ичиной тому тревога за друзей — во всяком случае, друзей Эндера и Петры, — которые сражались сейчас не на жизнь, а на смерть в Индии, имея крайне мало шансов на победу.
А потом, меняя Эндеру пеленку, он вдруг понял. Вероятно, все дело было в имени его ребенка. А может, горько подумал он, в том, чем были измазаны его руки.
Закончив пеленать младенца, Боб оставил его в кроватке, где дремлющая Петра обязательно услышала бы его плач, а затем отправился на поиски Питера.
Естественно, увидеться с Питером было не так-то просто. Нельзя сказать, что в Рибейран-Прету царила жуткая бюрократия, но теперь, когда Питер мог позволить себе платить за несколько уровней защиты, ее все же хватало. Нет, стоявших на посту охранников не было, но — секретарша тут, чиновник там… Бобу пришлось объясняться трижды — в полшестого утра, — прежде чем он сумел встретиться хотя бы с Терезой Виггин.
И если так подумать, ему этого даже хотелось.
— Питер говорит по телефону с какой-то важной шишкой из Европы, — сказала она. — То ли подлизывается сам, то ли к нему подлизываются — зависит от того, о насколько большой и могущественной стране речь.
— Так вот почему все так рано на ногах?
— Он пытается вставать пораньше, чтобы захватить бо́льшую часть рабочего дня в Европе. Что непросто, поскольку обычно это всего лишь несколько утренних часов. Их утренних часов.
— Может, тогда я поговорю с вами?
— Интересно, что у тебя за дело? — спросила Тереза. — Настолько важное, что ты поднялся в полшестого, чтобы встретиться с Питером, но, похоже, все же не настолько, поскольку, узнав, что он говорит по телефону, ты решил, что можно обсудить свой вопрос и со мной?
Горькая ирония в ее словах не ускользнула от Боба.
— Значит, он все так же относится к вам, как к номинальной матери?
— Разве бабочка советуется с коконом?
— А… как к вам относятся другие ваши дети?
Лицо ее помрачнело.
— Это и есть твое дело?
Боб не вполне понял, что она имеет в виду: «это тебя не касается» или «ты только за этим и пришел»? Он решил, что, скорее всего, первое.
— Эндер — мой друг, — сказал Боб. — Больше, чем кто-либо, кроме Петры. Мне его не хватает. Я знаю, на его корабле есть ансибль. Вот и подумал…
— Мне сорок шесть лет, — произнесла Тереза. — Когда Вэл и Эндрю доберутся до цели, я буду… старухой. С чего им мне писать?
— То есть они не писали?
— Даже если и писали, МФ не счел нужным мне об этом сообщить.
— Насколько я помню, у них проблемы с доставкой почты. Похоже, они считают, что лучший метод семейной терапии — «с глаз долой, из сердца вон».
— А может, Эндрю и Валентину просто нельзя беспокоить. — Тереза что-то напечатала на клавиатуре. — Вот. Очередное письмо, которое я никогда не отправлю.
— Кому вы пишете?
— Не «кому», а «для кого». Вы, иностранцы, постоянно коверкаете английский язык.
— Я говорю не на английском, а на общем. На общем говорят «кому».
— Я пишу Вирломи и прошу ее понять, что Сурьявонг до сих пор ее любит и ей вовсе незачем пытаться играть роль индийской богини, когда она может стать ею по-настоящему, выйдя замуж и родив детей.
— Она не любит Сури, — сказал Боб.
— Значит, кого-то другого?
— Индию. Для нее это нечто намного большее, чем патриотизм.
— Матриотизм. Никто не воспринимает Индию как отчизну.
— А вы — матриарх. Даете материнские напутствия выпускникам Боевой школы.
— Только тем из джиша Эндера, кто теперь стал главой государства, или вождем повстанцев, или в данном случае начинающим божеством.
— У меня к вам один вопрос, — сказал Боб.
— Ага, возвращаемся к теме?
— Эндер получает пенсию?
— Пенсию? Думаю, да. Да, конечно.
— И что происходит с его пенсией, пока он путешествует со скоростью света?
— Полагаю, накапливаются проценты.
— То есть вы ею не распоряжаетесь?
— Я? Вряд ли.
— А ваш муж?
— Деньгами распоряжаюсь я, — сказала Тереза. — Теми, которые у нас есть. Мы пенсию не получаем. Как, собственно, и жалованье. Мы просто иждивенцы. В университете мы оба числимся в отпуске, поскольку потенциальным заложникам слишком опасно находиться там, где нас могут похитить враги. Конечно, главный похититель мертв, но… мы остаемся здесь.
— Значит, деньги Эндера хранит МФ?
— К чему ты клонишь? — напрямик спросила Тереза.
— Не знаю, — ответил Боб. — Вытирал малышу Эндеру задницу и вдруг подумал: сколько же там дерьма.
— Дети все сосут и сосут, но грудь не становится меньше. А какают даже больше, чем можно добыть из груди, не превратив ее в сморщенную тряпку.
— А потом я подумал: я знаю, какую пенсию получаю, и это весьма немало. Собственно, мне даже до конца жизни можно не работать. И Петре тоже. Бо́льшую часть денег мы попросту инвестируем в разные предприятия, и доход быстро растет — скоро он будет больше, чем первоначально вложенная нами пенсия. Отчасти, конечно, благодаря тому, что у нас хватает инсайдерской информации. Ну, знаете, какая война скоро начнется, а какая закончится поражением и все такое.
— Хочешь сказать, кто-то должен надзирать за деньгами Эндрю?
— Вот что я вам скажу, — заявил Боб. — Я выясню у Граффа, кто ими занимается.
— Собираешься их куда-то вложить? — спросила Тереза. — Заняться брокерством или финансовым менеджментом, когда Питер наконец добьется мира во всем мире?
— Меня уже не будет, когда Питер…
— Боб, ради всего святого, не воспринимай меня всерьез. Я все прекрасно понимаю. И предпочитаю не думать, что ты можешь скоро умереть.
— Я просто хотел сказать, что не слишком подхожу, чтобы управлять… портфелем Эндера.
— Тогда — кто?
— Разве не «для кого»?
Тереза поморщилась:
— Нет. Даже по-английски.
— Не знаю. У меня нет кандидатов.
— И потому ты хотел посоветоваться с Питером?
Боб пожал плечами.
— Но в том нет никакого смысла. Питер совершенно не разбирается в инвестициях, и… нет-нет. Понимаю, к чему ты ведешь.
— Как, если я даже сам не уверен?
— Уверен, не сомневаюсь. Ты считаешь, что Питер пользуется средствами Эндрю, растрачивая пенсию брата.
— Вряд ли Питер назвал бы это растратой.
— А как тогда?
— По мнению Питера, Эндер, вероятно, покупает правительственные облигации, выпущенные Гегемонией. Так что, когда Гегемон станет править миром, Эндер получит четыре процента годовых, необлагаемых налогом.
— Даже я знаю, что это паршивое вложение.
— С финансовой точки зрения — возможно. Миссис Виггин, Питер распоряжается намного большими деньгами, чем скудные долги, которые все еще платят Гегемонии несколько стран.
— Долги растут и падают, — сказала Тереза.
— Это он вам говорит?
— К этим делам ближе Джон-Пол. Когда мир опасается войны, в Гегемонию идет поток денег. Не слишком большой, но все же.
— Когда я впервые здесь оказался, тут были Питер, вы двое и солдаты, которых я привез с собой. А также пара секретарей и множество долгов. Однако у Питера всегда хватало денег, чтобы посылать нас на вертолетах, — деньги на топливо, деньги на боеприпасы…
— Боб, чего ты добьешься, обвинив Питера, будто он растрачивает пенсию Эндера? Ты же знаешь — Питер от этого не становится богаче.
— Нет, зато он становится Гегемоном. А Эндеру когда-нибудь могут понадобиться деньги.
— Эндер никогда не вернется на Землю, Боб. Какую ценность будут иметь деньги на новой планете, где он собирается основать колонию? Что в том плохого?
— То есть вы согласны с тем, что Питер обманывает собственного брата?
— Если действительно обманывает — в чем я сомневаюсь.
Тереза напряженно улыбнулась, и глаза ее на долю мгновения вспыхнули, словно у оберегающей детеныша медведицы.
— Вы готовы защищать сына, который с вами, даже если он обманывает сына, которого с вами нет?
— Почему бы тебе не вернуться к себе и не позаботиться о собственном ребенке, вместо того чтобы лезть в дела моего?
— Первопроходцы ставили фургоны в круг, чтобы защититься от стрел индейцев…
— Ты мне нравишься, Боб. И за тебя я тоже беспокоюсь. Мне будет тебя не хватать, когда ты умрешь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Петре пережить трудные времена. Но держи свои слоновьи лапы подальше от моего сына. Если ты не заметил — на его плечах тяжесть всего мира.
— Пожалуй, все-таки не стану сегодня говорить с Питером.
— Рада была помочь, — сказала Тереза.
— Не передавайте ему, что я заходил, ладно?
— С удовольствием. Собственно, я уже про тебя забыла.
Повернувшись к компьютеру, она снова что-то напечатала. Боб надеялся, что она пишет бессмысленные слова и строки букв, не в силах от злости сочинить что-либо вразумительное. У него даже возникло искушение подсмотреть. Но Тереза была хорошим человеком, она просто защищала сына, и не было никакого смысла превращать ее во врага.
Боб вышел. Длинные ноги уносили его намного дальше и быстрее, чем обычного человека, идущего столь медленным шагом. Но хоть и шел не торопясь, он чувствовал, как учащается сердцебиение, словно после небольшой пробежки.
«Сколько у меня еще осталось времени? Уже меньше, чем вчера».
«Мне нравится этот мальчик, — подумала Тереза, глядя вслед Бобу. — Он настолько предан Эндеру и абсолютно прав, подозревая Питера. Питер просто не мог бы поступить иначе. Не удивлюсь, если он восстановил нас на полную ставку в университете, просто ничего нам не говорит, и сам обналичивает наши чеки.
Однако, может, ему тайно платит Китай, или Америка, или какая-то другая страна, которая ценит его деятельность как Гегемона.
Или как Линкольна. Или… Мартелла, если статьи Мартелла действительно писал он. От них прямо-таки несло пропагандистскими методами Питера, но стиль был совершенно непохож, и вряд ли на сей раз это могла быть Валентина. Неужели он нашел другого подставного писателя?
Может, кто-то крупно вкладывался в дело Мартелла, и Питер получал деньги, чтобы приумножать свои? Вряд ли. О подобных пожертвованиях наверняка пошли бы слухи. Питер не настолько глуп, чтобы взимать плату, если это может его скомпрометировать.