— Легко говорить правду, — заметила Новинья, — когда никого не любишь.
— Ты на самом деле так считаешь? — удивилась Эла. — Кажется, я кое-что знаю, мама. Думаю, нельзя, невозможно сказать правду о человеке, если не любишь его. Я думаю, Голос любил отца, Маркано. Он понимал его и полюбил еще до того, как произнес Речь.
Новинья не ответила, понимая, что это правда.
— А еще я знаю, что он любит Грего, и Квару, и Ольяду, и Миро, и даже Квима. И меня. Я знаю, уверена, что он любит меня. И когда он дает мне понять, что любит, я знаю, что это правда, — он никогда никому не лжет.
Слезы наконец хлынули из глаз Новиньи и потекли по щекам.
— А я лгала вам — вам и всем остальным, — сказала она. И голос ее был таким усталым и слабым. — Но вы должны все равно верить мне, когда я говорю, что люблю вас.
Эла обвила ее руками и — впервые за много лет — почувствовала ее тепло. Потому что обман, стоявший между ними, исчез. Голос снес этот барьер, и теперь им не нужно прятаться и быть настороже друг с другом.
— Ты думаешь об этом чертовом Голосе даже сейчас, — прошептала мать.
— Как и ты, — ответила Эла.
Они одновременно рассмеялись.
— Да, — согласилась мать. Потом она перестала смеяться и поглядела в глаза дочери. — Он всегда будет стоять между нами?
— Да. Но как мост, а не как стена.
Миро заметил свинксов, когда они были уже на середине склона. По лесу свинксы передвигались совершенно бесшумно, но через капим пробираться не умели — он скрипел под их ногами. Или, возможно, отвечая на призыв Миро, они не считали нужным скрываться. По мере того как они приближались, Миро узнавал бегущих: Стрелок, Человек, Мандачува, Листоед, Чашка. Он не окликнул их, и они не сказали ни слова, когда добрались до ограды. Теперь они стояли и молча смотрели друг на друга. Ни один зенадор еще не вызывал свинксов к ограде. Их неподвижность выдавала смятение.
— Я больше не могу приходить к вам, — сказал Миро.
Они молча ждали объяснений.
— Фрамлинги узнали о нас. О том, что закон нарушен. Они запечатали ворота.
Листоед потер подбородок:
— Ты не знаешь, что заметили фрамлинги?
Миро горько засмеялся:
— Спроси лучше, чего они не заметили. С нами был один фрамлинг.
— Нет, — возразил Человек. — Королева Улья говорит, что Голос тут ни при чем. Она сказала, что они увидели все это с неба.
«Спутники?»
— Но что они могли увидеть с неба?
— Возможно, охоту, — предположил Стрелок.
— Или стрижку кабр, — продолжил Листоед.
— Или поля амаранта, — добавил Чашка.
— Или все это, вместе взятое, — подытожил Человек. — А еще они могли заметить, что жены позволили родиться тремстам и еще двадцати детям, с тех пор как сняли первый урожай амаранта.
— Три сотни?
— И еще двадцать, — кивнул Мандачува.
— Они поняли, что еды будет много, — объяснил Стрелок. — Теперь мы уверены, что выиграем следующую войну. Мы посадим наших врагов в больших новых лесах на равнине. И в каждом новом лесу жены посадят материнское дерево.
Миро почувствовал тошноту. Вот для этого они работали и рисковали всем? Чтобы дать этим свинксам временный перевес над каким-нибудь другим племенем? Он чуть было не сказал вслух: «Либо умер не затем, чтобы вы ринулись завоевывать мир». Но привычка взяла верх, и он спокойно спросил:
— А где новые дети?
— К нам не послали маленьких братьев, — объяснил Человек. — У нас и так слишком много работы: мы учимся у вас, потом передаем знания другим общинам братьев. Мы просто не сможем еще и растить маленьких. — Потом гордо добавил: — Из этих трехсот половина — дети моего отца, Корнероя.
Мандачува серьезно кивнул:
— Жены очень уважают вас за то, чему вы нас научили. И они очень надеются на Голос Тех, Кого Нет. Но то, что ты сказал нам сейчас, просто ужасно. Если фрамлинги возненавидели нас, что мы можем сделать?
— Не знаю, — ответил Миро. Его мозг крутился на полных оборотах, пытаясь переварить всю информацию, которую ему только что выдали свинксы. Триста двадцать новорожденных. Демографический взрыв. И каким-то образом Корнерой стал отцом половины. До нынешнего дня Миро просто отмахнулся бы от этого утверждения, списав предполагаемое отцовство Корнероя на тотемическую религию свинксов. Но, посмотрев, как дерево само себя выкорчевывает и распадается на предметы в ответ на пение, он уже готов был усомниться в правильности своих прежних убеждений.
Но что толку сейчас в новых знаниях? Ему больше не позволят писать доклады. Он не сможет работать. Следующую четверть столетия он проведет на борту корабля, а его делом займется кто-то другой. Или, что много хуже, никто.
— Не грусти, — улыбнулся Человек. — Вот увидишь, Голос устроит так, что все закончится хорошо.
— Голос… Да, он, пожалуй, многое сможет сделать. Он уже оказал такую услугу мне и Кванде. Моей сестре.
— Королева Улья говорит, что он обязательно научит фрамлингов любить нас.
— Научит фрамлингов, — повторил Миро. — Ему лучше сделать это побыстрее. И он все равно не успеет спасти меня и Кванду. Они хотят арестовать нас и увезти с планеты.
— К звездам? — радостно спросил Человек.
— Да, к звездам, чтобы судить. Чтобы наказать нас за то, что мы помогали вам. Туда лететь двадцать два года, и они никогда не позволят нам вернуться.
Свинксы замолчали на мгновение — обдумывали услышанное. «Прекрасно, — подумал Миро. — Пусть подумают, как это Голос все славно для них устроит. Я тоже доверял Голосу, и это не принесло мне добра». А свинксы тем временем совещались между собой.
Человек отделился от группы и подошел к ограде:
— Мы спрячем вас.
— Они никогда не найдут вас в лесу, — подтвердил Мандачува.
— У них есть машины, которые могут отыскать меня по запаху, — ответил Миро.
— Да? А разве закон не запрещает им показывать нам такие машины? — удивился Человек.
Миро покачал головой:
— Не важно. Ворота запечатаны. Я не могу перебраться через ограду.
Свинксы переглянулись.
— Но у вас же там растет капим, — сказал Стрелок.
Миро тупо посмотрел на траву:
— Ну и что?
— Пожуй, — подсказал Человек.
— Зачем?
— Мы видели, как люди жуют капим, — вмешался Листоед. — Несколько дней назад мы видели, как Голос и человек в длинной одежде стояли и жевали капим.
— Да и раньше часто видели, — кивнул Мандачува.
Миро зашипел от нетерпения:
— Ну а при чем тут ограда?
Свинксы снова переглянулись. Потом Мандачува наклонился, сорвал длинный стебель капима, осторожно свернул его в клубок, засунул в пасть и начал медленно, тщательно жевать. Не прекращая жевать, опустился на землю. Остальные свинксы тут же принялись толкать его, тыкать пальцами под ребра, щипать. Мандачува и виду не подавал, что замечает это. Наконец, когда Человек особенно жестоко, с вывертом ущипнул Мандачуву, а тот не отреагировал, свинксы хором сказали на мужском языке:
— Ты готов. Сейчас. Пора. Ты готов.
Мандачува поднялся, зашатался на мгновение, потом встряхнулся, подбежал к ограде, вскарабкался наверх, оттолкнулся от края и плюхнулся на четвереньки с той стороны, где стоял Миро.
Когда Мандачува коснулся ограды, Миро тоже вскочил на ноги и закричал. Когда он замолчал, Мандачува уже стоял рядом с ним, фыркая и отряхиваясь.
— Но это же невозможно, — пробормотал Миро. — Она же стимулирует все чувствительные к боли нервные окончания. Перелезть через ограду… Так не бывает.
— Да, — сказал Мандачува.
С другой стороны ограды Человек скрежетал ороговевшей кожей на бедрах.
— Он не знал. Люди не знают.
— Значит, это анестезия, — догадался Миро. — Она не дает вам чувствовать боль.
— О нет, — ответил Мандачува, — мне было больно. Ужасно больно. Худшая боль на свете.
— Корнерой говорит, что ограда много хуже смерти, — вставил Человек.
— Боль повсюду.
— Но вам безразлично, — понял Миро.
— Это происходит не с той душой, — объяснил Мандачува. — Боль чувствует душа животного. А вот древесной душе все равно. Капим заставляет тебя быть только древесной душой.
И тут Миро вспомнил одну деталь, которую когда-то упустил из виду, — на фоне смерти Либо она не казалась важной. Рот мертвеца был забит плотным комком капима. И то же самое у всех убитых свинксов. Анестезия. Убийство, чудовищная пытка, но цель ее — не боль. Они давали жертвам болеутоляющее. Не хотели, чтобы те мучились.
— Давай, — сказал Мандачува, — жуй траву и пошли с нами. Мы спрячем тебя.
— Кванда, — напомнил Миро.
— Да. Я пойду отыщу ее, — кивнул Мандачува.
— Ты не знаешь, где она живет.
— Знаю.
— Мы делаем так много раз в год, — улыбнулся Человек. — Мы помним, кто где живет.
— Но вас никто еще не видел.
— Мы ходим очень тихо, — объяснил Мандачува. — К тому же никому и в голову не приходит высматривать нас.
Миро представил себе, как десятки свинксов ночью крадутся по Милагре. Охрану горожане не ставили. И только немногих невезучих специфика работы заставляла выходить из дому по ночам. А свинксы достаточно малы, чтобы скрываться в зарослях капима и вообще не привлекать внимания. Неудивительно, что они так много узнали про металл и машины, несмотря на все правила, придуманные специально, чтобы помешать им. Наверняка они следили за работой шахт, наблюдали за взлетом и спуском челнока, видели, как фазендейро пашут землю и сажают приспособленный для человека амарант. Понятно, откуда они узнали то, о чем следует спрашивать.
«Какими мы были дураками, когда полагали, что сможем отрезать их от нашей культуры! Они умудрились скрыть от нас куда больше, чем мы от них. Вот тебе и высшая культура!»
Миро выдернул из земли стебель капима.
— Нет, — сказал Мандачува, вынимая стебель из его рук. — Корень не годится. Не пойдет. Если ты съешь корень, это тебе не поможет. — Он выкинул сорванный Миро стебель куда-то в сторону и сам сорвал «правильный» капим — примерно в десяти сантиметрах от земли. Потом свернул в комок и протянул Миро. Миро немедленно начал жевать.