— Вы знали, кто мы, еще до того, как мы добрались сюда, — высказалась Ванму. — Вы тогда уже включились в работу Джейн.
— Я думаю, свидетельства говорят сами за себя, — ответил сын Грейс.
— Тогда зачем Джейн привела нас сюда? — спросила Ванму. — Зачем нужна была вся эта чепуха о необходимости нашего присутствия здесь, потому что это поможет остановить лузитанский флот?
— Не знаю, — пожал плечами Питер. — И сомневаюсь, что знает кто-то на Самоа. Может, Джейн просто хотела, чтобы мы побыли в окружении друзей и чтобы она могла найти нас снова. На Священном Ветре такое вряд ли было возможным.
— Кроме того, возможно, — сказала Ванму, — она хотела, чтобы ты был здесь, с Малу и Грейс, когда ей придет время умирать.
— И не только ей, мне тоже, — напомнил Питер. — То есть в смысле мне как Эндеру.
— И кроме того, — продолжала Ванму, — если она больше не могла охранять нас своими манипуляциями с данными, она хотела, чтобы мы были среди друзей.
— Конечно, — подтвердил сын Грейс. — Богиня заботится о своих людях.
— О тех, кто ей поклоняется, ты имеешь в виду? — спросила Ванму.
Питер хмыкнул.
— О своих друзьях, — твердо сказал мальчик. — На Самоа мы относимся к богам с большим уважением, но мы также друзья, и добрым богам мы помогаем, когда можем. Боги иногда нуждаются в помощи людей. Думаю, мы поступили правильно, разве не так?
— Все правильно, — подтвердил Питер. — Вы поступили вполне лояльно.
Мальчик просиял.
Скоро они вернулись к новым компьютерам, наблюдая, как с большой помпой ректор университета нажал клавишу и запустил программу, которая активировала университетский анзибль и осуществляла надзор за ним. Сразу же пришли сообщения и тестовые программы Звездного Конгресса для проведения испытаний и ревизии университетской сети, которые должны были удостовериться в надежности и соответствии системы безопасности и в соблюдении протоколов. Ванму заметила, как замерли в напряжении все присутствующие, кроме Малу, который, казалось, не знал, что такое страх; несколько минут спустя инспекторские программы завершили свою работу и отправили отчет. От Конгресса немедленно пришло новое сообщение, что сеть соответствует протоколу и нормам безопасности. Попыток подделок и взлома не обнаружено.
— Пронесло, — прошептала Грейс.
— А как мы узнаем, что все работает? — тихо поинтересовалась Ванму.
— Нам скажет Питер, — ответила Грейс, удивляясь, что Ванму до сих пор не поняла этого. — Сережка! Самоанский спутник обратится к ней.
Ольядо и Грего стояли, глядя, как считываются данные с анзибля, который двадцать лет был соединен только с шаттлом и кораблем Джакта. Теперь связь была установлена с четырьмя анзиблями других миров, где группы сочувствующих Лузитании или просто друзья Джейн последовали ее инструкциям и сумели частично обойти новые законы. Собственно, никаких сообщений передано не было, поскольку людям нечего было сказать друг другу. Задача была простой — поддерживать связь, чтобы Джейн могла проникнуть в сеть и подсоединиться к нескольким небольшим участкам, оставшимся от ее былой мощи.
На Лузитании вся работа была проделана без участия людей. С программированием справились упорные и трудоспособные работницы Королевы Улья при постоянной помощи пеквенинос. И только в последнюю минуту в качестве наблюдателей пригласили Ольядо и Грего. Но им обоим было понятно, почему так произошло. Джейн говорила с Королевой Улья, а Королева Улья говорила с отцами. А людей Лузитании Джейн не привлекала потому, что среди тех, с кем она обычно сотрудничала, Миро выполнял для нее другую работу, а Эндер перед смертью снял сережку. Ольядо и Грего продолжали обсуждать это, с тех пор как пеквенино Водная Преграда объяснил им, что происходит, и попросил понаблюдать.
— Я думаю, она чувствовала себя немного брошенной, — говорил Ольядо. — Эндер отключил ее, а Миро так занят…
— И без ума от Молодой Валентины, не забывай, — подсказал Грего.
— Вот она и сделала все без помощи людей.
— Как это будет работать? — удивлялся Грего. — Раньше у нее были миллиарды компьютеров. А сейчас — максимум несколько тысяч, по крайней мере доступных напрямую. Совсем мало. Эла и Квара никогда не вернутся домой. И Миро.
— Может быть, и нет, — вздохнул Ольядо. — Не в первый раз мы теряем членов своей семьи на службе великому делу.
Он вспомнил знаменитых родителей матери, Ос Венерадос, которым до канонизации теперь остался только год, конечно, если представители Папы смогут когда-нибудь попасть на Лузитанию, чтобы рассмотреть дело. А их настоящий отец, Либо, и его отец — оба умерли еще до того, как дети Новиньи узнали, что они родственники. Все умерли во имя науки — Ос Венерадос в борьбе за обуздание Десколады, Пипо и Либо в попытке понять пеквенинос. Их брат Квим умер как мученик, пытаясь избавить Лузитанию от опасного раскола между людьми и пеквенинос. А теперь Эндер, их приемный отец, умер ради попытки спасти жизнь Джейн, а с ней и сверхсветовые полеты. Если Миро, Эле и Кваре придется умереть в попытке установить отношения с Десколадерами, это будет в семейной традиции.
— Меня интересует, — добавил Ольядо, — почему это мы так и не были призваны умереть ради благородной цели?
— Не знаю, как там насчет благородных целей, — отозвался Грего, — но на нас нацелен вполне реальный флот. И кажется, он хочет, чтобы мы умерли.
Внезапный взрыв активности в компьютерных терминалах дал им понять, что ожидание закончилось.
— Мы соединились с Самоа, — объявил Водная Преграда. — А теперь Мемфис и Путь. Хегира.
Он сделал легкий пируэт, который пеквенинос неизменно исполняли, когда бывали довольны.
— Все они собираются выйти в диалоговый режим. Программа-ищейка их не обнаружила.
— А этого хватит? — спросил Грего. — Корабль сможет совершить еще один полет?
Водная Преграда искусно пожал плечами.
— Узнаем, когда твоя семья вернется домой, разве не так?
— Мама не хочет назначать похороны Эндера, пока они не возвратятся, — объяснил Грето.
При упоминании имени Эндера Водная Преграда сразу потерял интерес.
— А, тот, кто взял Человека в Третью Жизнь, — сказал он. — Но там почти нечего хоронить.
— Я вот думаю, — продолжал Грего, — сколько пройдет времени — дни, недели, месяцы? — до того, как Джейн сможет снова восстановить всю свою мощь, если вообще сможет.
— Не знаю, — безразлично ответил Водная Преграда.
— Воздуха у них только на несколько недель, — напомнил Грего.
— Он не знает, Грего, — вмешался Ольядо.
— Я понимаю, — вздохнул Грего, — но Королева Улья знает. И скажет отцам. Думаю… словечко-то может просочиться.
— Даже Королева Улья не может знать, что случится в будущем, — пожал плечами Ольядо. — Как можно знать заранее, что у Джейн выйдет, а что нет? Мы снова связаны с другими мирами. Некоторые части ядра ее памяти сохранены и снова связаны с сетями анзиблей, хотя бы и исподтишка. Она может найти их. Но может и не найти. А если найдет, их может оказаться достаточно, а может быть, и нет. Но Водная Преграда не знает.
Грего отвернулся.
— Я понимаю, — снова вздохнул он.
— Всем страшно, — в свою очередь вздохнул Ольядо. — Даже Королеве Улья. Никто не хочет умирать.
— Джейн умерла, но не осталась мертвой, — возразил Грего. — А по словам Миро, айю Эндера ушла живой к Питеру, куда-то в другой мир. Королевы ульев умирают, но их память живет в умах их дочерей. Пеквенинос переходят в новую жизнь и живут как деревья.
— Некоторые из нас, — вставил Водная Преграда.
— А как же мы? — спросил Грего. — Нас уничтожат. Какое будет тогда иметь значение, что у кого-то из нас были планы, какое значение будет иметь работа, которую мы выполнили?
Дети, которых мы вырастили? — Он пристально посмотрел на Ольядо. — Какое значение будет тогда иметь твоя большая и счастливая семья, если всех нас в один момент сотрет с лица Земли эта… бомба?
— Ни одно мгновение в жизни моей семьи не прошло зря, — тихо сказал Ольядо.
— Но цель жизни в том, чтобы двигаться дальше, разве не так? Оставить свой след в будущем.
— Да, — кивнул Ольядо, — но только одна из целей. А другая — это настоящий момент, сегодня. А еще одна — создать сеть связей. Связей от души к душе. Если бы целью жизни было просто ее продление, то ничто другое вообще не имело бы значения, потому что в таком случае «сегодня» всегда было бы только предвкушением и подготовкой к «завтра». Но ведь существуют сбывшиеся надежды, Грего. Существует счастье, которое у нас уже есть. Счастье каждого мгновения. Конец нашей жизни, даже если не осталось ничего, чтобы продолжить ее, если нет никаких последователей или потомков, конец жизни не стирает ее начала.
— Но тогда ее нельзя оценить, — возразил Грего. — Если твои дети умерли, вся твоя жизнь — пустое.
— Нет, — спокойно, но твердо сказал Ольядо. — Ты говоришь так потому, что у тебя нет детей, Грегуино. Но ничего не утрачивается. Ребенок, которого ты держал на руках хотя бы единственный день до своей смерти, не пустое, поскольку одного этого дня достаточно для достижения цели самой по себе.
Ты уже отодвинул небытие на час, на день, на неделю, на месяц. И если мы все умрем здесь, на этой маленькой планете, наша смерть не зачеркнет прожитых нами жизней.
Грего покачал головой.
— Нет, ты не прав, Ольядо. Смерть отменяет все.
Ольядо пожал плечами.
— Тогда зачем же ты прикладываешь усилия и что-то пытаешься делать, а, Грего? Ведь ты все равно когда-то умрешь.
Зачем заводить детей? Ведь и они когда-то умрут; умрут и их дети; все дети умирают. Когда-нибудь звезды улетят или взорвутся. Когда-нибудь смерть накроет всех нас стоячей водой небытия, и ничего не будет всплывать на поверхность, ничего не выдаст того, что мы когда-то здесь жили. Но мы-то жили, и в то время, когда жили, мы были живыми. Правда в том, что было, есть и будет, а не в том, что могло быть, должно случиться или никогда не может произойти. Если мы умрем, наши смерти будут иметь смысл для остальной вселенной. Даже если о нашей жизни никому не было известно, сам факт того, что кто-то жил здесь и умер, эхом отзовется по всей вселенной.