Это гротескное и огромное, просто ужасающее существо вело себя в точности как насекомое. Казалось, все было спокойно, поэтому то, что произошло дальше, буквально ошеломило Валентину. Вместо того чтобы опустить яйцеклад в следующую норку, Королева вдруг повернулась и стремительным движением подхватила одного из рабочих, кружащих поблизости от нее. Зажав извивающегося жукера между двумя внушительными передними лапами, она поднесла его ко рту и одну за другой, по очереди обкусала все его конечности. Как только одна из ног оказывалась откушена, другие начинали биться еще с большей силой, словно взывая о помощи. Валентина облегченно перевела дыхание, когда последняя из ног исчезла в пасти Королевы, потому что, по крайней мере теперь, ей не приходилось терпеть безмолвные страдания рабочего.
Затем Королева Улья засунула тело рабочего в следующую дыру головой вниз. И только тогда ткнулась в нее яйцекладом. Валентина заметила, как на конце яйцеклада начала расти маленькая капелька, постепенно превращаясь в круглый шар. Внутри полупрозрачного комочка слизи вырисовывались очертания яйца. Королева Улья немножко повернулась, чтобы голова очутилась прямо в солнечном потоке, в ее сетчатых глазах зажглись тысячи изумрудных звездочек. И вот тогда яйцеклад полностью скрылся из виду. Когда он поднялся, яйцо все еще цеплялось за его кончик, но при следующей попытке благополучно упало в свою «колыбельку». Еще несколько раз содрогалось брюхо Королевы, погружаясь в дыру; каждый раз, когда оно снова появлялось, его покрывала все более густая паутинка вязких ниточек, сочащихся из ее тела.
— Nossa Senhora, — выдавил Миро.
Валентина поняла, что он сказал, вспомнив испанский аналог выражения: Nuestra Señora — Матерь Божья. Обычно нейтральное выражение, не несущее никакого смысла, в данном случае прозвучало с долей отталкивающей иронии. Не Пресвятая Дева расположилась в этой глубокой пещере. Королева Улья оказалась Праматерью Тьмы — откладывающей яйца в тела обездвиженных рабочих, призванных прокормить личинок, когда те вылупятся.
— Не может быть, чтобы она делала это каждый раз, — промолвила Пликт.
Валентина была очень удивлена, услышав ее голос, но затем поняла, что имела в виду Пликт, и, естественно, та была права. Если в жертву жукеру-личинке каждый раз приносить живого рабочего, то население города просто не будет расти. Да и сам город не возник бы — ведь в распоряжении Королевы Улья не было тел безногих рабочих, чтобы отложить первые яйца, следовательно личинки не были обеспечены пищей.
Рабочие нужны, только когда рождается новая Королева.
Эта мысль прозвучала в мозгу Валентины как ее собственная. Королева Улья помещала яйцо в тело рабочего жукера только в том случае, когда из яйца должна была вылупиться новая Королева. Но вовсе не Валентина подумала так; мысль слишком отчетливо проявилась у нее в голове. Да она и не могла об этом знать, однако информация возникла словно ниоткуда и сразу расставила все на свои места. Именно так, по представлениям Валентины, беседовали с Богом древние пророки и мистики.
— Вы слышали ее? Хоть кто-нибудь? — спросил Эндер.
— Да, — ответила Пликт.
— Кажется, да, — неуверенно произнесла Валентина.
— Слышали что? — переспросил Миро.
— Не что, а кого. Королеву Улья. — Эндер кивнул в сторону жукера. — Она объяснила, что помещает яйцо в тело рабочего только тогда, когда из яйца должна вылупиться новая Королева Улья. Сейчас она должна отложить пять яиц — два из них уже отложены. Она пригласила нас полюбоваться этим зрелищем. Таким образом Королева сообщает нам, что готовится к отправке судна с колонистами. Она отложит пять королевских яиц, а затем выберет сильнейшую из них. Та и полетит.
— А остальные? — спросила Валентина.
— Если еще какая-нибудь личинка необычным образом проявит себя, она поместит ее в кокон. То же самое в свое время произошло с ней. Прочих она убьет и съест. У нее нет выбора: если какой-нибудь из дронов, еще не спарившийся с этой Королевой Улья, коснется тела ее соперницы, он может сойти с ума и попытаться убить главенствующую Королеву. Дроны — очень преданные самцы.
— Все это она вам рассказала? — расстроился Миро.
Королева Улья не могла разговаривать с ним.
— Да, — ответила Пликт.
— Кое-что, — пожала плечами Валентина.
— Освободитесь по возможности от всех лишних мыслей, — посоветовал Эндер. — Напевайте про себя какую-нибудь мелодию. Это помогает.
Тем временем Королева Улья почти закончила третью кладку. Валентина представила себе, что будет, если встать на растущую кучу оторванных конечностей, возвышающуюся рядом с Королевой; они, наверное, захрустят, как сухой хворост, и начнут ломаться с омерзительными щелчками.
Очень мягкие. Ноги не ломаются. Гнутся.
Королева отвечала на ее мысли.
Ты частичка Эндера. Ты можешь слышать меня.
Следующие фразы прозвучали в голове уже четче. Назойливость их бесследно пропала, теперь они возникали как будто более осознанно. Валентина мало-помалу научилась улавливать разницу между репликами Королевы Улья и собственными мыслями.
— Ouvi, — прошептал Миро. Он наконец что-то услышал. — Fala mais, escuto[150]. Скажи еще что-нибудь.
Филотические связи. Ты связан с Эндером. Когда я посредством филотов обращаюсь к нему, ты подслушиваешь. Эхо. Реверберация.
Валентину сначала несколько смутил тот факт, что при общении с ней Королева Улья использовала звездный. Но она быстро поняла, что ошиблась, и дело не в этом. С Миро Королева говорила на его родном языке, португальском, а тот язык, что услышала Валентина, на самом деле был вовсе не звездным, хотя очень схож с ним: это был английский, американский английский, на котором выросла и воспитывалась Валентина. Королеве Улья не нужно было учить языки, она посылала мысли, а мозг сам переводил их на тот язык, который глубже всего отложился в подсознании. Когда Валентина услышала слово «эхо», за которым чуть погодя последовало «реверберация», причиной тому был ее мозг, пытающийся подыскать слова наиболее близкие по значению к термину, который использовала Королева.
Связан с ним. Как наши люди завязаны на мне. Только ты обладаешь свободой воли. Независимый филот. Вы ненормальные все до одного.
— Она шутит, — прошептал Эндер. — На самом деле она так не считает.
Валентина про себя поблагодарила его за это пояснение. Визуальный образ, сопровождавший слова «вы ненормальные», представлял собой огромного слона, растаптывающего человека в лепешку. Это видение пришло из ее детства, из сказки. Она тогда впервые познакомилась со словом «ненормальный». И этот образ напугал ее точно так же, как когда-то напугала сказка. Валентина уже успела возненавидеть присутствие Королевы Улья у себя в голове. Возненавидела за то, с какой легкостью та возвращает к жизни древние, давно забытые кошмары. Все в Королеве Улья было кошмарным. Неужели Валентина когда-то приняла ее как раман? Да, связь наладилась. Наладилась чересчур хорошо. Так что теперь больше смахивала на опасную болезнь мозга.
И то, что она говорила… они прекрасно слышали ее, потому что на филотическом уровне все были связаны с Эндером. Валентина вспомнила, что говорили во время полета Миро и Джейн. Возможно ли, что ее филотические лучи сплетаются с лучами Эндера, а через него с филотическим полем Королевы Улья? Но как такое могло произойти? Каким образом с Королевой Улья вдруг оказался связан сам Эндер?
Это мы связались с ним. Он был нашим врагом. Хотел уничтожить нас. Мы собирались приручить его, усмирить. Как ненормального.
Понимание нахлынуло внезапно, словно настежь распахнулась какая-то дверь. Жукеры не все рождаются смирными и послушными. Они могут обладать признаками личности. Или, по крайней мере, связь с ними может нарушиться. И тогда Королева Улья разработала способ их усмирения: при помощи филотов она соединялась с ними и подминала под себя.
Нашли его. Не смогли усмирить. Слишком силен.
А ведь никто даже не догадывался, какой опасности подвергался Эндер. Никто не понял, что Королева Улья надеется пленить его и сделать из него очередного преданного исполнителя своей воли, превратить в жукера.
Раскинули для него сеть. Вышли на то, чего он так страстно желал. Мы думали, проникли в суть. Придали мысли филотическое ядро. Связали с ним. Но этого было мало. Теперь ты. Ты.
Слова тяжелым молотом обрушивались на мозг Валентины. «Она имеет в виду меня. Она говорит обо мне, мне, мне… — Она отчаянно пыталась вспомнить, кто же такая эта «я». — Валентина. Я Валентина. Она имеет в виду Валентину».
По тебе он так тосковал. По тебе. Надо было найти тебя. Ничего другого ему было не надо. Мы просчитались.
Она ощутила сосущее жжение под ложечкой. Разве такое возможно, чтобы военные предвидели подобную развязку? Неужели то, что Валентину и Эндера так жестоко разлучили, на самом деле спасло его? Неужели, если бы она осталась с Эндером, жукеры через нее завладели бы им?
Нет. Не смогли бы. Ты так же сильна. Мы были обречены. Мы погибли. Он не мог принадлежать нам. Но и тебе он не принадлежал. Никому. Не смогли подавить его, но мы связались с ним на филотическом уровне.
Валентина вспомнила картину, которая привиделась ей на борту корабля: все люди связаны друг с другом филотическими связями, семьи, сплетенные невидимыми путами, дети — с родителями, родители — друг с другом или со своими родителями. Постоянно изменяющаяся сеть, соединяющая людей в одно целое, где бы ни лежали их привязанности. Только теперь основное место в этой схеме принадлежало ей, связанной с Эндером. А через Эндера… с Королевой Улья… Королевой, встряхивающей яйцекладом, липкие нити дрожат, вытягиваются, а на конце подпрыгивает, раскачивается голова Эндера…
Она встряхнула головой, пытаясь изгнать жуткое видение из мозга.
Мы не властны над ним. Он свободен. Он может убить меня, если захочет. Я не буду сопротивляться. Ты убьешь меня?