— Ты собирался убить меня, Цинциннат. Вот только я не слышу в твоем голосе сожаления. Одну лишь откровенную наглость.
— И что ты намерен делать, отец? Убить меня? Ты же знаешь, что я был прав. Ты лишь бессмысленно расходуешь наши…
— Да, знаю — ты еще настолько юн и невежествен, что думаешь, будто я тебе больше не нужен, — сказал Боб. — Но когда-нибудь ты вновь вернешься в человеческую вселенную, совершенно не готовый к тому, что там встретишь, — ибо ты настолько полон высокомерия, что тебе даже в голову не приходит, что есть немало тех, кто во многом тебя превосходит.
Сержант промолчал.
— Я жил среди них. В детстве, на улицах Роттердама, я сумел выжить среди самых диких человеческих существ и встретил среди них самых лучших и самых цивилизованных. Я знаю, как люди развязывают войны. Я знаю, как они замышляют убийства. Я знаю, что их интересует: множество вещей, о которых ты даже понятия не имеешь. И ты хочешь убить меня, когда я еще почти ничему тебя не научил…
— Почему же ты нас не учил? — требовательно спросила Карлотта. — Ты даже не объяснил нам, что мы еще многого не знаем.
— Мне казалось, что вы еще не готовы или вам просто неинтересно, — ответил Боб. — Но поскольку мое сердце может отказать в любой момент, возможно, уже стоит давать вам уроки. Начнем с того, что люди крайне недовольны, когда их пытаются убить.
— Прости, что вызвал твое недовольство, — сказал Сержант; ему уже лучше удавалось изображать сожаление, но все же не совсем.
— Как правило, они будут пытаться убить тебя. Ты умен, Цинциннат, но слишком мал. Обычный десятилетний мальчишка мог бы тебя прикончить без особых усилий. А взрослый вообще заломал бы голыми руками.
— Что, правда? — не поверил Сержант. — По моим сведениям, мало кто готов убить ребенка.
— В таком случае твои сведения неверны. Альфа-самцы определенного типа убивают детей инстинктивно, и требуются усилия всего общества, чтобы помешать им это делать по любому малейшему поводу. А ты дал повод куда более серьезный.
— Мы — твои дети, — сказала Карлотта. — Ты рассказывал нам историю про Проныру и Ахилла, про то, как ты первый раз привел Ахилла в свой джиш и велел Проныре его убить.
— Тогда мы называли это «семьей» — джиш был уже потом, позже. И — да, я велел ей убить Ахилла и был прав, поскольку Ахилл оказался социопатом, готовым убить каждого, кто его унижал. Я сам этого не знал, пока не увидел его поверженным и униженным, и только тогда понял. От него исходила непосредственная угроза. Он должен был умереть — ради безопасности Проныры и детей, которых она защищала. Но она его не убила, и в конце концов он задушил ее и бросил в Рейн. Как это соотносится с нашей нынешней ситуацией?
— Ты потребляешь слишком много наших ресурсов… — начал Сержант.
— Я потребляю ровно вдвое больше калорий, чем обычный взрослый человек, а вы втроем потребляете столько же, сколько один взрослый, — в сумме получается потребление на троих на корабле, который может обеспечить существование двадцати взрослых в течение десяти лет или пяти в течение сорока лет. Ты меня озадачиваешь, Сержант. Почему ты считаешь, что я должен умереть? Неужели я стал слишком обременителен?
— Я высказала свою мысль, — сказала Карлотта. — А ты, как всегда, отвлекся на разговоры с одним из мальчишек.
— Жаль, что твоя мать воспитывала тебя в духе феминизма. Ты лишь попусту обижаешься, Карлотта. Ты вспомнила, как я настаивал на том, чтобы убить Ахилла, но вряд ли имела в виду, что, если в твоем возрасте мне хотелось убить опасного врага, вы тоже должны замышлять убийства.
— Собственно, именно это я и имела в виду, — невозмутимо заявила Карлотта. — В некотором смысле.
— Я тебе ответил. Почему ты не слушаешь? На улицах Роттердама все было просто — или убью я, или убьют меня. Если бы мы не убили Ахилла, он убил бы нас. В итоге он успел натворить немало ужасного до того, как умер. Вас же не устраивает только одно — потребляемые мной ресурсы. Если уж проводить аналогии, я пришел в компанию Проныры умирающим от голода малышом.
— Таким же, как мы? — скептически уточнила Карлотта.
— Даже меньше, — вмешался Эндер. — Я читал его показатели, когда он проходил испытания для Боевой школы, а это было уже после того, как его компания несколько месяцев хорошо питалась. По сравнению с ним мы в том же возрасте были здоровяками.
— Ты изучал его данные? — спросила Карлотта.
— Подлиза, — буркнул Сержант.
— Он — единственный случай синдрома Антона до нас, — пояснил Эндер. — Естественно, я изучил всю информацию о его физическом и умственном развитии.
— Продолжая мой ответ на ложное сравнение Карлотты, — сказал Боб, — я был еще одним голодным ртом, который пришлось бы кормить Проныре, и вряд ли мог чем-то пригодиться ее небольшой компании ребятишек. Проныра могла вышвырнуть меня вон — меня могли бы избить до смерти даже за попытку к ним присоединиться. Такое бывало во многих компаниях и даже хуже. Понаблюдав за ней, я понял, что она мне сочувствует — в той степени, в какой позволяли жестокие условия жизни на улице. В отличие от меня сегодняшнего, я представлял несомненную угрозу для их выживания — истощал ресурсы и вряд ли мог помочь найти новые. Но она меня выслушала и поняла. Понимаешь? Ее первой реакцией на угрозу было вовсе не желание убить. Она дала мне шанс.
— И ее сострадание в конце концов ее же и погубило, — заметил Сержант.
— Но не ее сострадание ко мне, — возразил Боб.
— Как раз ее сострадание к тебе, — заявил Сержант. — Ты ведь уговорил ее, предложив найти мальчишку постарше, который будет тебя защищать, чтобы ты смог пробраться на суповую кухню и раздобыть там приличной еды, верно?
Боб понимал, к чему тот клонит, но дал ему закончить.
— Верно.
— И ты даже предложил в качестве такого мальчишки Ахилла, поскольку он был рослый, но хромой, и потому ему нужна была компания Проныры, которая помогала бы ему прокормиться, точно так же, как он был нужен тебе в качестве защиты от хулиганов и воров.
— Я был прав во всем, кроме того, что выбрал Ахилла, и ошибся в нем лишь потому, что не мог ничего знать, пока не увидел его реакцию на наши попытки его задирать и издеваться над ним.
— Но если бы она с самого начала тебя прогнала, она бы не погибла.
Боб вздохнул:
— Что тогда можно было предвидеть, Сержант? Мой план отлично сработал, и все стали лучше питаться. Возможно, если бы я не ошибся, Проныра прожила бы дольше, но все те ребята и так существовали на грани выживания, и некоторые наверняка бы умерли. Я не предвидел убийства — но в точности понял социальную динамику.
— Думаю, Карлотта привела удачный пример, — сказал Сержант. — Когда ты окружен врагами, приходится быть безжалостным.
Боб снова взревел:
— Где твои враги, придурок?
Сержант слегка съежился, но все же набрался храбрости.
— Вся человеческая вселенная! — заорал он.
— Вся человеческая вселенная либо не догадывается о твоем существовании, либо ты нисколько ее не интересуешь, — спокойно сказал Эндер.
— А стоило бы догадываться! — крикнул Сержант, разворачиваясь к брату. — Они дали обещание и не сдержали его! Они нас бросили!
— Вовсе нет, — возразил Боб. — Те, кто дал обещание, на самом деле его сдержали, так же как и следующее поколение, и следующее за ним.
— Но они так ничего и не нашли, — сказал Сержант.
— Они нашли больше двухсот возможностей, которые не сработали, хотя некоторые и дают определенную надежду. Для того, кто знает, как работает наука, это немало. Возможно, нам придется найти пятьсот тупиковых вариантов, прежде чем мы получим нужный ответ, и они оказали нам огромную помощь.
— Но они перестали искать. — Карлотта была столь же упряма, как и Сержант.
— От этого они не становятся нашими врагами. В конце концов, Карлотта, вы с Сержантом не сделали абсолютно ничего, чтобы помочь нам с Эндером в наших исследованиях. Если верить твоим аргументам, вы — точно такие же наши враги, поскольку игнорируете наши жизненные интересы.
— Этот корабль — наш мир, — горячо отозвалась Карлотта. — Откуда нам знать, может, мы проживем здесь всю жизнь. Кто-то же должен уметь починить и наладить все, что для нее требуется.
— Я тоже умею, — сказал Боб.
— Но ты ничего не делаешь, ты просто живешь в этом ящике, боясь пошевелиться, чтобы не умереть от сердечного приступа.
— Я могу управлять отсюда «Щенком», что и делал несколько раз, когда требовался ремонт.
— А когда ты умрешь, кто будет это делать? Я, — сказала Карлотта. — Я вовсе не забросила твой проект по излечению синдрома Антона, я тоже в нем участвую — в той степени, в какой это необходимо для нашего выживания.
— Верно, — согласился Боб. — И я это одобряю. Не стоило мне валить тебя в одну кучу с Сержантом, когда я обратил его обвинения против него самого.
— А я готовлюсь защищать нас от врагов, — сказал Сержант.
— Полная чушь, — возразил Боб. — Тебе понадобилось дня три, чтобы понять, как сделать из корабельного оборудования оружие, и ты тренировался по несколько минут в день, чтобы стать сильным и ловким на случай сражения с врагами — если нам вдруг попадутся враги маленького роста, которые не застигнут тебя врасплох и будут нападать только по одному, как на видео. Все остальное время ты фантазировал о несуществующих врагах, а потом пытался заставить брата и сестру жить в твоей параноидальной вселенной.
— Когда нам встретятся враги, ты будешь только рад, что я…
— Вы же все гении, — резко бросил Боб. — Когда появится враг, любой из вас сможет его перехитрить, не тратя неделю за неделей на жизнь в полном безумии.
— Ты называешь меня сумасшедшим? — уточнил Сержант. — И это слова великого воина, который посадил Питера Виггина на пост Гегемона? — Он повернулся к Эндеру. — Я не изучал медицинские данные Великана, я изучал его сражения.
— Я не сажал Питера ни на какой пост, — возразил Боб. — Я помог ему покончить с войнами, угрожавшими уничтожить человечество после того, как мы победили жукеров.