Возник целый ряд новых гипотез, но большей частью они были настолько далеки от ее понимания, что она отчаялась полностью вникнуть в них. В частности, Ванму никак не могла понять слов Виггина насчет целей и смысла жизни. Они похвалили ее за подсказанную ею мысль, благодаря которой может быть разрешена проблема десколады, но она не могла, не имела права принять эти похвалы, потому что считала их незаслуженными. Ей показалось, будто она всего лишь повторила слова Цин-чжао. Как можно гордиться тем, что вышло благодаря чистой случайности?
Людей следует винить или хвалить только за то, что они сделали намеренно. Ванму всегда инстинктивно верила в этот постулат, хотя и не могла припомнить, чтобы кто-нибудь объяснял ей его. Преступления, в которых она обвиняла Конгресс, были совершены с умыслом, — Конгресс изменил геном людей Пути и создал Говорящих с Богами, он послал молекулярный дезинтегратор, чтобы уничтожить планету, бывшую прибежищем единственных известных во Вселенной разумных рас, не считая человеческой.
Но может быть, конгрессмены вовсе не желали такого результата? Может быть, по крайней мере некоторые из них искренне верили, что, уничтожая Лузитанию, они спасают Вселенную и человека? Ванму была достаточно наслышана о десколаде и знала: если она когда-нибудь попадет на обитаемые миры, всему живому немедленно наступит конец. И кое-кто в Конгрессе, отдавая приказ о создании на Пути Говорящих с Богами, может быть, действительно считал, что все это делается ради блага человечества, а МПС ввели в гены говорящих исключительно для того, чтобы те не вышли из повиновения и не поработили остальных, «нормальных» людей. Может быть, совершая эти ужасные вещи, они руководствовались благими намерениями.
А уж цели, преследуемые Цин-чжао, в любом случае были благородны. Как Ванму могла обвинять ее в чем-либо, когда Цин-чжао на самом деле верила, что исполняет волю богов?
Всякий человек, совершая какой-то поступок, руководствуется благородными намерениями. В своих собственных глазах всякий человек хорош и благороден.
«Но только не я, — подумала Ванму. — Я себе кажусь глупой и слабой. Но они хвалят меня так, будто я куда лучше, чем думаю. И мастер Хань тоже меня хвалит. А эти, другие, говорят о Цин-чжао с жалостью и насмешкой, и я к ней отношусь точно так же. Но разве Цин-чжао повела себя как-нибудь унизительно? А я? Я предала свою госпожу. Она же осталась верной правительству и богам, которые для нее реальны, хотя я больше в них и не верю. Как я могу отличить хороших людей от плохих, если дурные люди, совершая нечто ужасное, всегда найдут способ убедить себя, что на самом деле они действуют из благородных побуждений? А хорошие люди, совершая нечто высокое, все время внушают себе, что они очень и очень плохие? Наверное, совершать добро можно только тогда, когда думаешь о себе плохо. И наоборот, когда внушаешь себе, что ты хороший, ничего, кроме вреда, принести не сможешь».
Этот парадокс оказался слишком сложным для нее. Если судить о людях в противоположность тому, какими они хотят казаться, мир вообще лишится смысла. Разве не бывает случаев, когда хороший человек пытается казаться хорошим? А кто-то, о котором ходят слухи, что он отъявленный негодяй, на деле действительно оказывается таковым. Но как тогда судить о других людях, если не можешь разобраться даже в их поступках и целях?
Да и не только других, Ванму даже себя не могла понять.
«В большинстве случаев я сама не вижу истинной цели того, что делаю. Я пришла в этот дом, потому что мною двигали честолюбивые мотивы и я хотела стать доверенной служанкой Говорящей с Богами. С моей стороны это был чистый эгоизм, а Цин-чжао, приняв меня, проявила благородство и великодушие. А сейчас я помогаю своему хозяину в предательских, преступных деяниях — и каковы мои цели? Чего я хочу добиться? Я даже не знаю, почему я поступаю так, как поступаю. Как я могу судить об истинных намерениях посторонних мне людей? Нет, добро от зла отличить очень тяжело, практически невозможно».
Ванму уселась на циновке и, приняв позу лотоса, спрятала лицо в ладонях. Она как будто в стену уперлась, только эту стену воздвигла сама. О, если только удастся найти способ обойти, обогнуть это препятствие, убрать его с пути — так же, как в любой момент, стоило только захотеть, она могла убрать от лица руки, — тогда она наконец пробьется к правде.
Она убрала руки. Открыла глаза. Взгляд упал на стоявший в противоположном углу комнаты терминал. Сегодня она увидела на дисплее лица Эланоры Рибейра фон Хессе и Эндрю Виггина. И лицо Джейн.
Ванму вспомнила, как Виггин объяснял ей, что такое боги: «Настоящий бог будет учить тебя, чтобы ты стала равной ему». К чему он это сказал? Откуда он знает, какими бывают боги?
Кто-то, кто учит тебя всему, что знает, кто учит поступать так, как поступает сам, — на самом деле он описывал родителей, а не богов.
Только даже среди родителей мало кто исполняет эту заповедь. Многие из них пытаются унизить детей, подавить, сделать рабами. В детстве Ванму достаточно насмотрелась на такое.
Значит, Виггин описывал вовсе не родителей. Он имел в виду хороших родителей. Он объяснял ей не что есть бог, а что есть добродетель. Это желание духовного и физического роста ближнего. Желание видеть в остальных те хорошие черты, которые присущи тебе самому. И делить с людьми, если, конечно, сможешь, тяготы и невзгоды. Это и есть добродетель.
Но что тогда боги? Они желают, чтобы каждый человек знал только добро, имел только достоинства и был благороден духом. Они учат нас, делятся своими знаниями, но никогда и ни к чему не принуждают.
«Точь-в-точь мои родители, — подумала Ванму. — Они бывали очень неловкими, совершали всякие глупости, как и прочие люди, но они были добры. Они действительно заботились обо мне. Даже тогда, когда заставляли трудиться от восхода и до заката, потому что знали: это пойдет мне на пользу. Даже ошибаясь, они все равно оставались добрыми и хорошими людьми. Так, стало быть, их цели и поступки я могу судить. Каждый человек назовет свою цель благородной, но цели и поступки моих родителей действительно были благородны и добры, потому что они искренне хотели помочь мне вырасти более мудрой, более сильной — одним словом, хотели, чтобы я стала лучше, чем они сами. Даже заставляя меня трудиться в поте лица, они знали, что я должна чему-то научиться. Даже причиняя мне боль и страдания, они учили меня».
Вот оно! Если боги вообще существуют, вот какими они должны быть. Подобно хорошим родителям, они должны желать человеку только добра. Но, в отличие от родителей и остальных людей, боги действительно знают, что есть добро, и обладают особой силой совершать добро, пусть даже больше никто не поймет их поступков. Как сказал Виггин, настоящие боги должны быть умнее и сильнее кого бы то ни было. Они должны обладать поистине великим умом и подлинным могуществом, доступными только им одним.
Но обыкновенный человек — такая девчонка, как Ванму, — кто она такая, чтобы судить о богах? Она не поймет их целей, даже если эти цели будут ей показаны и растолкованы. Так как же она узнает, что они хорошие? Хотя, с другой стороны, можно просто поверить им, абсолютно уверовать в них — Цин-чжао именно так и поступила.
Нет. Если боги существуют, они никогда не станут совершать поступков, которые приписывает им Цин-чжао: они не станут порабощать людей, не станут пытать и унижать их.
Если только эти пытки и унижения не пойдут этим людям на пользу…
«Нет!» — громкий крик чуть не сорвался с губ Ванму, снова она зарылась лицом в ладони — на этот раз, чтобы сдержаться и не закричать.
«Я могу судить лишь то, что доступно моему пониманию. Насколько я знаю, боги, в которых уверовала Цин-чжао, способны только на зло. Да, возможно, я ошибаюсь, возможно, моему пониманию недоступна та великая цель, которую они преследовали, превращая Говорящих с Богами в беспомощных рабов или уничтожая целые разумные расы. Но в сердце своем я не могу поступить иначе, кроме как отвергнуть таких богов, потому что не вижу никакого добра в их поступках. Возможно, я глупая, дурочка, и навсегда останусь врагом небожителей, претворяющих в жизнь высокие и недоступные простым смертным планы. Но свою жизнь я могу построить по тем принципам, которые понятны мне, а я прекрасно понимаю, что таких святых, о которых беспрестанно вещают Говорящие с Богами, в природе не существует. А если и существуют, то, значит, находят особое удовольствие в угнетении и обмане, унижении и невежестве. Они действуют так, чтобы принизить людей, а самим возвыситься. Тогда это вовсе не боги. Это враги. Дьяволы.
То же самое и с теми существами, кем бы они ни были, — с создателями вируса десколады. Да, они должны обладать неизмеримым могуществом, чтобы создать подобное орудие. Но в то же время они должны быть бессердечными, эгоистичными, самоуверенными тварями, если думают, что жизнь во Вселенной принадлежит им одним и они вольны манипулировать ею, как захочется. Послать десколаду в иную галактику, нисколько не беспокоясь о тех, кого она убьет, не думая, какие прекрасные создания станут ее жертвами… нет, эти тоже не могут быть богами.
А вот Джейн — Джейн может оказаться богом. Джейн обладает доступом к огромному количеству информации и к тому же неизмеримо мудра. Она заботится о благе других людей, даже когда ее собственная жизнь, ее будущее оказывается под угрозой, даже сейчас, когда дни ее сочтены. И Эндрю Виггин, он тоже может оказаться богом, он так мудр и так добр к людям. Он действует не ради собственной выгоды — он пытается спасти пеквениньос. И Валентина, назвавшаяся Демосфеном, она всю жизнь трудилась, чтобы помочь другим отыскать истину и научиться самим принимать мудрые решения. И мастер Хань, который всегда старался поступать по справедливости, он не изменил себе даже тогда, когда это стоило ему доверия родной дочери. Может быть, даже Эла, пусть она и не знает всего, что ей следовало бы знать, тем не менее она не стыдится принять истину из уст обыкновенной служанки».