Хань-Цзы, проскользнув в кабинку, устроился напротив, и тут же понял, что знает этого пожилого господина, но не помнит, как его зовут.
— Прошу не называть меня по имени, — предупредил тот.
— Запросто, — ответил Хань-Цзы. — Я его не помню.
— Еще как помнишь, — усмехнулся его собеседник. — Просто не помнишь моего лица. Мы не слишком часто встречались. Но с командиром джиша виделись постоянно.
Только теперь Хань-Цзы вспомнил последние недели в Командной школе — на Эросе, когда они думали, будто участвуют в очередных учениях, но на самом деле вели далекие флотилии на завершающую схватку с королевами ульев. Эндеру, их командиру, тогда не разрешали с ними общаться, но позже они узнали, что в тесном контакте с ним работал старый полукровка-маори, капитан грузового корабля. Он обучал и тренировал Эндера, изображая его противника в играх-симуляциях.
Мэйзер Рэкхем. Герой, спасший человечество от неминуемой гибели во время Второго нашествия. Все считали его погибшим в бою, но на самом деле его отправили в бессмысленное путешествие с субсветовой скоростью, и благодаря релятивистским эффектам он остался жив, получив возможность присутствовать при последних сражениях войны.
Он был древней историей в квадрате. Времена на Эросе, в составе джиша Эндера, казались другой жизнью. А Мэйзер Рэкхем был самым знаменитым человеком в мире за десятилетия до них.
Самым знаменитым человеком в мире — но почти никто не знал его в лицо.
— Всем известно, что вы пилотировали первый корабль колонистов, — сказал Хань-Цзы.
— Мы лгали, — ответил Мэйзер Рэкхем.
Хань-Цзы молча ждал.
— Для тебя есть место главы колонии, — сказал Рэкхем. — Бывшая планета жукеров, бо́льшая часть колонистов — китайцы. Немало интересных задач для лидера. Корабль отправится сразу же, как только ты поднимешься на его борт.
О подобном предложении можно было только мечтать. Бежать с охваченной беспорядками Земли, из погрузившегося в хаос Китая! Вместо того чтобы ждать, когда тебя казнит злобное и слабое китайское правительство, вместо того чтобы бессильно наблюдать, как корчится китайский народ под пятой мусульманских завоевателей, — он мог сесть в прекрасный чистый звездолет, который унесет его в космос, на планету, куда никогда не ступала нога человека, чтобы основать там колонию, где навеки будут почитать его имя. Он сможет жениться, завести детей и, вероятнее всего, обрести счастье.
— Сколько у меня времени на обдумывание? — спросил Хань-Цзы.
Рэкхем взглянул на часы, потом снова на него, но не ответил.
— Не слишком большое окно для возможностей, — заметил Хань-Цзы.
Рэкхем покачал головой.
— Предложение крайне привлекательное, — сказал Хань-Цзы.
Рэкхем кивнул.
— Но я не рожден для подобного счастья, — объяснил Хань-Цзы. — Нынешнее правительство Китая лишилось небесного мандата[79]. Если я переживу смену власти — возможно, пригожусь новому правительству.
— И именно для этого ты рожден? — спросил Рэкхем.
— Я прошел испытание, — сказал Хань-Цзы. — Я — дитя войны.
Кивнув, Рэкхем достал из внутреннего кармана авторучку и положил ее на стол.
— Что это? — спросил Хань-Цзы.
— Небесный мандат, — ответил Рэкхем.
Хань-Цзы понял, что авторучка — некое оружие. Ибо небесный мандат всегда даровался в кровавые времена.
— Аккуратнее с теми штучками, что в колпачке, — предупредил Рэкхем. — Потренируйся с круглыми зубочистками.
Затем он встал и вышел через заднюю дверь ресторана. Можно было не сомневаться — там его ждал транспорт.
Хань-Цзы хотелось вскочить и броситься за Рэкхемом, чтобы его забрали в космос, освободив от всего, что ждало его впереди. Но вместо этого он накрыл авторучку ладонью и, проведя ею по столу, спрятал в карман брюк. Графф и Рэкхем предполагали, что скоро ему понадобится личное оружие. Но как скоро?
Достав шесть зубочисток из маленького контейнера, стоявшего у стены рядом с соевым соусом, Хань-Цзы поднялся и направился в туалет. Там он осторожно снял с ручки колпачок, не позволив выпасть спрятанным в нем четырем отравленным стрелкам с оперением на конце, затем отвинтил верхнюю часть. Вокруг центральной трубки с чернилами обнаружились четыре отверстия. Механизм был устроен таким образом, чтобы автоматически поворачиваться после каждого выстрела. Духовой револьвер.
Хань-Цзы зарядил в четыре гнезда четыре свободно вошедших туда зубочистки, затем снова свинтил ручку. Перо прикрывало отверстие, откуда должны были вылетать стрелки. Когда он поднес верх ручки ко рту, кончик пера послужил прицелом. Оставалось навести на цель и выстрелить.
Навести на цель и дунуть.
Он дунул.
Зубочистка ударила в стену туалета примерно в том месте, куда он целился, всего на фут ниже. Оружие явно предназначалось для ближнего боя.
Хань-Цзы истратил оставшиеся зубочистки, выясняя, насколько выше нужно целиться, чтобы попасть в мишень с расстояния в шесть футов. На большее размеров помещения не хватало. Собрав зубочистки, он выбросил их в унитаз и тщательно зарядил ручку настоящими стрелками, держа их за оперенную часть древка.
Смыв воду, он вернулся в ресторан. Никто его не ждал. Заказав обед, он неторопливо поел. Не было никакого смысла встречать опасность на голодный желудок, к тому же еда оказалась неплохой.
Расплатившись, он вышел на улицу. Домой идти не собирался. Если ждать там, пока его арестуют, придется иметь дело с мелкими сошками, которые не стоят того, чтобы тратить на них отравленную стрелку. Вместо этого он махнул велорикше и поехал в Министерство обороны.
Там, как всегда, были толпы народа. «Жалкое зрелище», — подумал Хань-Цзы. Подобное количество военных бюрократов имело смысл несколько лет назад, когда Китай завоевывал Индокитай и Индию, рассылая повсюду миллионы солдат, чтобы править миллиардом покоренных. Но теперь правительство непосредственно контролировало лишь Маньчжурию и северную часть Китая. Персы, арабы и турки ввели военное положение в крупных портовых городах на юге, а большая армия последних заняла Внутреннюю Монголию, готовая в любое мгновение прорвать китайскую оборону. Еще одна большая китайская армия была изолирована в Сычуани — правительство запретило войскам сдаваться, вынудив многомиллионные силы существовать за счет того, что производила единственная провинция. По сути, они оказались в осаде, теряя силы и испытывая постоянную ненависть со стороны местного населения.
Вскоре после прекращения огня случился даже государственный переворот, оказавшийся в итоге фарсом, — одни политики просто сменили других. Всего лишь повод для отказа от условий перемирия.
Никто из бюрократов не лишился работы. Именно военные толкали Китай к новому экспансионизму — и именно военные потерпели неудачу. Но только одного Хань-Цзы освободили от его обязанностей и отправили домой.
Ему не смогли простить, что он назвал их глупость своим именем. Он постоянно предупреждал их, но его каждый раз игнорировали. Каждый раз, когда он показывал выход из созданного ими же самими затруднительного положения, никто не обращал внимания на предложенные им планы, продолжая принимать решения на основании бравады, иллюзий о непобедимости Китая и желания сохранить лицо.
На последнем совещании лицо он их вынудил потерять окончательно. Он, молодой человек, осмелился в присутствии пожилых и весьма авторитетных личностей назвать их дураками, каковыми те и являлись. Он во всех подробностях изложил им причины столь позорных неудач. Он даже сказал им, что они лишились небесного мандата — что традиционно считалось поводом для смены династии. То был непростительный грех с его стороны, поскольку нынешняя династия заявляла, что вообще не является династией и империей, но лишь безупречно выражает волю народа.
Забыли они лишь об одном: что китайцы все еще верили в небесный мандат и понимали, когда правительство переставало им обладать.
Когда Хань-Цзы показал у ворот комплекса свой недействительный пропуск и его тотчас же пропустили, стало ясно, что есть лишь одна вообразимая причина, по которой его еще не арестовали или не убили.
Они не осмеливались.
И это лишь подтверждало — Рэкхем был прав, вручив ему четырехзарядное оружие, которое назвал небесным мандатом. Внутри Министерства обороны действовали некие силы, которых Хань-Цзы не замечал, сидя дома и дожидаясь, пока кто-то решит, что с ним делать. Ему даже не перестали платить жалованье. Среди военных царили паника и замешательство, и теперь Хань-Цзы понял, что причиной тому — он сам. Его молчаливое ожидание стало подобием пестика, постоянно толокшего в ступе военных поражений.
Ему следовало догадаться, что его обвинительная речь не только унизила и привела в ярость его «начальство», но и возымела куда большее действие. Стоявшие возле стен помощники все слышали и наверняка знали, что каждое сказанное Хань-Цзы слово — правда.
Возможно, его уже десяток раз приказывали арестовать или убить. И те, кому отдавались эти приказы, несомненно, могли подтвердить, что передали их дальше. Но они передавали дальше и историю Хань-Цзы, бывшего курсанта Боевой школы, входившего в джиш Эндера. Солдатам, которым приказывали его арестовать, говорили и о том, что, если бы слова Хань-Цзы приняли во внимание, Китай не потерпел бы поражение от мусульман и их заносчивого мальчишки-халифа.
Мусульмане победили потому, что им хватило ума поставить их собственного члена джиша Эндера, халифа Алая, во главе своих войск — во главе всего их правительства, самой их религии. Но китайское правительство не стало слушать своего эндеровца, а теперь приказывало его арестовать.
И при всех этих разговорах наверняка произносились слова «небесный мандат».
А солдатам, если они вообще покидали свои казармы, похоже, не удавалось найти квартиру Хань-Цзы.
За недели, прошедшие с окончания войны, правительство уже должно было осознать собственную беспомощность. Если солдаты отказывались исполнить столь простой приказ, как арест пристыдившего командование политического врага, значит военному руководству грозила серьезная опасность.