Когда халиф Алай, наш современный Тамерлан, решит, что ему хочется иметь красивую большую кучу человеческих черепов (в наши дни так трудно найти хороших дизайнеров), он может вывести в поле огромную армию и сосредоточить ее на своих границах там, где пожелает.
Если Гегемон будет пассивно сидеть и ждать, пытаясь «сдержать» Алая за забором из союзов, он рискует внезапно оказаться пред лицом превосходящих сил противника в любой момент, когда Алай решит нанести удар.
Ислам, кровожадная «односторонняя религия», имеет на своем счету лишь чуть меньше человеческих жертв, чем жукеры.
Гегемону пора начать соответствовать своему титулу и предпринять решительные упреждающие действия — предпочтительно в Армении, где его войска смогут ударить подобно ножу в горло ислама. А когда он это сделает, придет время пробудиться Европе, Китаю и Америке, присоединившись к нему. Мы должны объединиться против общей угрозы, точно так же, как в свое время объединились против инопланетного нашествия.
От: PeterWiggin%personal@FreePeopleOfEarth.fp.gov
Кому: PetraDelphiki%getlost@FreePeopleOfEarth.gov
Тема: Последняя статья Мартелла
Зашифровано кодом: * * ** * *
Расшифровано кодом: * * ** * ** * *
Воистину — «ударить подобно ножу в горло ислама». С помощью какой громадной армии? Какая авиация сможет нейтрализовать мусульман и одновременно перенести эту громадную армию через горную местность между Арменией и «горлом» ислама?
К счастью, пусть даже Алай и Вирломи поймут, что в статьях Мартелла полно фуфла, но мусульманская пресса славится своей паранойей. Они точно поверят в угрозу. Так что давление оказано и игра началась. Ты — прирожденный подстрекатель, Петра. Пообещай, что никогда не попытаешься выступить против меня ни на каких выборах.
Хотя погоди. Я ведь пожизненный Гегемон, верно?
Хорошая работа, мамочка.
Халиф Алай и Вирломи сидели рядом во главе стола для совещаний в Чичламе, который мусульманская пресса продолжала называть Хайдарабадом.
Алай не понимал, отчего Вирломи так беспокоит, что он отказался настоять, чтобы мусульмане называли город его домусульманским именем. У него хватало проблем и без бессмысленных унизительных переименований. В конце концов, индийцы не завоевали свою независимость — самоуправления они добились, вступив в брак. Естественно, это было куда лучше, чем война, но без военной победы попытки Вирломи настаивать на символах триумфа, вынуждая непобежденных завоевателей сменить название, которое они использовали для собственной правительственной резиденции, выглядели совершенно неуместными.
В последние дни Алай и Вирломи провели несколько встреч. На конференции глав мусульманских государств они выслушали жалобы и предложения столь различных народов, как индонезийцы, алжирцы, казахи и йеменцы. На намного более спокойной конференции мусульманских меньшинств они не отказали себе в удовольствии ознакомиться с революционными фантазиями потенциальных джихадистов с Филиппин, из Франции, Испании и Таиланда. А в промежутке устраивали банкеты для министров иностранных дел Франции, Америки и России, слушая их наводящие тоску советы.
Неужели эти властители древних рушащихся империй не замечали, что их нации давно сошли со сцены? Да, русские и американцы все еще обладали внушительными армиями, но куда девалось их стремление к мировому господству? Они думали, будто до сих пор в состоянии командовать людьми, подобными Алаю, который обладал властью и умел ею пользоваться.
Но халиф Алай был способен без всякого вреда для себя делать вид, будто эти нации все еще что-то значат в мире, успокаивая их мудрыми кивками и утешительными словами, а они, вернувшись домой, могли со спокойной совестью считать, будто помогают продвигать «мир на Земле».
После Алай жаловался Вирломи: неужели американцам мало, что весь мир пользуется их долларом и позволяет им контролировать деятельность МФ? Неужели русским недостаточно, что халиф Алай держит свои войска вдали от их границ и ничего не делает для поддержки мусульманских повстанцев в их пределах?
И чего ожидали от Алая французы, когда он услышал, каково мнение их правительства? Неужели они не понимали, что теперь они лишь зрители в великой игре, причем по собственному выбору? Игроки не собирались позволять болельщикам вмешиваться, как бы хорошо те в свое время ни играли.
На всех этих встречах Вирломи лишь снисходительно слушала и молчала. У большинства участников создавалось впечатление, будто она лишь подставная фигура, а все бразды правления в руках халифа. Впрочем, подобное мнение никому не вредило. Но Алай и его ближайшие советники знали, что дело обстоит совершенно иначе.
Сегодняшняя встреча была намного важнее. За столом собрались те, кто реально руководил мусульманской империей, — доверенные лица Алая, которые следили, чтобы главы различных исламских государств поступали так, как требовал от них халиф, и не выражали при этом недовольства его крепкой хваткой. Поскольку Алай пользовался восторженной поддержкой большей части мусульман, у него имелось мощное орудие воздействия, позволявшее добиться сотрудничества со стороны их правительств. Но пока что не хватало влияния, чтобы создать независимую финансовую систему, и ему приходилось полагаться на пожертвования служивших ему разнообразных республик, королевств и государств.
Сидевшие за столом следили, чтобы деньги поступали в Хайдарабад, а повиновение расходилось из него во все стороны, желательно — с минимальными трениями.
Самое удивительное, что все эти люди нисколько не стали богаче с тех пор, как Алай назначил их на соответствующие посты. Несмотря на все возможности брать взятки или присваивать себе часть денег, они оставались чисты. Ими двигала лишь преданность делу халифа и гордость, что им доверили столь почетную и ответственную работу.
Вместо одного визиря у Алая их была целая дюжина. И сейчас они собрались за столом, чтобы дать ему советы и выслушать его решения.
И каждого из них приводило в негодование присутствие Вирломи.
Та даже не пыталась как-то изменить их отношение. Несмотря на то что говорила она редко и коротко, голос ее звучал столь же тихо, а жесты были столь же загадочны, как и среди индусов. Но в мусульманских традициях не существовало богинь — возможно, лишь в Индонезии и Малайзии, где подобные верования пытались уничтожить в зародыше. Вирломи среди них выглядела инопланетянкой.
Камер не было, и играть роль перед данной публикой не имело никакого смысла. Почему же она продолжала изображать из себя богиню?
Неужели после того, как она в течение нескольких лет играла эту роль, чтобы поддержать индийское сопротивление, она действительно поверила в божественное вдохновение? Одна лишь мысль об этом могла показаться смешной. Если бы мусульмане полагали, что Вирломи и впрямь так считает, они бы ожидали от Алая, что он разведется с ней и покончит с этой чушью. Они согласились с тем, что Алай, словно Соломон в древности, может жениться на женщинах из многих королевств, символизируя подчинение этих королевств исламу, так же как жена подчиняется мужу.
Вирломи не могла считать себя богиней — в этом Алай не сомневался. С подобными предрассудками покончили бы еще в Боевой школе.
И Боевая школа была давно позади, и бо́льшую часть времени Вирломи провела в одиночестве, окруженная почитанием и лестью. Случилось многое, способное изменить любого. Она рассказывала ему о том, как началась кампания по строительству Великой Индийской стены из камней на дорогах, как ее собственные поступки на ее глазах превратились в массовое движение и как она впервые стала святой, а затем богиней, скрываясь в Восточной Индии.
Когда она объясняла ему про сатьяграху, он думал, что понял. Ты жертвуешь всем, выступая за правое дело без причинения вреда другим. И все же она убивала людей из оружия, которое держала в собственной руке. Бывали времена, когда она не уклонялась и от войны. Когда она рассказала ему про свой отряд воинов, который остановил целую китайскую армию, помешав ей снова вторгнуться в Индию и даже снабжать войска, которые систематически уничтожали персы и пакистанцы Алая, он понял, сколь многим обязан ее талантам командира и лидера, способного вдохновить солдат на невероятные подвиги, талантам наставника, который мог обучить крестьян, превратив их в жестоких и действенных воинов.
Вирломи, девушка из Боевой школы, жила где-то посередине между сатьяграхой и всеобщей резней.
А может, и нет. Возможно, жестокие противоречия в ее собственных поступках привели к тому, что она переложила ответственность на другого. Она служила богам, сама была богиней. И потому для нее не являлось чем-то необычным сегодня жить по законам сатьяграхи, а завтра похоронить под каменной лавиной целый конвой.
Ирония заключалась в том, что чем дольше Алай с ней жил, тем больше он ее любил. Она была прекрасной и доброй женой и разговаривала с ним открыто, по-девичьи, словно они были школьными друзьями. Словно они были еще детьми.
«Но ведь мы и есть дети?» — размышлял Алай.
Нет. Он уже стал мужчиной, хотя ему не исполнилось и девятнадцати. А Вирломи была старше его и вовсе не ребенком.
Но у них обоих не было детства. Даже вместе они были одиноки, и их брак, скорее, напоминал игру в мужа и жену. И тем не менее он приносил им радость.
А когда они приходили на встречу, подобную сегодняшней, Вирломи могла отбросить прочь свой игривый нрав и естественное девичье поведение, превратившись в раздражающую всех индуистскую богиню, продолжавшую вбивать клин между халифом Алаем и самыми верными его слугами.
Естественно, членов совета беспокоили Питер Виггин, Боб, Петра и Сурьявонг. Статью Мартелла восприняли со всей серьезностью. И столь же естественно, что Вирломи отмахнулась от этой темы в свойственной ей раздражающей манере:
— Мартелл может писать что хочет. Это ничего не значит.
Стараясь ей не противоречить, Хадрубет Сасар по прозвищу Колючка заметил очевидное: