гегемонии, но у него всюду есть люди, готовые на него работать. Вряд ли он потерял многих из них, когда пересохли китайские источники. Если они пересохли. Я хочу, чтобы ты здесь осталась, потому что очень в стиле Ахилла было бы убить тебя задолго до того, как ты окажешься около комплекса.

— А почему ты не думаешь, что он так же убьет тебя?

— Потому что он захочет убить детей у меня на глазах.

Петра, не в силах с собой справиться, разразилась слезами и согнулась над клавиатурой.

— Ты прости, — сказал Боб. — Я не хотел, чтобы ты…

— Конечно, ты не хотел, чтобы я плакала. Я тоже не хотела плакать. Не обращай внимания.

— Не могу. Я едва разбираю, что ты говоришь, а сейчас у тебя на клавиши сопля капнет.

— Это не сопля! — заорала Петра на Боба, потом коснулась лица рукой и убедилась, что он прав.

Она шмыгнула носом, рассмеялась, побежала в ванную, высморкалась и перестала плакать.

Когда она вернулась, Боб лежал на кровати, закрыв глаза.

— Ты прости, — сказала Петра.

— Это ты прости.

— Я знаю, что ты должен лететь один. Я знаю, что должна остаться. Все это я знаю, но мне это совсем не по душе, вот и все.

Боб кивнул.

— Так почему ты не ищешь? — спросила Петра.

— Потому что только что оно пришло.

Она подошла к его компьютеру и посмотрела на экран. Боб подключился к сайту аукционов, и на мониторе висело объявление:


Требуется доброкачественная утроба

Пять человеческих эмбрионов, готовых к имплантации. Родители — выпускники Боевой школы, погибшие в катастрофе. Владельцу необходимо сбыть их с рук немедленно. Вероятность рождения необычайно одаренных детей. Для каждого ребенка, успешно имплантированного и выращенного, будет установлен трастовый фонд. Кандидаты должны доказать, что не нуждаются в этих деньгах. Фонды для пяти победителей будут храниться в сертифицированной фирме до полной оценки предложений.


— Ты ответил? — спросила Петра. — Или предложил цену?

— Я послал запрос, в котором сообщил, что хотел бы получить все пять и прибыть за ними лично. Для ответа я дал ему один из своих почтовых ящиков.

— И ты не проверил почту, не посмотрел, нет ли там чего в этом ящике?

— Петра, я боюсь.

— Приятно слышать. Значит, ты все-таки не псих.

— Он умеет выживать, как никто. Он найдет способ вывернуться.

— Нет, — сказала Петра, — не выживать. Убивать он умеет.

— Он жив, — возразил Боб. — Значит, умеет.

— Никто его уже полжизни не пытается убить. В таких условиях выжить не трудно. А по твоему следу много лет идет патологический убийца, а ты — вот он.

— Я не очень волнуюсь насчет того, что он меня убьет, хотя мне такой исход не слишком нравится. Я все еще надеюсь умереть по причине высокого роста — когда меня зашибет низко летящим самолетом.

— Ну тебя с твоим кладбищенским юмором!

— Но если он меня убьет, а сам выберется живым, что будет с тобой?

— Он не выберется живым.

— Пусть так. Но если погибну я и все дети?

— У меня останется вот этот.

— Ты пожалеешь, что меня любила. Я все равно не понял почему.

— Я никогда не пожалею, что любила тебя, и рада, что сумела как следует достать, чтобы ты тоже решил, что любишь меня.

— Не позволяй только никому называть нашего ребенка глупыми кличками за малый рост.

— Без стручковых имен?

На компьютере замигал значок входящей почты.

— Тебе письмо, — сказала Петра.

Боб вздохнул, сел, перегнулся через стул и открыл письмо.


Мой самый старый друг! У меня пять подарочков, и на каждом написано твое имя. Только очень немного времени осталось, чтобы тебе их вручить. Жаль, что ты мне так мало доверяешь, потому что я никогда не пытался причинить тебе вред, но так уж сложилось, и потому я не возражаю, чтобы ты привел с собой вооруженный эскорт. Мы встретимся на открытом месте, в восточном саду. Восточные ворота будут открыты. Ты и первые пятеро, кто будет с тобой, могут войти. Если попытается войти кто-то шестой, вы все будете убиты на месте.

Я не знаю, где ты, так что не знаю, сколько времени тебе понадобится, чтобы сюда добраться. Когда ты приедешь, я тебе отдам твое имущество в рефрижераторном контейнере, поддерживающем необходимую температуру в течение шести часов. Если среди твоего сопровождения найдется специалист с микроскопом, можешь изучить образцы на месте, и потом специалист их вынесет.

Но я надеюсь, что мы сможем немного поболтать о старых временах. Вспомнить добрые дни, когда мы принесли цивилизацию на улицы Роттердама. Долгую дорогу с тех пор прошли мы с тобой — оба мы изменили мир. И я изменил его сильнее, чем ты, детка, — завидуй.

Правда, ты женился на единственной женщине, которую я в этой жизни любил, так что, возможно, счет равный.

Естественно, наш разговор был бы куда более приятным, если бы кончился тем, что ты вывел меня из городка и дал мне свободно уехать в любое место по моему выбору. Но я понимаю, что это не в твоей власти. Мы, гении, все же ограничены в своих возможностях. Мы знаем, что лучше для всех, но все равно не можем найти способ убедить низшие создания поступать по-нашему. Они просто не понимают, насколько были бы счастливее, если бы перестали думать сами за себя. Они для этого просто не приспособлены.

Ладно, Боб, это шутка. Или голая правда — часто они совпадают.

Поцелуй за меня Петру. И дай мне знать, когда открыть ворота.


— Он действительно думает, будто ты поверишь, что он собирается просто отдать тебе детей?

— Видишь, он прямо намекает на обмен: эмбрионы на свою свободу.

— Единственный обмен, на который он намекает, Боб, — это твоя жизнь в обмен на жизнь детей.

— А, — сказал Боб. — Ты так это поняла?

— Именно это он и говорит, и ты это знаешь. Он хочет, чтобы ты умер вместе с ним, прямо там.

— Вопрос не в этом, а в том, действительно ли эмбрионы у него.

— Насколько мы знаем Ахилла, — сказала Петра, — они уже в какой-нибудь лаборатории в Москве или Йоханнесбурге, если не в мусорной куче в Риберао.

— Кто теперь ударился в пессимизм?

— Очевидно, что он не смог их пристроить для имплантации, значит, они символизируют его провал. Ценности они не представляют. Зачем их отдавать тебе?

— Я не сказал, что принимаю его условия.

— Но ты их примешь.

— В каждом похищении самый трудный момент — обмен, выкуп заложника. Кто-то всегда должен кому-то поверить и отдать свое преимущество раньше, чем это сделает другой. Но этот случай по-настоящему необычен, потому что он у меня ничего не просит.

— Кроме твоей смерти.

— Но он знает, что я и так умираю. Все это кажется бессмысленным.

— Он безумен, Джулиан, ты в курсе?

— Да, но в его безумии есть система. Я имею в виду, что он не шизофреник, он видит ту же реальность, что видим мы. Он не обманывается иллюзиями, у него лишь патологическое отсутствие совести. Так как он видит финал этой пьесы? Он хочет просто застрелить меня при входе? Или позволит мне победить, даже убить его, а издевка будет заключаться в том, что эмбрионы, которые он мне отдаст, не будут нашими, а будут результатом ужасного скрещивания двух по-настоящему тупых людей. Может быть, журналистов.

— Боб, ты опять шутишь, и я…

— Я должен лететь ближайшим рейсом. Если ты придумаешь что-нибудь, что мне следует знать, сообщи почтой. Я обязательно ее хоть раз посмотрю перед тем, как пойти на рандеву с этим парнишкой.

— У него их нет, — сказала Петра. — Он их отдал своим дружкам.

— Вполне возможно.

— Не уезжай.

— Это невозможно.

— Боб, ты умнее его, но преимущество его в том, что он злее.

— Не рассчитывай на это.

— Ты не понимаешь, что я знаю вас обоих, как никто другой?

— И как бы ни думали мы, что знаем людей, в конце концов они оказываются для нас полными незнакомцами.

— Боб, скажи, что ты так не думаешь.

— Это самоочевидная истина.

— Я тебя знаю! — настаивала она.

— Нет, Петра, не знаешь. Но это ничего, потому что я и сам себя не знаю, и даже не знаю тебя. Мы никогда не понимаем никого, в том числе себя. Тсс, Петра, послушай! Вот что мы сделали: мы создали нечто новое. Нашу семью. Она состоит из нас двоих, и мы тоже стали немножко иными вместе. Это мы знаем. Не ты, не я, а мы, которые вместе. Сестра Карлотта говорила что-то из Библии, как мужчина и женщина вступают в брак и становятся одной плотью. Очень загадочно и немного жутко, но в каком-то смысле это так. И когда я умру, у тебя не будет Боба, но ты все еще останешься Петра-и-Боб или Боб-и-Петра, как бы ни назвать то, что мы создали.