х любовные сцены, а затем проигрывал ей, чтобы показать, как она выглядит в его глазах?
Миро немедленно устыдился подобных мыслей. «Неужели при виде Ольяду я могу думать только об одном — о его ущербности? А ведь я его столько времени знаю! Тогда чего же я жду от них? Они тоже видят мою ущербность, когда смотрят на меня. Улететь отсюда было хорошей мыслью. Я рад, что Эндрю Виггин предложил мне это. Вот только возвращаться не стоило — незачем. Так что же я здесь делаю?»
Почти против своей воли Миро повернулся и взглянул на Валентину. Она улыбнулась ему, обвила рукой и прижала к себе.
— Все не так плохо, — сказала она.
Не так плохо, как что?
— Меня приветствует один-единственный брат, больше у меня никого нет, — усмехнулась она. — А тебя пришла встречать вся семья.
— Именно, — буркнул Миро.
Только тогда с ним заговорила Джейн, ее голос зазвенел у него в ухе:
— Нет, не вся.
«Заткнись», — мысленно посоветовал ей Миро.
— Один-единственный брат? — поинтересовался Эндрю Виггин. — Тебе меня мало?
Говорящий от Имени Мертвых выступил вперед и заключил сестру в объятия. Неужели Миро и в этих объятиях заметил какую-то неловкость, натянутость? Разве возможно, чтобы Валентина и Эндрю Виггин стеснялись друг друга?
Да это просто смешно. Валентина, твердая как скала, — ведь она Демосфен, ей положено быть такой, — и Виггин, человек, который вторгся в их жизнь и бесцеремонно перекроил по-своему всю жизнь их семьи. Разве им свойственна робость? Разве они могут стать чужими?
— Ты премерзко постарела, — сказал Эндрю. — И исхудала как щепка. Джакт что, совсем тебя не кормит?
— А что, Новинья готовить не умеет? — в ответ спросила Валентина. — Ты, похоже, еще больше поглупел с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я прибыла сюда как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать твою полнейшую умственную деградацию.
— А я-то думал, ты спасешь мир.
— Вселенную. Только тебя я пропущу вперед.
Она снова опустила руку на плечо Миро, другой обняла Эндрю и обратилась ко всем присутствующим:
— Вас здесь очень много, но я чувствую себя так, будто знаю всех без исключения. Надеюсь, что и вы скоро испытаете те же чувства по отношению ко мне и моей семье.
«Какой изящный ход! Одной фразой рассеять напряжение, витавшее в воздухе. Даже у меня на душе стало легче, — подумал Миро. — Она управляет людьми. Как управляет ими Эндрю Виггин. Интересно, этому она у него научилась или он — у нее? Или это в их семействе врожденное? Если уж на то пошло, их брат Питер был верховным правителем, он был настоящим Гегемоном. Ну и семейка! Не менее странная, чем моя. Только они странны своей гениальностью, тогда как моя семья стала странной от боли, мучившей нас долгие годы и калечившей наши души. А я самый странный из всех, самый искалеченный. Эндрю Виггин пришел, чтобы залечить наши раны, и преуспел в этом. Но внутренние повреждения — можно ли когда-нибудь излечить их?»
— Как насчет небольшого пикника? — спросил Миро.
На этот раз рассмеялись все. «Ну как, Эндрю, Валентина? Удачно я пошутил? Помог ли я разрядить обстановку? Помог ли каждому притвориться, будто все рады меня видеть и понимают, кто я такой».
— Она хотела прийти, — сообщила в ухо Миро Джейн. «Заткнись, — повторил Миро. — Я все равно не хотел, чтобы она приходила».
— Она увидится с тобой позже.
«Нет».
— Она замужем. У нее четверо детей.
«Мне теперь все равно».
— Она уже много лет не повторяла твоего имени во сне.
«А мне казалось, мы с тобой друзья».
— Мы действительно друзья. Я могу читать твои мысли.
«Ты постоянно суешь нос не в свое дело, старая сучка, и ты ничего не можешь».
— Она придет к тебе завтра утром. В дом твоей матери.
«Ноги моей там не будет».
— Ты думаешь, сможешь убежать?
Во время этого диалога с Джейн Миро ни слова не слышал из того, что говорилось вокруг, но ничего важного он не пропустил. Муж Валентины и ее дети спустились с борта, и она представляла их гражданам Милагре. В частности, их дяде. Миро весьма удивился, видя, с каким благоговением они обращаются к нему. Ах да, ведь они-то знали, кто он такой на самом деле. Эндер Ксеноцид — да, но также Говорящий от Имени Мертвых, человек, написавший «Королеву Улья» и «Гегемона». Теперь и Миро это знал, но в первый раз он встретил Виггина с неприкрытой враждебностью — в его глазах Эндрю был всего лишь Говорящим от Имени Мертвых, жрецом гуманистической религии, который, казалось, намеревался наизнанку вывернуть членов семьи Миро и выставить на свет Божий все их пороки. Что он и сделал.
«Думаю, мне повезло больше, чем им, — подумал Миро. — Мне повезло принять его как человека прежде, чем я узнал, что на самом деле он один из самых великих людей в истории человечества. Они, наверное, никогда не узнают его так, как я. А вообще-то, я на самом деле не знаю его. Я никого не знаю, и никто не знает меня. Мы проводим наши жизни в догадках о том, что происходит в голове нашего соседа, и, когда вдруг по счастливой случайности угадываем правильно, начинаем считать, что мы «поняли» его. Какая чушь! Даже обезьяна, посади ее за компьютер, какое-нибудь слово да напечатает».
«Вы не знаете меня, никто меня не знает, — мысленно повторил он. — А меньше всех — та проклятая стерва, вечно сующая свой нос куда попало и живущая у меня в ухе. Эй, ты слышала?»
— Твое нытье? Как же я могла пропустить такое?!
Эндрю загружал багаж в машину. Места оставалось максимум для двоих-троих человек.
— Миро, ты поедешь со мной и Новиньей?
Но ответ Миро предупредила Валентина, взяв его за руку.
— Не поддавайся на его уговоры, — сказала она. — Лучше пройдись со мной и Джактом. Мы все привыкли друг к другу за время путешествия на корабле.
— Отлично, — кивнул Эндрю. — Мать не видела его двадцать пять лет, а ты хочешь, чтобы он прогулялся с тобой. Ты сама чуткость.
Эндрю и Валентина продолжали общаться в том насмешливом тоне, который избрали с самого начала, поэтому от решения Миро здесь ничего не зависело. Виггины шутя принялись разбираться между собой. Никогда в жизни он бы не сказал: «Мне надо ехать, я ведь калека». Не мог он принять и брошенный ему вызов, ведь тогда кто-то непременно принялся бы опекать его. Сам спор был затеян так ловко, что Миро даже показалось, что Валентина и Эндрю сговорились между собой заранее. А может, им и не нужно было сговариваться наперед. Может быть, они провели столько лет вместе, что без малейших раздумий выбирали правильный путь, чтобы ни в коем случае не причинить боль или обиду другим людям. Подобно актерам, которые настолько часто исполняли вместе одни и те же роли, что могли без малейшего смущения импровизировать.
— Я, пожалуй, пройдусь, — сказал Миро. — Я пойду кружным путем. Вы идите вперед.
Новинья и Эла было запротестовали, но Миро заметил, как Эндрю тихонько сжал Новинье руку, а что касается Элы, то ее протесты пресек Квим, обняв ее за плечи.
— Иди прямо домой, — сказала напоследок Эла. — Долго или недолго, мы будем ждать тебя. Иди прямо домой.
— Куда ж еще мне идти? — усмехнулся Миро.
Валентина не знала, что случилось с Эндером. Шел всего лишь второй день ее пребывания на Лузитании, но она уже почувствовала: происходит что-то не то. Конечно, неприятностей было достаточно, чтобы заставить Эндера беспокоиться и искать выхода. Он посвятил сестру в проблемы, возникшие у ксенобиологов с десколадой, в суть напряженных отношений между Грего и Кварой, и, конечно, не стоило забывать о флоте, направленном Конгрессом, — о смерти, грядущей с неба. Но Эндеру не впервой приходилось сталкиваться со всякого рода неприятностями, в особенности за годы полетов в качестве Говорящего от Имени Мертвых. Он с головой погружался в проблемы наций и семей, обществ и отдельных людей, пытаясь понять, а затем освободить и исцелить сердца от всяческих недугов. Но никогда он не реагировал на все так болезненно, как сейчас.
Хотя нет, один раз было.
Когда они были совсем детьми, Эндера прочили на должность главнокомандующего флотом, посланным против заселенных жукерами миров. После нескольких лет обучения в Боевой школе его привезли ненадолго на Землю — как выяснилось позднее, это был период затишья перед последней бурей. Эндер и Валентина не виделись друг с другом с тех пор, как ему исполнилось пять лет, им даже не позволяли обмениваться письмами. А затем внезапно воспитатели изменили тактику и привезли Валентину к Эндеру. Он содержался в огромном частном особняке неподалеку от их родного города. Целыми днями он только и делал, что купался или плавал на плоту по озеру, погруженный в себя, совершенно измученный.
Сначала Валентине показалось, что с ним все в порядке, и она безумно обрадовалась, увидев его после долгой разлуки. Но вскоре поняла, что с ним происходит что-то неладное. Только в те дни она не знала Эндера настолько хорошо — ведь он больше половины жизни провел вдалеке от нее. Однако она сразу догадалась, что ему несвойственно настолько уходить в себя. Дело было даже не в этом. У него не осталось мыслей, чтобы в них погружаться, поэтому он словно опустел изнутри, в нем ничего не осталось. Он отделил себя от окружающего мира. И ее задачей было вернуть его назад. Вернуть и показать ему место, которое он занимал в сложной структуре — паутине, сотканной человечеством.
Она сделала это. Поэтому Эндер вернулся в космос и командовал огромным флотом, который наголову разбил жукеров. С тех самых пор Валентина не замечала никаких нарушений в его связи с миром.
А теперь судьба снова разлучила их на значительный срок. Двадцать пять лет для нее и тридцать для него. И снова он кажется каким-то отстраненным. Валентина внимательно изучала Эндера, пока тот вез ее, Миро и Пликт по бескрайним зарослям капима.
— Мы словно маленькая лодочка, затерянная в безбрежном океане, — заметил Эндер.
— Не совсем, — ответила Валентина, припомнив, как один раз Джакт взял ее с собой в один из рейдов, краткосрочный, чтобы только расставить сети. Трехметровые волны высоко подкидывали их, чтобы потом утащить в глубокие провалы. На большой рыбацкой шхуне эти волны практически не замечались, ощущались как не самая сильная качка, но с борта маленького суденышка эти волны выглядели настоящими горами. У Валентины в буквальном смысле слова захватывало дух. Ей пришлось соскользнуть со скамьи на палубу, ухватиться обеими руками за сиденье, и только тогда она смогла облегченно вздохнуть. Тяжелая вздымающаяся масса океана ни в какое сравнение не шла с этой мирной травянистой равниной.