Это была сильная речь. Никто из спутников Эндера не мог посоветовать ему, что отвечать. Человек почти убедил их.
— Ваша мечта — хорошая мечта, — кивнул Эндер. — Об этом мечтают все живые существа. Это желание заключено в самой жизни, в ее корнях — расти, пока весь мир вокруг не станет частью тебя, не окажется под твоим контролем. Это жажда величия. Но есть два пути ее утоления. Первый — убивать все, что не есть ты, переваривать или уничтожать, пока в мире не останется ничего, что противилось бы тебе. Это путь зла. Ты говоришь всей Вселенной: «Только я буду велик, и, чтобы для меня хватило места, остальные должны отдать все, что имеют, и превратиться в ничто». Понимаешь ли ты, Человек, что, если бы люди думали так, поступали так, мы могли бы убить всех свинксов на Лузитании и сделать эту планету нашим домом? Что стало бы с твоей мечтой, если бы мы оказались злыми?
Человек старался понять.
— Я вижу, вы принесли нам драгоценные дары, когда могли забрать у нас то немногое, чем мы владели. Но что пользы от даров, если с их помощью мы не можем стать великими?
— Мы хотим, чтобы вы росли, отправились к звездам и чтобы здесь, на Лузитании, вы были многочисленны и сильны — тысячи матерей, жен, братьев. Мы научим вас выращивать разные растения, разводить животных. Эти женщины — Эла и Новинья — будут работать всю свою жизнь, чтобы создать больше растений, способных жить на Лузитании, и плоды своих трудов станут отдавать вам. Но почему хоть один свинкс из другого дерева должен умирать, чтобы вы получили все это? И почему вы считаете злом то, что мы хотим поделить наши дары на всех?
— Если все станут так же сильны, как и мы, чего мы тогда добьемся?
«В самом деле, чего я жду от этого брата? — подумал Эндер. Его народ всегда измерял свою мощь в сравнении с другим племенем. Их лес — это не пятьдесят или пятьсот гектаров, он больше или меньше леса соседнего племени. Я сейчас пытаюсь за час сделать работу, для которой необходимо поколение, — изменить у них точку зрения на самих себя. Точку отсчета».
— Корнерой велик? — спросил Эндер.
— Я говорю «да», — отозвался Человек. — Он мой отец. Его дерево не старейшее и не самое толстое в лесу, но никто не помнит, чтобы какой-нибудь другой отец принес столько детей в такой короткий срок.
— В каком-то смысле все его дети — это все еще часть его самого? Чем больше детей он зачинает, тем более славным становится?
Человек медленно кивнул.
— И чем больше ты сделаешь в своей жизни, тем сильнее прославишь своего отца, правильно?
— Если дети совершают великие дела — да, это огромная честь для отца.
— Но разве нужно тебе уничтожать остальные великие деревья для вящей славы твоего отца?
— Все не так, — возразил Человек. — Все великие деревья — отцы племени. И все малые деревья — братья.
Но Эндер заметил, что Человек не так уверен, как раньше. Он сопротивлялся идеям Эндера, потому что они были чужды ему, а не потому, что считал их неправильными или непонятными. Он начинал осваивать их.
— Посмотри на жен, — продолжал Эндер. — У них нет своих детей. Они не могут быть великими, подобно твоему отцу.
— Голос, но ты же знаешь, что они — выше всех. Все племя слушается их. Когда они хорошо правят нами, племя процветает; когда племя умножается, жены становятся сильней.
— Несмотря на то, что никто из вас не приходится им сыном.
— Как же это может быть?
— И все же вы создаете их власть и величие. Они вам никто — не мать, не отец, и все же они растут, когда растете вы, и процветают, когда процветаете вы.
— Мы все — одно племя.
— Но почему вы одно племя? У вас разные отцы, разные матери.
— Потому что мы — племя! Мы живем вместе здесь, в лесу, мы…
— Если чужой свинкс из другого племени придет и попросит права остаться и быть вашим братом?
— Мы никогда не сделаем его отцом!
— Но вы попытались сделать это с Пипо и Либо!
Человек тяжело дышал.
— Я вижу, — сказал он. — Они были частью племени. Пришли с неба, но мы приняли их как братьев и пытались сделать отцами. Племя — это то, что мы считаем племенем. Если мы говорим, что племя — это все малыши в лесу и все деревья леса, значит так оно и есть. Даже если половина древних деревьев — павшие воины другого племени. Мы стали одним, потому что сказали — «мы одно».
В душе Эндер восхищался этим маленьким раман. Очень немногие люди могли воспринять эту идею, а тем более распространить ее за узкое определение племени, семьи, нации.
Человек зашел Эндеру за спину, прислонился к нему. Эндер почувствовал его дыхание на своей щеке, а потом Человек прижался к нему щекой. Теперь они смотрели в одном направлении, Эндер понял.
— Ты видишь то же, что и я.
— Вы, люди, вырастете, сделав нас частью себя. Люди, малыши, жукеры — вместе рамен. Тогда мы одно племя, и наше величие принадлежит вам, а ваше — нам. — Эндер почувствовал, как Человек дрожит. — Вы показали нам, теперь мы должны открыть путь другим племенам. Как одно племя, все вместе. Мы поможем им расти. И будем расти с ними.
— Вы можете посылать учителей, — предложил Эндер. — Братья пойдут в другие племена, обретут третью жизнь в других лесах, там вырастут их дети…
— Это странно, тяжело будет объяснить все женам, — посетовал Человек. — Или вовсе невозможно. Их мозг работает совсем не так, как мозг братьев. Брат может думать о сотне разных вещей. Но жена думает только об одном: что хорошо для племени, или еще проще: что хорошо для детенышей и маленьких матерей.
— Можешь ты заставить их понять? — спросил Эндер.
— Много лучше, чем ты, — ответил Человек. — Но возможно, у меня тоже не получится.
— Не думаю.
— Ты пришел, чтобы заключить договор между нами, свинксами этого племени, и вами, людьми, живущими на этой планете. Люди других миров не признают этого договора, да и пеквениньос других лесов не подчинятся ему.
— Мы хотим заключить такой же договор со всеми свинксами.
— И согласно этому договору, вы, люди, обязуетесь научить нас всему, что знаете?
— Так быстро, как только вы сможете учиться.
— Отвечать на все вопросы?
— Если нам известны ответы.
— Так! «Если»! Это не слова для договора! Дай мне прямой ответ, Говорящий от Имени Мертвых! — Человек встал, оторвался от Эндера, прошел вперед, чуть наклонился, чтобы посмотреть ему — сверху вниз — прямо в глаза. — Обещай научить нас всему, что знаешь!
— Обещаю.
— И обещай также вернуть к жизни Королеву, чтобы она помогала нам.
— Я верну ее к жизни. Но вам придется заключать с ней отдельный договор. Она не подчиняется законам людей.
— Ты обещаешь дать ей новую жизнь вне зависимости от того, поможет она нам или нет?
— Да.
— Ты обещаешь повиноваться нашему закону, когда находишься в лесу? И ты согласен, что на землю прерий, необходимую нам, тоже будут распространяться наши законы?
— Да.
— И вы вступите в войну со всеми остальными людьми на всех звездах, чтобы защитить нас и открыть нам путь в космос?
— Уже.
Человек расслабился, отступил, снова уселся на землю. Провел по ней пальцем черту.
— Чего ты хочешь от нас? — спросил он. — Мы будем подчиняться вашим законам в городе и на ваших землях в степи.
— Да.
— Вы не хотите, чтобы мы шли на войну.
— Да.
— И это все?
— Еще одно.
— То, что ты просишь, совершенно невозможно, — сказал Человек. — Поэтому вреда не будет, если попросишь и еще.
— Третья жизнь, — начал Эндер, — когда она начинается? Когда вы убиваете свинкса и он потом превращается в дерево, не так ли?
— Первая жизнь проходит внутри материнского дерева, где мы никогда не видим света, слепо едим мясо наших матерей и пьем соки дерева. Вторая жизнь начинается, когда мы выходим под сень леса и живем в сумерках — бегаем, карабкаемся, ходим, а еще смотрим, поем, разговариваем и делаем вещи своими руками. А в третьей жизни мы тянемся к солнцу и пьем его, мы поднимаемся наконец к полному свету, движемся только под ветром, только думаем и иногда, когда братья барабанят по стволу, говорим с ними. Да, это и есть третья жизнь.
— У людей нет третьей жизни.
Человек ошарашенно уставился на него.
— Когда мы умираем, то, даже если вы сажаете нас, ничего не вырастает. Не получается дерева. Мы не пьем солнце. Когда мы умираем, мы мертвы.
Человек перевел взгляд на Кванду:
— Но вторая книга, которую ты дала нам, все время говорит о жизни после смерти и новом рождении.
— Но мы живем не как деревья, — ответил Эндер. — Ты не можешь прикоснуться к нам или поговорить с нами.
— Я не верю тебе, — сказал Человек. — Если это правда, зачем Пипо и Либо заставили нас посадить их?
Новинья опустилась на колени рядом с Эндером, касаясь его, нет, прижимаясь к нему.
— Как они заставили вас? — спросил Эндер.
— Они принесли великий дар и добились высокой чести. Человек и малыш, вместе. Пипо и Мандачува, Либо и Листоед. Мандачува и Листоед думали, что завоевали третью жизнь, но Пипо и Либо не согласились. Они настояли на том, чтобы получить дар самим. Зачем они делали это, если у людей нет третьей жизни?
Тут зазвучал дрожащий голос Новиньи:
— Что они должны были сделать, чтобы дать третью жизнь Мандачуве и Листоеду?
— Посадить их, конечно, — удивился Человек. — Ну, так же, как сегодня.
— А что сегодня? — потребовал Эндер.
— Ты и я, — расплылся в улыбке Человек. — Человек и Говорящий от Имени Мертвых. Если мы заключим договор, если жены и люди придут к соглашению, это будет славный день, великий день. А потому ты дашь мне третью жизнь. Или я дам ее тебе.
— Собственной рукой?
— Конечно же. Если ты не пожелаешь воздать мне честь, я должен буду воздать тебе.
Эндер вспомнил картину, которую увидел впервые всего две недели назад: Пипо, вскрытый и выпотрошенный, распластан на склоне холма.
— Человек, — начал Эндер, — худшее преступление, которое только может совершить один из людей, — убийство. И самый отвратительный способ совершить его — это взять живое существо и резать его, пока оно не умрет от боли и потери крови.