Победитель
21Путем чистой логики
— Мы не собираемся больше ждать доклада полковника Граффа об ущербе, нанесенном здоровью Эндера Виггина. Виггин не нуждается в обучении в Тактической школе, чтобы выполнить работу, которую ему предстоит исполнить. Но нам необходимо доставить сюда всех остальных. Они должны прочувствовать, на что способны старые корабли, прежде чем их переведут в Командную школу и посадят за имитационные машины. Все это требует времени.
— Они успели проиграть лишь несколько игр.
— Я не отводил бы им все то время, которым реально располагаем. Международная Лига Обороны будет находиться в двух месяцах пути от вас, и к тому времени, когда группа покинет Тактическую школу, расстояние от нее до Командования МКФ составит четыре месяца. Таким образом, срок их пребывания в Тактической школе сократится до трех месяцев, после чего они должны быть переведены в Командную. Три месяца, в которые предстоит уложить материал, рассчитанный на несколько лет обучения.
— Я обязан сообщить вам, сэр, что Боб, видимо, прошел последний испытательный тест, подготовленный полковником Граффом.
— Испытание? Проверка? Когда я снимал с занимаемого поста полковника Граффа, я надеялся, что его тошнотворная испытательная программа закончилась вместе с ним.
— Мы не знали, насколько опасен был этот Ахилл. Нас предупредили о том, что некоторая опасность существует, но… он казался таким милым… Я не собираюсь возлагать всю вину на полковника Граффа, как вы понимаете, он просто был не в курсе, не мог знать…
— Знать что?
— Знать, что Ахилл серийный убийца.
— Графф должен чувствовать себя сейчас на седьмом небе от радости. С Эндером их число возросло до двух.
— Я не шучу, сэр. Ахилл имел на своем счету семь трупов.
— А как же он прошел все проверки?
— Он прекрасно чувствовал, как надо отвечать на психологические тесты.
— Только, пожалуйста, не говорите мне, что все семеро были убиты в Боевой школе!
— Восьмое убийство должно было произойти именно здесь, но Боб заставил его покаяться.
— Ого, значит, Боб уже стал священником?
— По правде говоря, сэр, он применил искусную стратегию. Он перехитрил Ахилла, заманил его в ловушку, и тому не осталось другого выбора, как сознаться.
— Итак, Эндер — милый мальчик из хорошей средней американской семьи — убивает другого парня, который хочет замочить его в душевой. А уличный хулиган Боб передает серийного убийцу в руки правоохранительных органов.
— Для нас большее значение имеет тот факт, что Эндер, который с таким блеском организовывал небольшие боевые подразделения, победил Бонзо в рукопашной один на один. А Боб — одинокий волк, у которого и друзей-то почти не было после проведенного в школе года, сколачивает группу ребят, ставших его защитниками и свидетелями, с помощью которых захватывает и понуждает к даче показаний серийного убийцу.
Я не могу судить, рассчитывал ли Графф на такие последствия, но результат тот, что его тесты заставили каждого мальчика действовать не только против наших ожиданий, но и против собственных склонностей.
— Склонностей, майор Андерсон?
— Все это вы найдете в моем докладе.
— Все же попробуйте написать его, ни разу не употребив слово «склонности».
— Да, сэр.
— Я отдал приказ эсминцу «Кондор» забрать всю вашу группу.
— Сколько человек вам надо, сэр?
— Нам потребуются максимум одиннадцать. Карби, Момо и Би находятся уже на пути в Тактическую. Но Графф говорил мне, что из них только Карби сможет хорошо взаимодействовать с Эндером. Кроме того, мы должны зарезервировать место для Эндера, однако на всякий случай нужна замена. Так что шлите десять.
— Десять каких?
— Откуда мне знать, черт побери! Боб, конечно… остальные же те, в которых вы уверены, что они будут хорошо контачить с Эндером или с Бобом… Не знаю, который из двух будет командующим…
— Один список для двух возможных командующих?
— Наиболее вероятный — Эндер. Нам нужно, чтоб они не были антагонистами и чтобы из них можно было создать настоящую команду.
Приказ пришел в 17.00. Бобу предлагалось явиться на борт «Кондора» в 18.00. Вещей у него не было. Ему дали на час больше, чем Эндеру. Поэтому Боб отправился к своей армии, сообщил о том, что с ним произошло и куда его отправляют.
— Но мы же успели сыграть всего лишь пять игр, — сказал Иту.
— Когда подают автобус, в него положено входить.
— Это верно, — согласился Иту.
— А кто еще с тобой? — спросил Амбал.
— Мне не сказали. Просто… в Тактическую.
— А мы даже не знаем, где это.
— Где-то в космосе, — сказал Иту.
— Да неужто? — Шутка была так себе, но все засмеялись.
Прощание не было тяжелым. Он пробыл с ними всего восемь дней.
— Жаль, что мы для тебя ни одной игры не выиграли, — буркнул Иту.
— Вы бы и выиграли, если бы я того хотел, — ответил Боб.
Все глядели на него, как на сумасшедшего.
— Я же был тем, кто предложил отказаться от рейтингов. Как бы это выглядело, если бы мы выигрывали каждую игру?
— Выглядело бы это так, что ты очень даже заботишься о своем рейтинге.
— А меня так больше беспокоит другое, — сказал какой-то взводный. — Неужели ты обучал нас так, чтобы мы всегда проигрывали?
— Нет. Я просто хочу сказать, что у меня иная шкала ценностей. Чем мы обогащаем свои знания, одерживая победы друг над другом? Ничем. Мы же не собираемся сражаться в будущем с детьми человеческими? Мы будем сражаться с жукерами. Но если так, то чему нам надо учиться? Как лучше координировать боевые действия. Как наладить взаимоподдержку. Как научиться понимать ход сражения и как брать на себя ответственность за все, даже если ты не получил команды. Вот это я и отрабатывал с вами, ребята. А если бы мы с самого начала побеждали, врывались в зал и размазывали противника по стенам, используя мою стратегию, то чему бы вас это научило? Ведь вы уже имели хорошего командующего в прошлом.
Вы нуждались лишь в том, чтобы научиться взаимодействию.
Поэтому я поставил вас в трудную ситуацию. К концу вы обучились взаимодействовать. Делать работу сообща.
— И тем не менее не одержали ни одной победы!
— По моим меркам это не так. Система уже работает.
Когда к нам снова заявятся жукеры, они попытаются сделать так, чтобы у нас наступил полный развал. Помимо обычных трудностей, которые приносит с собой война, они предпримут такие действия, которые мы не можем предугадать, так как они не гуманоиды и думают совсем иначе, чем мы. Мы будем выбиваться из сил, будем сражаться, но в конечном-то счете дело сведется к одной проблеме: что делать, когда общее командование повержено в прах. Когда окажется, что у тебя есть только твоя эскадра, твой транспорт, ты сам со своей потрепанной в боях ударной частью и пять орудий на восемь кораблей? Как будут взаимодействовать твои командиры? Как будут поддерживать и выручать друг друга? Вот над этим я и работал с вами. А потом шел в командирскую столовую и рассказывал им то, что узнал. То, что узнал от вас. Но и от них я узнавал кое-что очень важное для нас всех. И рассказывал об этом вам. Верно?
— Что ж, с тем же успехом ты мог бы и нам рассказать то, что узнал от нас, — сказал Иту. Чувствовалось, что он сердит.
— А зачем мне было говорить? Вы и так все понимали.
— Но тогда надо было нам сказать, что поражение — это хорошо.
— Но ведь вы должны были стараться победить. Я не мог сказать такого потому, что эта система срабатывает, только если вы будете думать, что победа важна сама по себе. Ну, как будет, когда вернутся жукеры. Тогда она будет много значить.
Тогда придется хитрить и упорствовать, тогда поражение будет означать не только вашу личную гибель, но и гибель всех, кто вам дорог, гибель всей человеческой расы. Послушайте, я ведь знал, что нам не суждено быть вместе долго. Поэтому я старался как можно лучше использовать время — и для вас, и для меня. Вы, ребята, уже сейчас готовы командовать армиями.
— А что будет с тобой? — спросил Амбал. Он улыбался, но вопрос звучал серьезно. — Ты будешь командовать флотом?
— Не знаю. Все зависит от того, захотят ли они победить, — отшутился Боб.
— Вот в том-то и дело, Боб. Солдаты не любят поражений.
— А потому, — ответил ему Боб, — поражение — учитель более суровый и умный, чем победа.
Они слушали внимательно. Обдумывали. Кое-кто согласно кивнул головой.
— Разумеется, при условии, что ты выживешь, — добавил Боб и улыбнулся.
Солдаты тоже заулыбались.
— За эту неделю я постарался дать вам все самое лучшее из того, что сумел придумать, — сказал Боб. — И от вас получил столько, сколько сумел воспринять мой мозг. Спасибо вам за все. — Он встал и отдал честь.
Они отсалютовали ему в ответ.
Боб ушел.
Отправился он прямиком в казарму армии Крыс.
— Николай только что получил приказ, — сказал ему взводный.
Боб было подумал, не получил ли и Николай путевку в Тактическую? Первой мыслью Боба было, что Николай к этому еще не готов. Второй: мне бы очень хотелось, чтоб получил. Третьей: хороший же я друг, если первым делом подумал, что Николай еще не заслуживает повышения.
— Какой приказ?
— Он получил армию. Черт, а у нас даже взводным не был. Ведь он у нас всего неделю пробыл.
— Какую армию?
— Кроликов. — Взводный посмотрел на форму Боба. — Ах ты черт, он же пошел на твое место!
Боб засмеялся и направился к той комнате, которую покинул совсем недавно.
Николай сидел там, дверь была широко распахнута, вид у него был самый несчастный.
— Войти можно?
Николай поднял взгляд и ухмыльнулся.
— Скажи, что ты пришел забрать свою армию назад!
— Я дам тебе подсказку: постарайся победить. Они считают это крайне важным.
— Знаешь, я не мог поверить, что ты продул все пять сражений!
— Тебе известно, что в школе больше нет рейтингов, но мне кажется, что счет ведут все.
— Я вел только твой счет.
— Николай, я бы очень хотел, чтобы мы отправились вместе.
— Что происходит, Боб? Время поджимает? Может быть, жукеры уже тут?
— Не знаю.
— Брось, ты же у нас мастер вычислять и делать прогнозы.
— Если бы жукеры и в самом деле были близко, учителя не оставили бы вас на станции. Они эвакуировали бы вас на Землю. Или на какой-нибудь астероид, не знаю. Кое-какие признаки свидетельствуют, что конец близок. Другие — что ничего серьезного в наших окрестностях не происходит.
— А может, они собираются послать мощный флот против планеты жукеров, а вы, ребята, будете подрастать во время похода?
— Возможно. Но время, когда надо было запускать такой флот, приходится на конец прошлой войны.
— Угу, но, может быть, они не знали тогда, где находится мир жукеров, и узнали только сейчас?
Боб похолодел.
— Возможно. Мне это в голову не приходило. Жукеры могли послать сигналы на свою планету. Тогда все, что мы должны были сделать, это уловить направление этих световых сигналов. Следить за световым лучом, понятно? Это должно быть записано в бортовых журналах.
— А что, если они общаются не с помощью световых сигналов?
— Чтобы свету пройти световой год, нужен год времени. Все остальные средства связи медленнее.
— Верно, но не из числа тех средств, о которых мы и представления не имеем.
Боб недоуменно взглянул на него.
— Ох, я знаю, что несу чушь… Законы физики и все такое… Но только… знаешь, я все пробую придумать… Мне не нравится, что мы с порога отбрасываем то, что считаем невозможным…
Боб расхохотался.
— Merda, Николай! Знаешь, мне надо было болтать поменьше и давать говорить тебе побольше в те времена, когда мы с тобой лежали на койках друг против друга.
— Боб, я знаю, что я отнюдь не гений…
— Мы тут все гении, Николай.
— Так я же еле плетусь за вами!
— Что ж, может, ты и не Наполеон, а только Эйзенхауэр. Однако не думай, что я по этому поводу стану орошать тебя слезами.
Теперь уже рассмеялся Николай.
— Мне будет сильно не хватать тебя, Боб.
— Спасибо тебе, что ты пошел со мной на встречу с Ахиллом, Николай.
— Из-за этого типа мне все время теперь кошмары снятся!
— Мне тоже.
— Я ужасно рад, что ты привел туда и других. Иту, Амбала, Бешеного Тома. Мне все время казалось, что нам бы и еще человек шесть не помешали, пока он висел на этой проволоке. Когда увидишь такого, становится ясно, почему людям пришлось изобрести казнь через повешение.
— Когда-нибудь, — сказал Боб, — я понадоблюсь тебе так же сильно, как ты понадобился мне. Я буду готов.
— Я так жалею, что не пошел в твой взвод, Боб.
— Ты был прав тогда, — ответил Боб. — Я просил тебя, так как ты был моим другом, а мне казалось, что мне там будет необходим друг. Но я должен был понять, что ведь и я твой друг, а стало быть, должен чувствовать, что необходимо для тебя.
— Я никогда больше не подведу тебя.
Боб обнял Николая. Тот в ответ крепко прижал его к груди.
Боб вспомнил, как он покидал Землю. Как обнимал сестру Карлотту. Как холодно анализировал ситуацию. Ей это нужно. А мне ничего не стоит. Ладно, обниму ее.
Но теперь я уже не тот ребенок.
Может быть, потому, что я все же пришел на помощь Недотепе. Пусть даже слишком поздно для нее, но я все же заставил ее убийцу сознаться в своем преступлении. Я заставил его заплатить за содеянное, хоть это и не бог весть какая цена!
— Иди к своей армии, Николай, — сказал Боб. — А мне пора на космический корабль.
Он смотрел, как уходит Николай из комнаты, и вдруг с болью подумал, что, возможно, больше они никогда не увидят друг друга.
Капитан Даймек стоял в кабинете майора Андерсона.
— Капитан Даймек, я был свидетелем того, как полковник Графф прощал вам ваши вечные жалобы, ваше вечное постоянное противодействие его приказам, и думал: Даймек, возможно, прав, но я бы никогда не выдержал подобного отсутствия уважения, если бы был его командиром. Я бы вышвырнул его пинком под зад, а в его досье сорок раз вписал бы слово «неповиновение». Думаю, я обязан сказать вам об этом, прежде чем вы опять начнете склочничать.
Даймек только глазами захлопал.
— Итак, приступим. Я жду.
— Это не жалоба, это вопрос.
— Валяйте, спрашивайте.
— Мне казалось, что вы должны были подобрать команду, которая бы в равной степени подходила как для Эндера, так и для Боба.
— Выражение «в равной степени», насколько я помню, никогда не употреблялось. Но если бы вы и были правы, неужели вы не понимаете, что это в принципе невозможно?
Я мог бы в несколько минут отобрать сорок блестящих слушателей, которые эмоционально близки и преданны Эндеру Виггину и одновременно включают в себя дюжину лучших командующих армий нашей школы. Эти солдаты не проявляют и особой враждебности к Бобу. Поэтому, если они обнаружат, что Боб поставлен над ними, они все равно будут работать хорошо.
— Но они никогда не простят ему, что он — не Эндер.
— Думаю, это проблема Боба. А кого я мог послать? Николай — его друг, но эта работа пока не для Николая. Когда-нибудь он будет готов для Тактической, а потом и для Командной школы, но не сейчас. А какие есть еще друзья у Боба?
— Он приобрел уважение многих.
— И потерял его, когда проиграл пять игр подряд.
— Я уже объяснял вам, почему он…
— Человечество не нуждается в объяснениях, капитан Даймек. Оно нуждается в победителях. У Эндера Виггина есть тот огонек, который ведет к победе. А Боб может проиграть пять сражений, как будто это не имеет никакого значения.
— И это действительно не имеет значения. Он извлекает из поражений то, что ему важно для побед.
— Капитан Даймек, я вижу, что попадаю в ту же ловушку, куда попадал полковник Графф. Вы переступили границу между учительством и адвокатурой. Я бы освободил вас от воспитания Боба, если бы этот спор не стал бессмысленным. Я отсылаю тех ребят, которых выбрал. Если Боб действительно такой гениальный, он найдет способ наладить с ними контакт.
— Да, сэр.
— И уж если вы пришли за консультацией, то вспомните, что Бешеный Том был среди тех, кого Боб отобрал, чтобы выслушать признание Ахилла. И Бешеный Том пошел за ним.
Это говорит о том, что чем лучше ребята узнают Боба, тем более серьезно они к нему относятся.
— Благодарю вас, сэр.
— Теперь вы уже не несете ответственности за Боба, капитан Даймек. Вы над ним поработали отлично. Отдаю вам должное. А теперь… идите работайте.
Даймек отдал честь.
Андерсон последовал его примеру.
Даймек вышел из кабинета.
На эсминце «Кондор» команда совершенно не понимала, что им делать с этими ребятишками. Все они, конечно, слышали кое-что о Боевой школе, а капитан и пилот даже окончили ее в свое время. Но после первых фраз вроде: «В какой армии ты служил? О, в мое время Крысы были самыми боевыми, а Драконы — вечными неудачниками. Как быстро летит время, как все меняется…», больше говорить было не о чем.
Теперь, когда у бывших командующих общих интересов не оказалось, они быстро разбились на группы «по симпатиям».
Динк и Петра были старинными друзьями — еще со времен прибытия в школу. Они были значительно старше остальных, так что никто не мог проникнуть в их замкнутый мирок. Алаи и Шен были в той группе новичков, которые прибыли вместе с Эндером, а Влад и Самосвал, командовавшие у Драконов взводами «А» и «Е», принадлежали к племени самых жарких почитателей Эндера, а потому крутились вокруг них. Бешеный Том, Муха Моло и Хань-Цзы создали неразрывный тройственный союз еще в бытность свою Драконами. На уровне личностных отношений Боб и не ожидал, что он войдет в одну из этих групп, но он не был и отвергнут ими. Бешеный Том питал к нему глубокое уважение и частенько втягивал его в разговоры.
Если Боб и примыкал к кому-нибудь, так уж скорее всего именно к группе Бешеного Тома.
То, что их отряд распадался на мелкие группы, Боба тревожило. Ведь все они явно были подобраны, а не взяты наугад.
Необходимо, чтобы между ними росло доверие, укреплялись личные связи. Они были подобраны под Эндера — это было видно даже идиоту, — но не дело Боба соблазнять их играть в общие игры, вместе учиться и вообще делать все сообща. Если Боб займется чем-то, что можно будет расценить как претензии на лидерство, вокруг него возникнут куда более высокие, чем сейчас, стены.
Но была тут одна группа, которая казалась Бобу лишней.
Впрочем, и в этом отношении он ничего сделать не мог. Старшие ребята явно не считали Петру ответственной за ее похожую на предательство попытку задержать Эндера в тот вечер, который предшествовал его смертельной схватке с Бонзо. Боб же думал иначе. Петра была одним из лучших командующих армиями — умной, способной видеть всю картину сражения.
Каким же образом Бонзо сумел использовать ее? Конечно, она не могла согласиться на физическое устранение Эндера. Но в лучшем случае она была легкомысленна, а в худшем — могла разыгрывать какую-то свою комбинацию, о которой Боб понятия не имел. Поэтому и относился к ней настороженно. Плохая штука — недоверие, но что делать?
Все четыре месяца пути Боб провел преимущественно в библиотеке. Теперь он уже не был курсантом Боевой школы и, как он считал, за его чтением здесь не будут следить так же свирепо. Да и нужного оборудования на эсминце быть не может. Поэтому Боб мог выбирать себе любые книги, не боясь того, что о нем подумают учителя.
Он совсем не интересовался военной историей, ни теоретическими военными работами. Труды самых крупных авторитетов в этих областях он изучил еще в школе, равно как и многих менее значительных. Все военные кампании Боб знал досконально. Они были записаны в его памяти и оттуда в случае нужды он мог вызвать самые мелкие детали. А вот что отсутствовало в его памяти, так это общая картина. Как устроен мир? История политическая, социальная, экономическая? Что происходит в различных государствах в мирных условиях? Как начинаются и чем кончаются войны? Как влияют на жизнь стран поражения и победы? Как создаются союзы и как они разваливаются?
И самое важное, но трудноуловимое: что происходит в мире сейчас? Библиотека эсминца располагала текущей информацией, полученной тогда, когда корабль находился в доке Межзвездной станции — МЗС. Там был получен большой ассортимент всяческих документов, тут же заложенных в память компьютера. Боб мог затребовать и дополнительную информацию, но это подразумевало запросы к таким источникам и использование таких каналов связи, что у командира вполне могло возникнуть любопытство — чего это малыш интересуется вещами, совершенно его не касающимися?
Из того, что Боб вычитал на борту, можно было сложить мозаичную общую картину ситуации на Земле и сделать некоторые выводы.
В годы, предшествовавшие Первому Вторжению, различные блоки яростно боролись между собой, используя комбинации террора, «хирургических» ударов, ограниченных военных операций, экономических санкций, бойкотов и эмбарго, чтобы захватить верховенство, сурово предупредить или высказать идеологический или национальный гнев. Когда появились жукеры, Китай как раз вырвался в число доминирующих стран в области военной, экономической и политической. К этому времени он установил у себя демократические порядки. Северная Америка и Европа претендовали на роль «старших братьев» Китая, но экономический баланс явно складывался в пользу последнего.
Боб видел, однако, в качестве движущей силы истории возрождение Российской Империи. Если китайцы приняли как данность, что они были и будут центром вселенной, то русские, под руководством амбициозных политиканов и автократов-генералов, считали себя исторически обделенными и лишенными того места, которое им принадлежит по праву. Они его теряли в течение нескольких столетий, но теперь пришло время положить этому безобразию конец. Россия силой восстановила Новый Варшавский Пакт, отодвинув его границы туда, где они были в момент наивысшей силы Советов, и даже дальше. Теперь в его границах была и Греция, а перепуганная Турция заявила о своем нейтралитете. На грани объявления нейтралитета находилась вся Европа, так что русская мечта о гегемонии на территории от Тихого океана до берегов Атлантики была близка к осуществлению.
А потом пришли муравьеподобные. Они пронеслись над Китаем, причинив ему колоссальные разрушения и уничтожив около ста миллионов человек. И сразу же оказалось, что наземные армии безнадежно устарели, а проблемы международного соперничества не имеют никакого значения.
Но указанные события в конечном счете носили поверхностный характер. Русские, используя свое доминирующие положение в организации Полемарха, создали целую сеть своих представительств в ключевых органах Флота. Все было подготовлено к началу острой схватки в борьбе за власть, которая должна была вспыхнуть или в тот момент, когда жукеры будут разбиты, или когда русские сочтут, что положение для них складывается благоприятно. Странно, что русские почти совсем не скрывали своих намерений, но, впрочем, так бывало и раньше. У них всегда отсутствовала склонность к тонкой игре, но зато они обладали потрясающим упорством в борьбе за достижение поставленных целей. Переговоры о самых тривиальных вещах они могли вести десятилетиями. А пока суд да дело, они почти полностью подчинили себе МКФ. Наземные войска, оставшиеся верными Стратегу, имели ограниченные возможности для действия, поскольку не располагали собственным транспортом для быстрой переброски сил.
Когда война с жукерами кончилась, русские надеялись, что в считанные часы захватят Флот, а значит, и весь мир. Казалось, это неизбежно. Северная Америка не проявляла беспокойства, так как считала, что судьба рано или поздно повернется к ней лицом. Лишь немногие политики видели приближение реальной опасности. Китай и мусульманский мир были настороже, но даже они не были готовы к немедленной конфронтации, опасаясь нарушить хрупкое согласие, которое сделало возможным сопротивление жукерам.
Чем больше Боб погружался в события недавнего прошлого, тем больше он сожалел, что ему предстоит терять время в Тактической школе. Грядущая война будет уделом Эндера и его друзей. И хотя Боб любил Эндера ничуть не меньше, чем они, и с радостью служил бы под его началом, но факты говорили, что он — Боб — им не нужен. Его теперь больше интересовала та война, которая вспыхнет из-за борьбы за мировое господство. Русские могут быть остановлены, если сделать необходимые приготовления.
Но затем Боб задал себе еще один вопрос: а надо ли их останавливать? Быстрый, кровавый переворот, который объединил бы мир под одним правительством, он ведь должен положить конец международным войнам, не так ли? И разве не лучше жилось бы народам в условиях всеобщего мира?
Разрабатывая свой план преодоления русской экспансии, Боб столкнулся с проблемой: а какова она будет — эта мировая Российская Империя?
Он пришел к выводу, что она не сможет продержаться сколько-нибудь долгое время. Ибо наряду со своей огромной жизненной силой и энергией русские использовали свою удивительную талантливость для создания самой неэффективной системы государственного управления. Желание же свободы только для себя привело к невероятному развитию коррупции, которая стала просто образом жизни. Конституционного признания необходимости экономической конкуренции, без которого мирового правительства просто не может существовать, здесь не было. Такие институты и ценности были гораздо лучше выражены в Китае, но и Китай в качестве мирового гегемона был лишь бледным эрзацем, который не сумел бы учесть интересы всех наций Земли. А плохое мировое правительство неизбежно рухнет под собственной тяжестью.
Бобу очень хотелось бы обсудить возникшие у него вопросы с Николаем или даже с учителями. Ему здорово мешало то, что его собственные мысли как бы блуждают по кругу, что их не стимулируют чужие соображения и мнения. Ум человека с трудом вырывается из привычной колеи, и ему трудно учиться у самого себя. Тем не менее Боб постепенно продвигался вперед во время четырехмесячного пути и последующего пребывания в Тактической школе.
Занятия тактикой включали множество коротких поездок и визитов на корабли разных типов. Бобу не нравилось, что их внимание концентрируется преимущественно на кораблях устарелых моделей — ему это казалось бессмысленным. Зачем тренировать будущих командиров на кораблях, на которых им фактически не придется сражаться? Но учителя отнеслись к его соображениям с пренебрежением: корабли — это корабли, и чего тут спорить, если новые модели несут пограничную службу на периферии Солнечной системы, а свободных от дела и способных катать ребятишек — просто нет.
Они получили некоторые навыки пилотирования, так как им было уготовлено судьбой стать командирами, которые поведут свои корабли в сражение. Получили общие представления о вооружении, о том, как корабли приводятся в движение, чего можно от них требовать, а чего — нельзя. Большинство этих сведений им никогда не потребуются. Такие знания Боб усваивал легко, его можно было разбудить ночью, и он тут же был готов вытащить те детали, о которых читал или слышал на уроках. Поэтому во время обучения в Тактической школе, хотя он занимался ничуть не хуже остальных товарищей, Боб бо́льшую часть сил своего ума направил на изучение современной политической ситуации на Земле. Так как Тактическая школа находилась на МЗС — Межзвездной Станции, то ее библиотека пополнялась не только такими материалами, которые предписывалось иметь в библиотеках кораблей. Впервые Бобу попали в руки произведения современных ему политологов. Он мог прочесть и те работы, которые приходили из России, и вновь поразиться тому, как открыто выражались там претензии и ожидания русских. Китайские политологи видели нависшую опасность, но, будучи китайцами, не поднимали тревогу и не пытались побудить к сопротивлению другие страны, раздувая в них страх и неуверенность. Китайцы считали, что все, известное в Китае и заслуживающее внимания, известно и за его пределами. Что касается евро-американских стран, то там доминировало поразительное невежество, которое напоминало Бобу «стремление к смерти». Конечно, какое-то количество бодрствующих наличествовало и тут. Они возлагали надежды на создание коалиций стран.
Внимание Боба привлекли два политических обозревателя.
Демосфен на первый взгляд производил впечатление крикуна, игравшего на чувствах обскурантизма и ксенофобии. Он имел определенный успех и возглавлял довольно сильное политическое движение. Боб не знал, будет ли жизнь при правительстве, возглавляемом Демосфеном, лучше, чем жизнь под русскими, но с Демосфеном по крайней мере можно было спорить.
Другой политолог — Локи, — надменный высокоинтеллигентный тип, болтавший о мире во всем мире и союзах стран, судя по всему, исходил из тех же фактов, что и Демосфен, но считал, что русские полны энергией и потенциально способны «руководить» миром, хотя и сомневался, что это руководство будет достаточно «благотворным» для общества. Иногда казалось, что и Локи, и Демосфен ведут исследования совместно, пользуются одними и теми же источниками, одной и то же корреспонденцией, но обращаются к совершенно разным аудиториям.
Некоторое время Боб даже развлекался гипотезой, что это один и тот же человек. Но нет — литературный стиль был несхож да и ход мысли очень различен. Вряд ли мог найтись кто-то, кто сумел бы так гениально разыграть публику.
Кто бы они ни были, но они наиболее четко видели современную ситуацию. Боб принялся обдумывать свое эссе о послежукеровском мире в форме письма к Локи и Демосфену.
Частного письма. Анонимного. Боб считал, что чем более известными будут обозреватели, тем скорее его идеи начнут плодоносить.
Припомнив свои былые деяния, Боб провел некоторое время в библиотеке, наблюдая, как офицеры команды подключаются к Сети, и вскоре у него набралось шесть паролей, которыми он мог воспользоваться. Затем он набрал письмо Локи и Демосфену, разделив его на шесть частей, и отправил в Сеть, пользуясь для каждой части разными паролями. Вся операция заняла буквально несколько минут. Все это Боб проделал в то время, когда в библиотеке толклось много народа. При этом он обеспечил себе алиби тем, что включил в Сеть свой компьютер, как будто играл в какую-то игру. Он сомневался, что можно будет определить, бездействовал ли фактически в это время его компьютер. Но даже если бы им удалось проследить его письмо, что ж, ничего не поделаешь. По всей вероятности, ни Локи, ни Демосфен этого делать не станут, тем более что Боб сам просил в письме не разыскивать его. Они или поверят ему, или не поверят, согласятся с его выводами или не согласятся, а дальше — чего тут загадывать. Он написал им о реально существующих опасностях, о стратегии русских и о том, какие шаги следовало бы предпринять, чтобы они не преуспели в своих намерениях в случае благополучного завершения войны.
Одним из важнейших пунктов в анализе Боба был вопрос о детях, обучающихся в Боевой, Тактической и Командной школах, которых было необходимо вернуть на Землю как можно быстрее, если жукеры будут разбиты. Ведь если они останутся в Космосе, то или попадут в лапы русских, или окажутся в изоляции и не смогут быть востребованы МКФ. А ведь эти дети — самые изощренные военные теоретики и практики, которых породило человечество в этом поколении. Если ему придется бороться с могучей мировой державой, то именно эти блестящие полководцы смогут противостоять агрессии русских.
Через день Демосфен выдал в Сеть свое новое эссе, которое призывало закрыть Боевую школу и вернуть детей родителям. «Они похитили наших самых талантливых детей. Наши Александры и Наполеоны, наши Роммели и Патоны, наши Цезари и Фридрихи, Вашингтоны и Саладины заключены в башню, до которой мы не можем добраться, где их держат в плену и они не могут помочь своим народам освободиться от угрозы русской агрессии. А кто может сомневаться в том, что русские захватят этих детей и используют в своих интересах? А если им это не удастся, то они всегда смогут прибегнуть к услугам хорошо нацеленной ракеты, которая разорвет детей на куски, лишив нас наших будущих военных лидеров и руководителей». Великолепная демагогия, бьющая на то, чтобы вызвать взрыв страха и гнева. Боб отлично понимал, какой переполох поднимется среди военных, когда их драгоценная Боевая школа превратится в политическую проблему. Это была именно та проблема, которая должна была вызвать взрыв эмоций, и Демосфен, конечно, не мог ее упустить. Оглушительным эхом по всему миру отзовутся и националисты всех цветов. И поскольку речь шла о детях, которые должны были вернуться домой, никто из политиканов не сможет выступить против предложения, чтобы все дети из Боевой школы вернулись домой в ту же минуту, когда война кончится. И не только это. Локи подключился тоже, бродив на весы свой интеллектуальный престиж, и открыто поддержал идею возвращения детей: «Пусть флейтист получит свою плату, пусть избавит нас от нашествия крыс, а затем вернет домой наших детей».
Я увидел, я написал, и мир чуть-чуть изменился. Какое чудесное ощущение! Вся деятельность Тактической школы ничего не стоит в сравнении с тем, что я сделал. Бобу ужасно хотелось ворваться в свой класс и рассказать всем о своем триумфе. Но он знал: они посмотрят на него как на сумасшедшего. Они вообще ничего не знают о современном мире, они не ощущают своей ответственности перед ним. Они живут в своем узком военном мирке.
Через три дня после того, как Боб послал письмо Локи и Демосфену, ребята пришли в класс и узнали, что им предстоит немедленно отправиться в Командную школу вместе с Карном Карби, который учился с ними в Тактической, только на курс старше. Они провели на МЗС всего три месяца.
Боб подумал, не сыграло ли роли в изменении сроков обучения его письмо. Если возникла опасность преждевременного возвращения детей на Землю, то МКФ вполне мог перевести свою элиту туда, откуда ее забрать будет почти невозможно.
22Снова вместе
— Мне кажется, мы должны поздравить вас с тем, что вам удалось исправить вред, нанесенный Эндеру вами же.
— Сэр, при всем уважении к вам, я обязан указать, что никакого вреда нанесено не было.
— О, тем лучше, значит, мне вообще не надо вас поздравлять. Надеюсь, вам понятно, что ваш статус здесь — статус наблюдателя.
— Я надеюсь, что он не исключает права давать советы, основанные на опыте многолетнего общения с этими детьми?
— Командная школа тоже работает с детьми много лет.
— Осмелюсь сказать, сэр, что Командная школа работает уже с подростками. С амбициозными, полными энергии и готовыми к конкуренции тинэйджерами. Кроме того, у нас есть очень ценные материалы по каждому ребенку именно из этой группы, и я знаю о них такие вещи, которые должны быть учтены.
— Эти сведения вы должны были отразить в ваших докладах.
— Они там есть. Но при всем уважении к вам, я должен выразить сомнение в том, что у вас есть люди, которые так изучили эти доклады, что нужные детали сами придут им в голову как раз в то время, когда нам они будут насущно необходимы.
— Я буду к вам обращаться за советами, полковник Графф. И перестаньте уверять меня в вашем уважении, ибо на самом деле вы чуть не в лицо сообщаете мне, что считаете меня почти идиотом.
— Я полагаю, что бессрочный отпуск был избран как орудие моего исправления. Вот я и пытаюсь доказать вам, что я действительно исправился.
— Есть ли какие-либо детали, касающиеся этих детей, которые пришли вам на ум именно в данную минуту?
— Есть одна, очень важная, сэр. Поскольку очень многое зависит от того, что известно Эндеру и что ему не известно, важно, чтоб он был изолирован, от остальных детей. Во время тренировок он, разумеется, может присутствовать, но ни при каких обстоятельствах вы не должны разрешать им свободно беседовать или делиться информацией.
— Это еще почему?
— Потому, что если Боб узнает об ансибле, он сразу поймет смысл всей нашей ситуации. Правда, он и без этого может все понять. Вы даже представить себе не можете, насколько трудно утаить от него информацию. Эндер куда более доверчив, но он не сможет выполнить свое предназначение, если не будет знать об ансибле. Понимаете, они ни на минуту не должны свободно общаться друг с другом. Даже разговоров на эту тему вести нельзя.
— В таком случае Боб не сможет выполнить роль дублера и помощника Эндера, так как это предусматривает знание об ансибле.
— Тогда это уже не будет иметь значения.
— Но именно вы являетесь автором предположения, что только ребенок…
— Сэр, к Бобу это не относится.
— Потому что…
— Потому что он не человек.
— Полковник Графф, я от вас чертовски устал.
Полет до Командной школы длился четыре месяца. Все это время ребят продолжали обучать, да так усиленно, что на борту стремительно несущегося космического крейсера они успели получить представления о математических основах выбора цели, баллистике, определении типа взрывчатых материалов и вообще всего, относящегося к вооружению. Кроме того, из них вновь попытались составить настоящую команду. Вскоре стало совершенно очевидно, что самым лучшим учеником в этой команде является Боб. Он все усваивал мгновенно, и вскоре все остальные стали обращаться к нему за объяснением тех вопросов, в которых им сразу разобраться не удалось. И если в предыдущем полете Боб имел самый низкий статус, чуть ли не чужака, то теперь он тоже был одинок, но уже потому, что его статус стал неимоверно высок.
Боб попытался справиться с этой новой ситуацией, потому что в дальнейшем ему предстояло действовать как члену команды, а не как ментору или эксперту. Теперь стало необходимо проводить с остальными все свободные часы, отдыхать вместе с ними, шутить, смеяться над всякими байками, касающимися жизни Боевой школы. И даже того, что было до их поступления в школу.
Ибо теперь табу, наложенное школой на разговоры о доме, было снято. Все с радостью вспоминали своих родителей, которые теперь превратились в полузабытые фигуры, но все еще продолжали играть в жизни детей важную роль.
Тот факт, что у Боба не было родителей, вызвал к нему особое отношение, но он ухватился за возможность рассказать о своих детских воспоминаниях. О том, как прятался в туалетном бачке. О стороже-испанце, который взял его к себе. О том, как умирал с голоду на улицах и выжидал момента удачи.
Как изложил Недотепе план разборки с хулиганами. Как наблюдал за Ахиллом, как восхищался им, как боялся его, когда тот создавал свою маленькую «семью». О том, как Ахилл сначала вытеснил Недотепу, а потом убил ее. Когда он рассказывал, как нашел ее труп, плавающий в воде, многие плакали от жалости.
Сильнее всего рыдала Петра.
Естественно, что она, стыдясь своей эмоциональности, выбежала и скрылась в привычном уюте казармы. Возникла редкая возможность поговорить с ней наедине. И Боб ею воспользовался, вскоре последовав за Петрой.
— Боб, я не хочу сейчас разговаривать.
— А я хочу, — сказал Боб. — Есть кое-что, что нам нужно выяснить. Ради интересов всей нашей команды.
— Да разве мы единая команда?
— Петра, ты узнала о моем самом постыдном поступке за всю жизнь. Ахилл был опасен, а я ушел и оставил Недотепу с ним наедине. И из-за этого она погибла. Это воспоминание жжет меня, я помню о нем всегда. Каждый раз, когда мне хорошо, я вспоминаю Недотепу, вспоминаю, что обязан ей жизнью, вспоминаю, что не сумел ее спасти. И каждый раз, когда я привязываюсь к кому-то, я боюсь, что предам их так же, как предал Недотепу.
— Зачем ты говоришь мне это, Боб?
— Потому что ты предала Эндера, и мне кажется, что это тебя гложет.
В ее глазах полыхнул гнев.
— Ничего подобного не было! И грызет это тебя, а вовсе не меня.
— Петра, независимо от того, признаешься ты себе в этом или нет, когда ты пыталась задержать Эндера в тот вечер в коридоре, не могло быть, чтобы ты не понимала, что делаешь.
Я видел тебя в бою. У тебя острый ум, ты замечаешь все. В ближайшем будущем ты станешь лучшим командиром-тактиком в нашей команде. Абсолютно невозможно, чтобы ты не видела, что коридор кишит шпаной Бонзо, намеревающейся избить Эндера до полусмерти. И что делаешь ты? Пытаешься остановить его, оторвать от солдат его армии.
— И ты меня остановил, — сказала Петра. — А теперь судишь, что ли?
— Я должен знать, почему ты это сделала.
— А я тебе, карлик, ничего не должна!
— Петра, когда-нибудь нам придется драться бок о бок. Мы должны доверять друг другу. Я не доверяю тебе, потому что не знаю, зачем ты так поступила. А ты не веришь мне, так как я не доверяю тебе.
— Господи, какую же паучью сеть мы сплели…
— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать?
— Так говаривал мой отец. О, какую паучью сеть мы сплели в ту минуту, когда попытались впервые обмануть друг друга.
— Точно. Вот и давай расплетем ее.
— Нет, это ты плетешь ее для меня! Боб, ты знаешь вещи, о которых не говоришь другим. Думаешь, я этого не вижу? Ты хочешь восстановить мое доверие к тебе, но сам не говоришь мне то, что нужно для этого.
— Я открыл тебе свою душу.
— Ты рассказал мне лишь о своих чувствах, — ответила она презрительно. — Отлично! Приятно знать, что они у тебя есть или даже хотя бы думать, что ты считаешь нужным заставить других верить, что у тебя есть чувства. Кто знает, что верно — первое или второе! Но ты ни разу не сказал нам, черт бы тебя побрал, что происходит здесь на самом деле? Мы думаем, тебе это известно.
— У меня есть только догадки.
— Учителя сообщали тебе в Боевой школе такие вещи, о которых мы и представления не имели. Ты знал, как зовут каждого слушателя в школе, ты вообще знал массу вещей про нас. Про всех. Ты знал даже то, что тебя никак не касалось.
Боб просто онемел, когда увидел, что его доступ к источникам специальной информации был хорошо известен Петре.
Может, он допустил какую-то оплошность? Или она исключительно наблюдательна?
— Я взломал их файлы с личным составом школы.
— И они тебя не поймали?
— Думаю, они знали. С самого начала. А уж потом — без сомнения. — Боб рассказал Петре, как он составлял список армии Драконов.
Петра резко повернулась и, обращаясь к потолку, воскликнула:
— Ты подобрал их? Все эти отбросы из других армий, всех недоносков-новичков? Их выбрал ты?
— Кто-то же должен был это сделать. А учителя в этом деле не петрили.
— Значит, Эндер получил лучших? Он не сделал их лучшими, они уже были такими?
— Лучшими из тех, кто не был в составе других армий. Я — единственный из новичков, попавших в Драконы, вошел в состав нашей группы. Ты, Шен, Динк, Алаи, Карн не были в Драконах, но явно принадлежите к числу лучших. Драконы выигрывали сражения не только потому, что были хороши сами по себе, но и потому, что Эндер знал, что с ними делать.
— Тот уголок вселенной, в котором я живу, перевернулся вверх дном!
— Петра, то, что я тебе рассказал, — это бартерная сделка.
— Вот как?
— Объясни, почему ты стала Иудой тогда — в Боевой школе.
— Да я и была Иудой, — ответила ему Петра. — Как тебе такое объяснение?
Бобу стало тошно.
— Как ты только можешь сказать такое! Стыда у тебя нет!
— Ты уж совсем сдурел! — ответила Петра. — Я делала то же самое, что делал ты. Старалась спасти жизнь Эндера. Я знала, что Эндер тренировался для рукопашной схватки, а вся эта шпана — нет. Я тоже тренировалась. Бонзо довел свое хулиганье до белого каления, но дело в том, что они и Бонзо не слишком-то любили. А он все продолжал натравливать их на Эндера. Поэтому, думала я, если их разогреть еще немножко, то они бросятся на Эндера прямо там — в коридоре, где было полно и Драконов, и солдат из других армий, которые, конечно, встали бы на защиту Эндера. Места там мало, и до Эндера добралось бы всего несколько душ, так что он отделался бы всего лишь синяками да разбитым носом. А из боя вышел бы с честью. Ну а подонки тоже получили бы свое удовольствие.
Все расчеты Бонзо пошли бы коту под хвост и он опять оказался бы в полном одиночестве. А Эндеру больше ничто уже не угрожало бы.
— Знаешь, ты, пожалуй, уж очень полагалась на свое умение работать кулаками.
— И на умение Эндера. Мы оба были хорошо подготовлены и находились в отличной форме. Я знаю, что Эндер без слов понимал, что я делаю, и единственная причина, по которой он отказался от этого плана, — это ты.
— Я?
— Он же видел, что ты суешь свой нос повсюду! А тебе бы они тут же проломили башку, это уж точно. Поэтому он решил избежать побоища в коридоре. А это значит, что он из-за тебя на следующий день вляпался в действительно опасную схватку. Эндер был один, и некому было его поддержать или защитить его спину.
— Но тогда почему ты этого раньше не объяснила?
— Потому что ты был единственным, кроме Эндера, кто видел в коридоре, что я что-то затеваю, а мне на твое мнение было глубоко наплевать тогда, да и сейчас оно меня не слишком-то колышет.
— Это был жутко дурацкий план, — сказал Боб.
— Уж получше твоего, — парировала Петра.
— Ладно, как я полагаю, нам уж никогда не узнать, насколько дурацким был твой план. Зато знаем точно, что мой попал в яблочко.
Петра послала ему короткую, но не слишком доброжелательную улыбку.
— Ну и что с того? Теперь ты снова будешь мне доверять? И мы вернемся к нашей былой нежной дружбе, которая связывала нас так крепко?
— Знаешь что, Петра? Вся твоя враждебность меня нисколько не задевает. По сути дела, ты зря расходуешь на меня силы. Ведь я все равно действительно твой самый верный друг в сравнении с прочими.
— Да неужто?
— Да, честно. Потому что я единственный из наших ребят, кто согласился бы быть под командованием девчонки.
Она помолчала, глядя на него ничего не выражающим взглядом.
— Знаешь, я давно уже бросила переживать из-за того, что я девчонка.
— А мальчишки — нет. И ты это знаешь. Ты знаешь, что их до сих пор беспокоит, что ты не одна из них. Они, конечно относятся к тебе по-дружески, особенно Динк, и ты им даже нравишься. И в то же время… Сколько девчонок было в Боевой школе? Около дюжины? И ни одна из них, кроме тебя, не стала первоклассным солдатом. Они не принимают тебя всерьез.
— А Эндер принимает, — сказала Петра.
— И я — тоже. Кстати, все ребята знают о том, что произошло в коридоре. Но знаешь ли ты, почему никто из них не завел с тобой такого разговора?
— Почему?
— Потому что считают тебя дурой, которая не понимает, как близко подвела Эндера к тому, чтобы его каблуками вбили в палубу. Я единственный, кто настолько уважает тебя, чтобы поверить — ты никогда не совершила бы такую глупость случайно.
— Думаешь, я должна чувствовать себя польщенной?
— Я думаю, ты должна перестать рассматривать меня как врага. Ты в этой группе почти такой же аутсайдер, как и я. И когда дело дойдет до настоящего сражения, надо чтобы хоть кто-то относился к тебе так же серьезно, как ты сама относишься к себе.
— Нечего раздавать мне подарки!
— Ладно, ухожу.
— И самое времечко.
— А когда ты вдумаешься как следует, когда поймешь, что я прав, тебе не надо будет извиняться. Ты плакала над судьбой Недотепы, и этого достаточно, чтобы сделать нас друзьями. Ты будешь доверять мне, а я тебе, вот и все.
Петра начала было что-то говорить, но Боб уже вышел и не разобрал ее слов. Так уж Петра устроена — всегда действует круто. Для Боба это все не имело значения. Он знал, что они сказали друг другу все, что надо было сказать.
Командная школа находилась при штабе Флота, а ее местонахождение было одним из наиболее охраняемых секретов.
Единственным способом узнать его было прикомандирование к Штабу, но очень немногим людям, которым это выпало на долю, удалось вернуться на Землю.
Перед самым прибытием туда ребят кратко проинструктировали. Штаб Флота располагался на блуждающем астероиде Эрос. Когда они подошли поближе к нему, оказалось, что Штаб находится внутри астероида. На поверхности не было видно ничего, кроме небольшого дока. Они перешли на мини-шаттл и совершили на нем пятиминутный полет к поверхности небесного тела. Там мини-шаттл скользнул внутрь, как им показалось, естественной пещеры. Откуда-то возникла какая-то огромная змеевидная труба, которая обволокла шаттл и полностью изолировала его. При нулевой силе тяжести ребята вылезли из шаттла, чем-то похожего на школьный автобус.
Воздушный поток всосал их, подобно огромному пылесосу, прямо во чрево Эроса.
Боб сразу понял, что это место создано не человеческими руками. Туннели были слишком низки, так что их потолки пришлось в дальнейшем приподнять. Нижняя часть стен была совершенно гладкая, тогда как верхние полметра носили следы человеческих орудий. Надо думать, авторами постройки являлись жукеры, еще в те времена, когда они готовили Второе Вторжение. То, что было тогда их передовой базой, теперь стало центром Международного Космического Флота. Боб попытался представить себе битву, разгоревшуюся из-за этого астероида. Жукеры кишели в туннелях, наша пехота рвалась вперед, используя взрывчатку, чтобы сжечь коварного врага.
Полыхали яркие вспышки света. А потом производили зачистку — трупы жукеров вытаскивали из туннелей, которые затем превращались в жилье для людей.
Вот откуда пошли наши новейшие технологии, думал Боб.
У жукеров были машины, изменявшие силу тяжести. Мы узнали, как они работают, построили собственные, установили их в Боевой школе и там, где в них была нужда. Но МКФ не сообщал о них. Люди испугались бы, знай они, какими высокими технологиями располагают жукеры.
А что еще мы узнали от них?
Боб заметил, что и другие ребята пригибаются, проходя туннелями жукеров. Комната, в которую они попали, имела в высоту около двух метров. Ни один из ребят, конечно, не был такого роста, но все равно людям тут было как-то некомфортно. Все время казалось, что потолок туннелей, хотя он и был поднят, того и гляди рухнет им на голову. Конечно, раньше — до того, как туннели были углублены, — было еще хуже. Вот Эндеру тут было бы интересно. Конечно, он тоже ненавидел бы эту обстановку, так как был человеком. Однако это место дало бы ему пищу для изучения психологии жукеров, что его очень интересовало. Конечно, понять разум инопланетных существ невозможно. Но здесь был шанс хотя бы попытаться это сделать.
Ребят разместили в двух комнатах. Петра получила крошечную отдельную каморку. Помещения были еще более голыми, чем в Боевой школе, и всех непрерывно преследовал холод камня, в который они были замурованы. На Земле камень был прочным. А в космосе он почему-то ощущался как нечто пористое. Внутри камня было множество пузырьковых пустот, и Бобу все время казалось, что через них воздух постепенно вытекает наружу. Воздух вытекает, а на его место вползает космический холод и что-то еще — может, личинки жукеров, которые прокладывают себе ходы в камне, как земляные черви в грунте, а потом вдруг вылезут из пузырьковых пустот ночью, когда в комнате темно, и поползут по лбу, читая мысли и…
Боб проснулся, тяжело дыша, крепко прижимая ко лбу ладонь. Он был так напуган, что не мог рукой пошевелить.
Неужели что-то и в самом деле проползло по нему?
Ладонь оказалась пуста.
Хотелось снова уснуть, но побудка была уже так близка, что не стоило надеяться на сон. Боб лежал, думая о разном.
Конечно, жуткий сон о личинках жукеров — просто кошмар.
Не было у них шансов остаться в живых. Но что-то будило в нем чувство страха. Что-то беспокоило его, но догадаться, что это такое, Боб никак не мог.
Почему-то припомнился разговор с одним из местных техников, который обслуживал имитаторы. Что-то случилось, с имитатором Боба во время тренировки, и внезапно маленькие световые пятнышки, обозначающие корабли, летящие в трехмерном пространстве, вышли из-под его контроля. К удивлению Боба, они не вернулись на те места, где им был отдан предыдущий приказ. Вместо этого они начали сходиться, расходиться и даже менять цвет, как будто перешли под чей-то чужой контроль.
Когда пришел техник и заменил перегоревший чип, Боб спросил его, почему корабли не остановились или просто не стали дрейфовать куда-то? Техник ответил:
— Это часть имитации. Ведь здесь имитируются действия капитанов или пилотов кораблей. Адмирал, отдающий им приказ, — это ты, но в каждом корабле присутствует имитация капитана и пилота. Когда твой контакт с ними прерывается, они начинают действовать самостоятельно, как действовали бы реальные люди, если бы потеряли контакт со своим командованием. Сечешь?
— Мне это представляется излишним усложнением игры.
— Слушай, мы на работу над этими имитаторами угробили чертову прорву времени, — сказал техник. — Они точно воспроизводят боевую обстановку.
— За исключением, — сказал Боб, — временно́го лага.
Техник тупо посмотрел на Боба, будто не понимая, что он говорит.
— Ага, правильно! Временно́й лаг!
А он тут просто был ни к чему. Вот этот непонимающий взгляд и встревожил Боба. Эти имитаторы были почти совершенны. Они имитировали сражения с максимальной точностью, но тем не менее почему-то не учитывали временно́го лага, который был присущ связи, работавшей со скоростью света.
Расстояния, которые имитировались, были достаточно велики, чтобы разница во времени между отдачей приказа и его получением составляла несколько секунд. Здесь же связь принималась как мгновенная. А когда Боб задал тот же вопрос учителю, который обучал их основам работы с имитаторами, тот отмахнулся от него:
— Это всего лишь имитация. У вас еще будет возможность привыкнуть к временно́му лагу, когда начнутся тренировки в натуре.
Уже тогда это показалось Бобу примером тупого военного мышления, но теперь он почувствовал глубоко спрятанную ложь. Если в программе были запрограммированы даже реакции пилотов и капитанов на случай утери связи, то и временно́й лаг в ней должен был обязательно присутствовать. Причина, по которой эти корабли имитировались с немедленной реакцией на приказ, заключалась в том, что такая имитация военных действий точно соответствовала реальности.
Лежа в темной казарме, Боб сделал окончательный вывод. Если подумать хорошенько, то этот вывод сам напрашивался. Контроль над гравитацией был не единственной новинкой, позаимствованной у жукеров. Другой новинкой была связь быстрее скорости света. Это был полный секрет для жителей Земли, но их корабли могли общаться друг с другом мгновенно.
А если могут корабли, то почему не может Штаб флота на Эросе? Какова же дальность такого рода связи? Может быть, расстояние вообще не играет роли? Или эта связь просто быстрее света, и на каких-то огромных расстояниях у нее появляется свой временно́й лаг?
Ум Боба метался между этими возможностями и теми последствиями, которые из них вытекают. Наши патрульные корабли могут сообщать о приближении врага задолго до того, как его корабли появятся вблизи Земли. Они, надо думать, за многие годы могут предупредить о силах врага и об их скорости. Вот почему учителя стали так торопиться с нашим обучением — они давным-давно знали о начале Третьего Вторжения.
И сразу пришла другая мысль: если это новая связь не зависит от дальности, тогда мы можем разговаривать даже с нашим атакующим флотом, который послан против планеты муравьеподобных сразу после окончания Второго Вторжения. Если наши звездолеты шли со скоростью, близкой к скорости света, относительный временно́й дифференциал, конечно, затрудняет связь, но уж если превращать чудеса в быль, то и эта трудность вполне разрешима. Тогда нам результат нападения на планету жукеров станет известен спустя несколько мгновений после завершения самой операции. А если эта связь такая мощная, то при наличии многих несущих частот Штаб мог бы наблюдать за ходом сражения и даже ввести его в имитаторы…
Имитация битвы… Каждый корабль экспедиционного корпуса непрерывно подает сигналы о своем местонахождении.
Мы получаем эти данные, вводим их в компьютер… и что из этого получаем? Ту самую имитацию, с которой имеем дело, когда тренируемся.
Мы тренируемся командовать кораблями, которые находятся не вблизи Солнечной системы, а во многих световых годах от нее! Посланы в рейд капитаны и пилоты, а адмиралы, которые будут ими командовать, — они здесь! Их отбирали в течение нескольких поколений. Они — это мы!
Это озарение поразило Боба как молния. Он сам не осмеливался поверить в такую возможность, хотя в ней было куда больше смысла, нежели в других, куда более реалистических сценариях. Во-первых, прекрасно объяснялось то, что они тренировались с кораблями устарелых моделей. Флот, которым им предстояло командовать, был построен много лет назад, когда эти модели были новенькими и самыми лучшими.
Нас тащили через Боевую школу и Тактическую не потому, что флот жукеров приближался к Солнечной системе. Нас торопили, так как наш флот приближался к миру жукеров.
Все так, как сказал Николай: нельзя вычеркивать невозможное, потому что неизвестно, какие именно наши предположения о том, что возможно в глубинах вселенной, окажутся совершеннейшей чушью. Боб не мог додуматься до этого, самого рационального, объяснения только потому, что был зашорен представлением, будто скорость света лимитирует и скорость движения кораблей, и скорость связи. Но стоило приподнять лишь уголок покрова тайны, и Боб смог открыть ум новым идеям. Теперь он проник в тайное тайных.
Когда-нибудь во время тренировки, да в общем-то в любую минуту, без всякого предупреждения о том, что происходит, кто-то повернет переключатель и окажется, что мы командуем реальными кораблями в реальном сражении. А мы будем думать, что это игра, хотя на самом деле будем в самом центре смерти и огня.
Нам не говорят об этом, потому что мы еще дети. Они предполагают, что мы не сумеем справиться со своей натурой, если будем знать, что наши решения ведут к смерти людей и к колоссальным разрушениям. И что когда мы теряем свой корабль, гибнут вполне реальные люди. Они держат все в секрете, чтобы защитить нас от наших же переживаний.
Кроме меня. Потому что я знаю.
Вся тяжесть этого знания рухнула на его плечи, и он ощутил, что ему не хватает воздуха. Теперь я знаю. Как это может отразиться на моей игре? Этого я не должен допустить. Я и без того играю на пределе своих возможностей. Я не могу играть ни быстрее, ни решительнее. Зато хуже — могу. Могу замешкаться. Могу отвлечься. Благодаря этим тренировкам мы знаем, что победа зависит от того, насколько ты способен забыть обо всем, кроме того, что ты делаешь в данный момент. Ты должен держать в памяти одновременно все свои корабли. Только тот корабль, который не нужен в данную минуту, может быть вытеснен из памяти. Но если думаешь о мертвых, о разорванных телах, о людях, у которых ледяной космос высасывает из легких последний глоток воздуха, разве можно продолжать игру, зная, чем она является в действительности?
Учителя правы, скрывая от нас правду. И если они узнают, что мне она известна, меня снимут с игры.
Значит, придется пойти на подлог.
Нет, мне следует потерять веру в то, что я же придумал. Я должен забыть о правде. Это не правда! Правда — это то, что нам говорили учителя. Имитация игнорирует скорость света в проблеме связи. Нас тренируют на старых судах, так как новые заняты или их нельзя сейчас получить для таких маловажных дел. Сражения, к которым нас готовят, будут с муравьеподобными, которые угрожают вторгнуться в нашу Солнечную систему. Мне приснился кошмарный сон. Ничто не может быть быстрее скорости света. Информация никогда не сможет передаваться быстрее.
Кроме того, если мы действительно послали флот вторжения к планете жукеров очень давно, то он не нуждается в маленьких ребятишках, чтобы им командовать. С этим флотом пошел сам Мейзер Ракхейм, без него тот флот не спустили бы со стапелей. Мейзер Ракхейм все еще жив благодаря релятивистским изменениям во времени при полете на скоростях, близких к световым. Для них, возможно, прошло всего несколько лет. И он готов к бою. Мы для этого не нужны.
Вот и дыхание наладилось. Успокоилось сердцебиение.
Нельзя давать такую свободу своей фантазии. Какой стыд, если бы кто-то узнал, какая идиотская гипотеза приснилась мне во сне! Никому и никогда не скажу об этом. Игра — это всего лишь игра.
По интеркому раздался сигнал побудки. Боб выскочил из койки — на этот раз она у него была нижняя — и совершенно спокойно присоединился к Бешеному Тому и Хань-Цзы, пока Муха Моло разводил свою утреннюю бодягу, а Алаи молился. Потом Боб отправился в столовую, где съел обычную порцию. Все как обычно. Даже в том, что его желудок не сработал в обычное время, не было ничего странного. Правда, целый день у Боба почему-то бурчало в животе, а потом его даже стошнило. Чего не бывает с недосыпа?
Подошли к концу три месяца, проведенные на Эросе. Изменился характер работы на имитаторах. Как и раньше, под контролем ребят находились все корабли, но теперь некоторым из них команды отдавались голосом, хотя приказы дублировались и с помощью клавиатур.
— Это чтобы приблизиться к боевым условиям, — сказал Руководитель.
— В бою, — сказал Алаи, — мы должны знать офицеров, которым отдаем команды.
— Это имело бы значение в том случае, если бы вы зависели от них в получении информации, но вы от них в этом не зависите. Вся необходимая вам информация подается прямо в имитационную машину и возникает на дисплее. Поэтому вы передаете приказы голосом, а также клавиатурой. Примите за данное, что вашим приказам повинуются. Ваши учителя будут следить за приказами, которые вы отдаете, чтобы научить вас быть немногословными и решать мгновенно. Вам придется также овладеть техникой переключения аппаратуры при разговоре между вами и капитанами ваших кораблей. Это просто, вы скоро разберетесь. Говоря друг с другом, вы поворачиваете головы вправо или влево, в зависимости от положения того, к кому вы обращаетесь. Но когда ваше лицо обращено к дисплею, ваш голос донесется до того корабля или флотилии, чей шифр вы набрали на клавиатуре. А чтобы адресоваться ко всем своим кораблям сразу, надо выдвинуть подбородок вперед. Вот так, как я вам показываю.
— А что произойдет, если мы задерем головы вверх? — спросил Шен.
Алаи вмешался раньше, чем преподаватель успел ответить:
— Ты будешь разговаривать с самим Богом.
Когда смех утих, преподаватель сказал:
— Ты почти прав, Алаи. Если ты поднимешь подбородок, то будешь говорить со своим командующим.
Несколько голосов сказали почти хором:
— С нашим командующим?
— Ну не думаете же вы, что мы тренируем вас всех сразу на должность самого высокого ранга, верно? Нет, нет. Вот сейчас я назначу наугад кого-нибудь из вас командующим, чтобы попрактиковаться. Ну-ка… вот ты, малыш. Боб!
— Вы предлагаете мне быть командующим?
— Для практики. Или ты недостаточно компетентен? Или остальные не захотят тебе подчиняться?
Остальные ответили с некоторым оттенком недовольства, что Боб, конечно, компетентен и что они, разумеется, пойдут за ним.
— Но в то же время Боб не выиграл ни одного сражения в бытность его командующим армией Кроликов, — буркнул Муха Моло.
— Вот и прекрасно. Значит, вам придется возложить на себя бремя и заставить малыша выиграть, несмотря на отсутствие у него стремления к победе.
Вот так и получилось, что Боб вступил в обязанности командующего над десятью ребятами из Боевой школы. Это вызвало возбуждение, так как ни он, ни остальные ни минуты не сомневались, что выбор преподавателя не был случайным. Все знали — на имитаторах Бобу нет равных. Петра как-то сказала ему после очередной тренировки:
— Черт тебя побери, Боб, мне кажется, у тебя в башке есть карта со всеми данными, так что ты можешь играть, закрыв глаза.
Это была почти правда. Ему не надо было вглядываться в дисплей, чтобы знать, кто и где находится. Он все держал в голове.
Им потребовалось два дня, чтобы сгладить все углы. Они принимали приказы от Боба, а затем голосом передавали их своим собственным капитанам, одновременно подтверждая их клавиатурой. Сначала ошибок было изрядно, головы поворачивались не туда, куда надо, вопросы, ответы, приказы направлялись не тем, кому предназначались. Но вскоре все стало делаться почти инстинктивно.
Потом Боб настоял, чтобы другие ребята тоже по очереди изображали бы командующего. Он сказал:
— Мне тоже нужно выполнять приказы, как и другим, а также научиться поворачивать голову вверх и вбок, чтобы разговаривать.
Учитель согласился, и Боб за день изучил всю эту технику не хуже других.
То, что другие ребята стали по очереди занимать место командующего, принесло неожиданный результат. Хотя ни один из них не опозорился, но вскоре всем стало ясно, что Боб куда быстрее и объемнее схватывает развитие ситуации и лучше запоминает все приказы, отдаваемые голосом.
— Ты не человек, — сказала ему Петра. — Никто не может сделать того, что делаешь ты.
— Я настолько человек, — мягко ответил Боб, — что даже знаю другого человека, который сделает это еще лучше.
— И кто же это? — недоверчиво спросила она.
— Эндер.
Все замолчали.
— Ага, но его тут нет, — сказал Влад.
— Откуда ты знаешь? — ответил Боб. — Насколько я знаю, он давно уже тут.
— Чушь! — взорвался Динк. — Тогда почему он не тренируется с нами? Зачем эта секретность?
— А они обожают секретность, — сказал Боб. — И еще потому, что его тренируют не так, как нас. А может быть, еще и потому, что они хотят нам сделать подарок в виде Эндера, ну как на Рождество.
— А еще, может быть, потому, что у тебя башка набита дерьмом, — завершил разговор Самосвал.
Боб только засмеялся. Конечно, это будет Эндер. Наша группа подобрана специально под него. Учителя возложили на Эндера все свои надежды. Причина того, что они возложили на Боба обязанности и. о. командующего, заключается в том, что Боб — дублер Эндера. Если у Эндера в разгар военных действий вдруг обнаружится приступ аппендицита, управление перейдет к Бобу. Боб начнет отдавать приказы, решать, какие корабли следует принести в жертву, чьи люди должны погибнуть. Но до этого все будет решать Эндер, и для Эндера это будет только игра. Ни смерти, ни страха, ни вины. Всего лишь… игра.
Конечно, это будет Эндер. И чем раньше, тем лучше.
А на следующий день их руководитель сказал им, что командующим у них теперь будет Эндер Виггин, и они с ним встретятся в полдень. Когда же он увидел, что никто не выказывает удивления, преподаватель осведомился почему. И получил ответ:
— Боб уже сказал нам об этом.
— Мне поручили узнать, Боб, как ты получаешь закрытую информацию. — Графф смотрел через стол на нелепо маленького ребенка, который сидел за тем же столом, безмятежно поглядывая на полковника.
— У меня нет никакой закрытой информации, — ответил Боб.
— Ты знал, что Эндер будет вашим командующим.
— Я вычислил это, — ответил Боб. — Не скажу, чтобы это было особенно трудно. Достаточно посмотреть, кто мы такие.
Самые близкие друзья Эндера. Его взводные офицеры. Он — ниточка, которая связывает нас всех между собой. Есть еще множество других парнишек в Боевой школе, которых вы могли бы взять сюда, и они, вероятно, были бы не хуже нас. Но мы — это те, что пошли бы за Эндером куда угодно, мы бы прыгнули в космос без скафандров, если бы он сказал нам, что это необходимо.
— Великолепная получилась бы речь, если бы за тобой не тянулась долгая история подслушиваний и подглядываний.
— Верно. Только когда бы это я мог заниматься здесь вынюхиванием? Мы ни на минуту не остаемся одни. Наши компьютеры не подключены ни к какой Сети, да мы и не видим никого, чей код мы могли бы подсмотреть, так что выдать себя за другого я никак не могу. Весь день я делаю только то, что мне приказывают. Вы, взрослые, считаете нас, детей, глупыми, хотя вы выбрали именно нас потому, что мы очень, очень умны. И теперь вы садитесь за этот стол и обвиняете меня в том, что я украл у вас информацию, которую любой идиот, и тот вычислил бы!
— Ну, все-таки не любой…
— Это всего лишь такое выражение.
— Боб, — сказал Графф, — я сильно подозреваю, что ты стараешься всучить мне чистейшее дерьмо вместо правды.
— Полковник Графф, если бы все, что вы сейчас сказали, было бы чистейшей правдой! Но ведь это совсем не так. Ну и что с того?
Да, я сказал, что Эндер будет с нами. Считайте, что я установил мониторинг за вашими снами. Так он все равно появится, примет над нами командование, станет блестящим командующим, а нас выпустят из школы, и я буду сидеть в гидравлическом кресле где-то на корабле, отдавая приказы взрослым своим детским голоском… пока их не затошнит от этого и они не вышвырнут меня в космос.
— А меня не интересует то, что ты узнал об Эндере. И даже то, как ты это вычислил.
— А я знаю, что все это вас совсем не интересует.
— Мне надо знать, что ты еще там навычислял.
— Полковник, — голос Боба звучал устало, — неужели вам в голову не приходит такой простой факт: раз вы спрашиваете меня об этом, я получаю информацию, что есть еще нечто, каковое я могу вычислить. А следовательно, резко повышается шанс, что я это нечто обязательно вычислю.
На лице полковника появилась широчайшая ухмылка.
— Именно это я и сказал этому… ну, словом, тому офицеру, который велел мне поговорить с тобой и задать эти вопросы. Я сказал, что мы самим фактом этого интервью дадим тебе материала куда больше, чем выудим у тебя. Но он заявил мне: «Из-за этого парня мы все полетим вверх тормашками».
— А что такое «тормашки»? Что-то вроде задницы?
— Никто не знает. Даже этот офицер — он учился так давно, что уже успел все позабыть. Даже таблицу умножения.
— А давайте сделаем проще: вы мне скажете секрет, которого я, по вашему мнению, знать не могу, а я вам скажу, знаю я его или еще нет.
— Да уж, от тебя помощи, как от козла молока.
— Полковник Графф, хорошо ли я делаю свою работу?
— Абсурдный вопрос. Конечно, хорошо.
— Если я знаю то, чего, по вашему мнению, мы, ребята, знать не должны, то разве я об этом разболтал? Растрепал ребятам? Или это как-то сказалось на моей работе?
— Нет.
— Поймите, это же все равно как шум от упавшего дерева в лесу, где этот треск некому услышать. Если я и знаю нечто, что мне удалось вычислить своим умом, и я никому этого не повторю, и это не повлияет на мою работу, то зачем вам терять время на выяснение того, известно мне это или нет? Потому что после такого разговора вы только уверите себя, что я начну вынюхивать любой секрет, лежащий там, где его с легкостью обнаружит любой ребенок семи лет от роду. И если я найду его, то все равно другим ребятам не расскажу, так что ничего снова не произойдет. Давайте оставим эту тему.
Графф протянул руку под стол и что-то там нажал.
— Ладно, — сказал он. — Наш разговор записывался, и уж если это их не удовлетворит, то не знаю, чего им нужно.
— Удовлетворит в чем? И кто эти «они»?
— Боб, запись этой части разговора вестись не будет.
— Нет, будет.
— Я сам выключил запись.
— Черта с два.
Вообще-то Графф и сам не был уверен, что если запись выключена, то она не ведется на другом аппарате.
— Давай-ка прогуляемся, — сказал Графф.
— Надеюсь, что не снаружи?
Графф встал из-за стола (с большим трудом, так как здорово прибавил в весе, а сила тяжести здесь была близка к земной) и вывел Боба в туннель.
На ходу Графф тихонько пробормотал:
— Пусть теперь сами потрудятся.
— Клево, — ответил Боб.
— Я решил, тебе интересно будет узнать, что весь МКФ стоит на ушах из-за явной утечки служебной информации. Кто-то, по-видимому, имеющий доступ к самым секретным архивам, написал письмо парочке пандитов[24], которые тут же вышли в Сеть и начали агитировать за возвращение детей из Боевой школы в их родные страны.
— А кто такие пандиты? — спросил Боб.
— А вот и моя очередь наступила сказать тебе «черта с два». Слушай, я вовсе не собираюсь обводить тебя вокруг пальца. Случилось так, что мне довелось познакомиться с текстом этих писем, посланных Локи и Демосфену. Как я понимаю, ты рассчитывал именно на нечто в этом роде. Когда я их прочел — в них, между прочим, прелюбопытнейшие различия, — я понял, что в них нет решительно ничего совсекретного, ничего такого, что превышало средний уровень знаний ученика Боевой школы. Нет, то, что взбесило всех наших бонз, так это политический анализ, который дьявольски точен, хотя и основан на явно недостаточной информации. Другими словами, из того, что всем известно, автор этих писем просто не мог вычислить того, что он вычислил. Русские подняли крик, что за ними кто-то шпионил, и, разумеется, стали доказывать, что их оболгали. Я тут же запросил библиотеку «Кондора» и узнал, что ты там читал. Потом проверил круг твоего чтения на МЗС — в Тактической школе, где ты учился. Да, времени даром ты не терял.
— А я всегда стараюсь занять ум чем-нибудь полезным.
— Тогда тебе будет приятно узнать, что первая группа детей из Боевой школы уже отправлена на Землю.
— Но война же еще не окончена?
— А ты думал, что если запустить снежный ком по склону, то он обязательно покатится туда, куда ты хотел? Ты умен, но наивен, Боб. Дай пинок вселенной и гадай, как лягут костяшки домино, и всегда окажется, что некоторые костяшки лягут совсем не так, как ожидалось. И все же я рад, что ты вспомнил о других детях и заставил колеса вертеться так, чтобы сделать их свободными.
— Но не нас.
— Видишь ли, МКФ не обязан сообщать каждому демагогу на Земле о том, что Тактическая и Командная школы, как и раньше, набиты детьми.
— И я не собираюсь им об этом напоминать.
— Я так и знал, ты этого делать не станешь. Нет, Боб, я ухватился за шанс поговорить с тобой потому, что мне захотелось сообщить тебе парочку новостей, причем не только о том, что твои письма вызвали ожидаемый эффект.
— Я внимательно слушаю, хотя и не признаю, что писал какие-то письма.
— Во-первых, ты будешь очень удивлен, когда узнаешь, кто это — Локи и Демосфен.
— Кто? Неужели это один человек?
— Скорее — один ум, два тела. Видишь ли, Боб, Эндер Виггин — не один ребенок в семье. Он родился, так сказать, «по заказу». Его старшие сестра и брат одарены не меньше, чем Эндер, но по некоторым причинам не могли быть приняты в Боевую школу. Брат — Питер Виггин — очень честолюбивый юноша. Когда военная карьера для него закрылась, он пошел в политику. И, так сказать, в квадрате.
— Он — и Локи, и Демосфен?
— Он разрабатывает стратегию для обоих, но пишет только за Локи. А его сестра Валентина пишет за Демосфена.
Боб расхохотался.
— Теперь я все понял.
— Так что оба твоих послания получил один Локи.
— Если я их написал.
— Бедный Питер Виггин чуть с ума не сошел. Он задействовал все свои источники в МКФ, чтобы узнать, кто ты такой. Но там никто ничего не знал. Шесть офицеров, чьи имена и пароли ты использовал при посылке писем, списаны с Флота. Но, как ты понимаешь, никому и в голову не пришло проверить, а не играл ли в политику семилетний ребенок в свое свободное время в Тактической школе.
— Кроме вас.
— Потому что, клянусь Богом, я единственный человек, который знает, каким блестящим умом могут обладать дети.
— А каким блестящим? — усмехнулся Боб.
— Наша прогулка близится к концу, я не могу тратить время на лесть. Вторая новость состоит в том, что сестра Карлотта, оставшись без работы после того, как ты уехал от нее, затратила уйму времени на выяснение твоего происхождения.
Я вижу, что к нам идут двое офицеров, которые положат конец нашей беседе, которая не записывается, поэтому буду очень краток. У тебя есть имя, Боб. Тебя зовут Юлиан Дельфийски.
— Но это же фамилия Николая?
— Юлиан — имя отца Николая. И твоего отца. Имя твоей матери — Елена. Вы однояйцевые близнецы. Твою часть разделившегося оплодотворенного яйца имплантировали позднее, при этом твои гены были чуть-чуть изменены, что имело существенные последствия. Словом, когда ты смотришь на Николая, ты видишь себя, каким бы ты был, если бы не подвергался генетической обработке и вырос у любящих и заботливых родителей.
— Юлиан Дельфийски, — задумчиво повторил Боб.
— Николай находится среди тех, кто летит сейчас на Землю. Сестра Карлотта позаботится о том, чтобы его репатриировали в Грецию. И чтобы сообщили ему, что ты его родной брат. Его родители уже знают о твоем существовании — им сказала сестра Карлотта. Твой дом в Греции — чудесное место, он стоит на холмах Крита окнами на Эгейское море.
Сестра Карлотта говорила мне, что твои родители прекрасные люди. Они плакали от радости, узнав о том, что ты — есть. А теперь — разговор кончен. Мы обсуждали с тобой низкое качество преподавания в Командной школе.
— А как вы догадались?
— Думаешь, только тебе дано строить верные догадки?
Навстречу им шли двое военных — генерал и адмирал с приклеенными к лицу фальшивыми улыбочками. Они приветствовали Боба и Граффа, а потом спросили, как прошел их разговор.
— У вас есть запись, — сказал Графф, — включая и то место, где Боб говорит, что она продолжается и после выключения.
— Но вы все же продолжили разговор?
— Я говорил ему, — вмешался Боб, — о некомпетентности преподавателей Командной школы.
— Некомпетентности?
— Наши сражения ведутся против удивительно тупых компьютерных противников. А затем учителя настаивают на проведении долгих и утомительных разборов этих дурацких сражений, хотя очевидно, что вряд ли в реальности возможно существование таких глупых и легко прогнозируемых противников. Я считаю, что единственная возможность для нас получить достойных врагов — это разбить нас на две группы и дать сражаться друг с другом.
Оба офицера обменялись взглядами.
— Интересная идея, — сказал генерал.
— Спорная, — отозвался адмирал. — Кстати, Эндер Виггин собирается принять участие в ваших упражнениях. Я подумал, что ты захочешь приветствовать его?
— Да, — сказал Боб. — Конечно.
— Я отведу тебя, — предложил адмирал.
— А мы давайте пока поговорим, — обратился к полковнику Граффу генерал.
Идя с Бобом, адмирал говорил очень мало, и Боб отвечал ему почти не раздумывая. Это было прекрасно, так как то, о чем рассказал ему Графф, просто кружило голову. То, что Локи и Демосфен — родственники Эндера, Боба не слишком удивило. Если они умны как Эндер, то их превращение в знаменитостей — дело неизбежное. Существование же компьютерных сетей обеспечило им анонимность, которая скрыла факт, что они совсем еще юны. Обращение Боба именно к ним было частично вызвано чем-то очень знакомым в их лексике и манере вести беседу. Сходство их с Эндером объяснялось тем, что люди, долго живущие друг с другом, постепенно перенимают какие-то оттенки в манере говорить и вести себя. Боб это ощутил где-то на уровне подсознания, что и привлекло к ним его внимание. Наверное, он где-то даже знал, что они родня Эндеру.
А вот вторая новость, что Николай его брат, — в нее было просто невозможно поверить. Может, полковник специально сплел такую хитроумную ложь, которая должна была проникнуть прямо в душу, и подсунул ее мне? Я — грек? Мой брат оказался в том же шаттле, что и я? Это тот же мальчик, который стал моим единственным другом? Близнецы? Любящие родители?
Юлиан Дельфийски?
Нет, я не должен верить этому! Графф никогда не был честен со мной. Графф даже пальцем не пошевелил, чтобы избавить Эндера от Бонзо. Графф никогда не сделал ничего, что бы не было нацелено на манипулирование нашим поведением.
Меня зовут Боб. Это имя подарила мне Недотепа. И я не отдам его в обмен на хитрую ложь.
Они услышали его голос, обращенный к технику в соседней комнате:
— Как я могу работать с командирами флотилий, если я их никогда не видел?
— А зачем тебе их видеть? — спросил, техник.
— Чтобы знать, кто они, как они мыслят…
— Ты узнаешь, кто они и как они мыслят, по тому, как они будут работать с имитатором. Сейчас они слышат тебя. Надень наушники, и ты тоже услышишь их голоса.
Все дрожали от волнения, зная, что сейчас он услышит их голоса так же ясно, как они слышат его.
— Кто-то должен что-нибудь сказать, — шептала Петра.
— Подождем, пока он наденет наушники, — ответил Динк.
— А как мы узнаем? — спросил Влад.
— Я буду первым, — произнес Алаи.
Пауза. В наушниках появился свист.
— Садам, — прошептал Алаи.
— Алаи! — сказал Эндер.
— И я, — сказал Боб. — Карлик.
— Боб! — воскликнул Эндер.
Да, сказал себе Боб, пока остальные наперебой говорили с Эндером. Вот кто я такой. Именно этим именем и называют меня все, кто меня знает.
23Игра Эндера
— Генерал, вы Стратег. У вас есть власть, чтобы осуществить переворот. Больше того, это ваш долг.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы всякие отставные командиры Боевой школы объясняли мне, в чем состоит мой долг!
— Если вы не арестуете Полемарха и всех его заговорщиков…
— Полковник Графф, если я нанесу удар первым, тогда на меня ляжет вся ответственность за развязывание войны, которая неизбежно будет следствием моих действий.
— Да, конечно. Но скажите мне, что лучше — всеобщая брань в ваш адрес, но мы выигрываем войну, или никто не бросает в вас камней, но зато вас поставят к стенке и расстреляют, когда переворот Полемарха установит гегемонию русских во всем мире?
— Все равно, первым я не стану открывать огонь.
— Военачальник, который не хочет перехватить инициативу, когда у него есть надежная разведывательная информация…
— Политики — это такая штука…
— Если вы позволите им победить, в живых не останется ни одного политика.
— Русские перестали быть плохими парнями еще в двадцатом веке.
— Те, кто творит злые дела, — всегда остаются плохими парнями. Вы наш шериф, сэр, вне зависимости от того, как к вам относятся люди. Исполняйте же свои обязанности.
С появлением Эндера Боб немедленно отступил в тень и занял свое скромное место среди остальных бывших взводных командиров. Казалось, этого никто не заметил. Какое-то время он был их командующим, он отлично их натренировал, но Эндер всегда был главой их группы, и раз он тут — Боб ушел на второй план.
И это правильно, думал Боб. Он руководил ими какое-то время, но в сравнении с Эндером он все равно что новичок. И не потому, что стратегия Эндера была лучше стратегии Боба.
Нет, дело было не в этом. Иногда она отличалась, но чаще Боб видел, что Эндер поступает точно так, как поступил бы он сам.
Главные различия лежали в области руководства людьми. Эндер пользовался их яростной преданностью, а не повиновением с легким оттенком презрения, которое всегда ощущал Боб. Эндер эту преданность завоевал с самого начала. Завоевал тем, что всегда замечал не только то, что происходило на поле сражения, но и то, что происходило в умах его офицеров. Он был строг, даже резок, показывая им, что ждет от них еще большего, чем они пытались выжать из себя и своих солдат. И одновременно он умел придать такую интонацию самым обычным словам, которая говорила им о его удовольствии, одобрении и близости к ним. Они чувствовали, как глубоко понимает их человек, чье мнение они ценили превыше всего. А вот Боб такого просто не умел.
Его поощрительные слова были четки и определенны, иногда грубоваты. Для остальных офицеров они значили меньше слов Эндера, так как казались им заранее обдуманными. Да они и в самом деле были обдуманны и выверены. Эндер же был… ну просто был сам собой. Для него власть была столь же естественна, как дыхание.
Они повернули во мне генетический ключик и сделали меня интеллектуальным атлетом. Я могу взять какой угодно мяч, посланный с любой точки поля, но я не знаю, когда надо ударить по нему. Я не знаю, как превратить толпу отдельных игроков в настоящую команду. Какой же ключ был повернут в генетической структуре Виггина? Что живет там — в этой глубине, кроме механической гениальности тела? Дух? Божественный дар, пожалованный Виггину? Мы идем за ним, как шли апостолы за Христом. Мы ждем, чтобы он добыл для нас воду из камня.
Сумею ли я научиться тому, что делает он? Или я таков же, как и многие военные мыслители, которых я изучал, и обречен быть второсортным на поле боя, и обо мне станут вспоминать лишь как о человеке, умевшем толково объяснять и характеризовать гениальность других генералов? Вполне возможно, что и я когда-нибудь напишу книгу, в которой расскажу, как и почему одерживал победы Эндер.
Нет, пусть эту книгу пишет сам Эндер! Или Графф. У меня есть своя работа, а когда она будет исполнена, я сам выберу себе другую и буду ее делать честно и в соответствии со своими силами. И если обо мне будут помнить только как о соратнике Эндера, да будет так. Служба с Эндером — уже награда-сама по себе.
Но, ах, как больно было видеть, как они радуются, как они довольны, как они не обращают на него никакого внимания, разве что поддразнивают как меньшого братишку, видя в нем что-то вроде милой игрушки. Им, вероятно, ненавистно то время, когда он был их лидером!
Но хуже всего то, как обращается с ним сам Эндер. И не в том дело, что с ним нельзя видеться. Просто за долгое время их разлуки Эндер, видимо, забыл, как он когда-то полагался на Боба. Теперь он в большей степени опирался на Петру, а еще на Алаи, Самосвала и Шена. На тех, кто не был с ним в армии Драконов. Конечно, и Бобу, и другим командирам взводов у Драконов Эндер верит, он их ценит, но, когда возникают трудности, когда нужен творческий подход, Эндер почти никогда не вспоминает о Бобе.
Ладно. Не стоит об этом думать. У Боба есть важное дело, Порученное ему учителями. Он должен все время наблюдать за ходом разворачивающихся сражений, он должен броситься куда нужно, если Эндер заколеблется. Эндер, видимо, не знал об этом поручении учителей, но Боб-то знал, и это иногда мешало ему выполнять свои официальные обязанности. Эндер нервничал, выговаривал Бобу за то, что он медлит, не так активен, как прежде. Чувствовалось, что он ждет от Боба большего.
Но Эндер не знает, что в любой момент, если руководитель игры подаст сигнал, Боб должен быть готов взять на себя инициативу и проводить в жизнь план Эндера, руководя действиями всех командиров эскадр, спасая игру.
Сначала поручение выглядело синекурой. Эндер был здоров, внимателен. Но затем положение стало меняться.
Это произошло в тот день, когда Эндер сказал им, что у него другой учитель, не тот, что у них. Он так часто упоминал его имя — Мейзер, что Бешеный Том тут же заметил:
— Здорово, должно быть, досталось бедняге — расти с таким имечком!
— Пока он рос, его имя еще не было знаменитым, — ответил Эндер.
— Все люди такого возраста давным-давно умерли, — вмешался Шен.
— Нет, если их посадили в корабль, летевший с почти световой скоростью много лет, а потом вернули домой.
Тогда они вдруг поняли:
— Твой учитель — тот самый Мейзер Ракхейм?
— Вы же знаете, о нем говорится, как о талантливейшем герое, — сказал Эндер.
Ясное дело, они знали.
— А вот чего нам не говорили, так это о том, какой он каменножопый.
Но тут началась работа на имитаторе и все взялись за дело.
На следующий день Эндер сообщил им всем, что обстановка меняется.
— До сих пор мы играли против компьютера или против друг друга, — сказал он. — Теперь же в течение нескольких дней нашим противником будет сам Мейзер Ракхейм с группой опытнейших пилотов, которые станут руководить флотом жукеров. Поглядим, что получится.
Серия тестов с Мейзером Ракхеймом в качестве оппонента.
Что-то, по мнению Боба, в этом было не то.
Никакие это не тесты. Это ситуации, подготовленные для условий, которые могут возникнуть, когда наш реальный флот столкнется с флотами жукеров возле их родной планеты! МКФ получает предварительную информацию от экспедиционного корпуса, и они подготавливают нашу команду к тому, что жукеры могут бросить против землян, когда начнется бой.
Трудность была в том, что Мейзер Ракхейм, как он ни был талантлив, как бы опытны ни были его офицеры, все они — все равно люди, а не жукеры. Когда начнется настоящее сражение, жукеры могут выкинуть такие трюки, о которых земляне и подумать не могут.
И вот пришло время первого «теста». Было просто стыдно смотреть, какой простенькой оказалась стратегия жукеров.
Огромный сферический строй кораблей, окружающих единственный корабль, находящийся в центре сферы.
Во время сражения выяснилось, что Эндеру известны такие вещи, которым он их не обучал. Во-первых, он приказал не обращать внимания на корабль в центре шара. Это всего лишь приманка. Откуда узнал это Эндер? Откуда он знал, что жукеры ожидают нападения на этот одинокий корабль, но что корабль — только приманка? Жукеры ждут, чтобы мы накинулись на него.
Конечно, все-таки это были не жукеры, а Мейзер Ракхейм. Но почему Мейзер Ракхейм думает, будто жукеры ожидают, что люди ударят именно на этот одинокий корабль?
Боб вспомнил те видики, которые Эндер раз за разом просматривал в Боевой школе. Пропагандистские фильмы о Втором Нашествии.
Они никогда не показывали саму космическую битву. Потому что ее не было! И Мейзер Ракхейм никогда не командовал ударными силами и не выстраивал в голове великолепные стратегические концепции. Мейзер просто ударил по этому одинокому кораблю. И война кончилась. Вот почему нет никаких видиков, показывающих бои врукопашную. Мейзер Ракхейм убил матку — королеву улья. А теперь он считает, что жукеры могут использовать центральный корабль в качестве приманки, так как в прошлый раз он победил жукеров, прорвавшись к этому кораблю. Убей королеву, и жукеры станут беззащитными. Безмозглыми. Вот почему видики были такими! И Эндер это понимает. Но ему известно так же то, что жукеры знают, что нам это известно, вот почему он и не хочет попасть в ловушку с дешевой приманкой.
Второе, что Эндеру известно, а остальным членам команды — нет, это оружие, которое не использовалось в прежних имитациях. Оно вообще появилось впервые, о нем никто не слышал. Эндер почему-то называл его «Маленький Доктор» и ни о чем больше не рассказывал, пока не приказал Алаи применить его там, где концентрация вражеских кораблей была наиболее значительной. К их изумлению этот «Маленький Доктор» вызвал цепную реакцию, которая перебрасывалась с корабля на корабль, пока все подготовленные для удара силы жукеров не были уничтожены. Дальше все было просто: оставалось смести, как метлой, жалкие остатки неприятельского флота. Поле сражения очистилось.
— Почему их стратегия была такой идиотской? — спросил Боб.
— Вот и я удивился тому же, — ответил Эндер, — но мы не потеряли ни одного корабля, так что все о'кей.
Позже Эндер передал им слова Мейзера: тот задумал целую серию оборонительных сражений жукеров против наших атак на их планеты, причем жукеры будут учиться на собственных ошибках.
— К следующему разу они станут уже опытнее, так что готовьтесь — будет труднее.
Боб услышал эти слова, и они его сильно встревожили.
Серия вторжений? Зачем выбран такой странный сценарий?
Почему не стычки передовых флотилий перед началом общего сражения?
Потому что у жукеров не одна заселенная планета, решил он. Разумеется, так оно и есть! Они обнаружили Землю и решили превратить ее в еще одну из своих колоний, как уже поступали неоднократно.
Значит, и у нас не один флот, а несколько. По одному на каждую планету муравьеподобных. А причина, по которой они могут обучаться на опыте уже состоявшихся сражений, заключается в том, что у жукеров тоже есть средства связи быстрее света, которыми они пользуются в межзвездном пространстве.
Все догадки Боба подтвердились. Теперь он твердо знал, что стоит за этими «тестами». Мейзер Ракхейм вовсе не командовал имитированным флотом жукеров. Это были настоящие, совершенно реальные сражения, и единственная функция Ракхейма состояла в том, чтобы наблюдать за их развитием, а затем разбирать с Эндером смысл вражеской стратегии и обсуждать, что следует противопоставить ей в будущем.
Вот почему они отдают свои приказы голосом. Эти приказы мгновенно передаются на реальные корабли реальным командам, которые выполняют их и ведут настоящий, а не виртуальный бой.
Каждый потерянный нами корабль, думал Боб, означает множество погибших людей. Любая наша небрежность оборачивается многими смертями. Но нам этого не говорят, ибо боятся навалить на наши слабые плечи чудовищное бремя этого знания. В военное время всем командующим приходится принимать решения с учетом так называемых приемлемых потерь.
Но тот, кто по-настоящему гуманен, никогда не согласится с понятием «приемлемости потерь». Боб это хорошо понимал.
Приемлемость выгрызает им души. Вот почему они защищают нас — детей-солдат — и стараются убедить в том, что все, что мы видим на дисплеях, это всего лишь игра и тестирование.
Поэтому я никогда и никому не скажу, что знаю, в чем тут дело. Поэтому я должен принимать потери, не говоря никому ни слова, не выдав даже сокращением мышц лица, какую боль они мне причиняют. Я должен заблокировать свой мозг, должен не допустить в него даже мысль о людях, которые погибают там, выполняя наши приказы, о людях, которые теряют в этой игре не фишки, а свои жизни.
«Тесты» сменяли друг друга, их разделяли нерегулярные промежутки времени, а каждая битва длилась все дольше и дольше. Алаи как-то пошутил, что их следует обеспечить хорошими памперсами, чтобы ребята не отвлекались от игры, когда мочевые пузыри у них переполняются до краев. Уже на следующий день всем были выданы катетеры. Однако против этого восстал Бешеный Том. «Хватит дурить, — сказал он. — Принесите нам горшки побольше, чтоб было куда отлить. Мы не можем играть как надо, если из наших «хлыстиков» свисают какие-то штуковины».
Так и сделали, но Боб не видел и не слышал, чтобы мальчики пользовались горшками. И хотя ему было интересно, как обходится Петра, но спросить ее он не рискнул: пробудить гнев Петры — дело рискованное.
Вскоре Боб убедился, что Эндер начинает делать в игре кое-какие ошибки. Во-первых, Эндер слишком полагается на Петру. Ей всегда поручалось командование над главными силами, так что Петре приходилось следить одновременно за сотней разных вещей, чтобы дать Эндеру время на придумывание ложных ударов и всяких других хитростей и уловок. Но неужели Эндер не видел, что Петра, педантичнейшая Петра, прямо сгорает от стыда и чувства вины из-за каждой допущенной ею ошибки? Эндер, который так хорошо понимал людей, все же, по-видимому, считал ее крутой, не видя, что ее суровость и резкость — всего лишь маска, под которой Петра скрывает свою неуверенность и тревогу. Каждая ошибка увеличивала тяжесть бремени, которое Петра несла на своих плечах. Она плохо спала и предельно изматывалась во время боев.
Может быть, однако, что причиной, по которой Эндер так издергал Петру, было то, что он сам страшно устал и находился на пределе своих сил? Правда, вымотались все. Иногда усталость проявлялась слабее, иногда сильнее, иногда сказывалась на поведении явно, иногда завуалированно. Они совершали все больше ошибок, а «тесты» становились все труднее и проводились все чаще.
Поскольку битвы от «теста» к «тесту» ожесточались, Эндеру приходилось перекладывать все бо́льшую ответственность на командиров флотилий. Вместо того чтобы элегантно воплощать в жизнь точные и детальные приказы Эндера, командирам флотилий теперь приходилось все чаще и чаще принимать собственные решения. Эндер был слишком занят на одном участке сражения, чтобы успевать давать им новые указания.
Командиры флотилий в таком случае начинали переговоры друг с другом, чтобы согласовать тактику, пока Эндер не обращал на них внимания. И Боб с удовлетворением заметил, что, хотя Эндер все еще не возлагал на него особо ответственных поручений, некоторые командиры стали обращаться к нему, когда внимание Эндера было отвлечено другими делами. Бешеный Том и Хань-Цзы сами вырабатывали свои планы, но обычно проверяли их у Боба. Поскольку же сам Боб чуть ли не половину своего внимания уделял изучению генерального плана Эндера, он всегда имел возможность дать им четкий совет, что следует сделать, чтобы помочь выполнению этого общего плана кампании. Время от времени Эндер хвалил Тома или Хань-Цзы за решения, принятые с помощью Боба. Что ж, Боб чувствовал себя так, будто похвалили его самого.
Другие бывшие командиры взводов, а также старшие ребята к Бобу почти не обращались. Он понимал почему: им было обидно, что в отсутствие Эндера учителя поставили над ними Боба. Теперь же у них был настоящий командующий, и они не собирались делать ничего такого, что напомнило бы им о былом главенстве Боба. Он все это понимал, но боль не стихала.
Хотели они или не хотели, чтобы он наблюдал за их действиями, были или не были уязвлены его чувства, но у него было тайное поручение учителей, и Боб надеялся, что ничто не застанет его врасплох. И по мере того как давление становилось все более сильным, а вся их команда слабела, Боб должен был напрягать свое внимание еще больше, так как вероятность ошибок росла.
Однажды Петра уснула в разгаре сражения. Находившиеся в ее распоряжении корабли оказались в тяжелейшем положении, а неприятель бросился вперед, в клочья разрывая флотилию Петры. Еще хуже было то, что Эндер не сразу заметил, что произошло с Петрой. Бобу пришлось подсказать ему, что с Петрой что-то случилось. Эндер громко окликнул ее. Она не отозвалась. Только тогда Эндер передал ее уцелевшие корабли Бешеному Тому и попытался спасти положение. Флотилия Петры, как всегда, занимала центральное место, и потеря большей части ее судов была оглушительным ударом. Только потому, что противник опьянел от успеха, Эндер успел устроить ему несколько ловушек и перехватил инициативу. Сражение было выиграно, но с большими потерями.
Петра очнулась от обморочного сна только к концу сражения. Она обнаружила, что контроль над ее флотилией передан другому, а микрофон отключен. Когда микрофон снова включили, все услышали горькие рыдания Петры:
— Простите меня… простите… скажите Эндеру, что мне стыдно… он не слышит меня… простите…
Боб поймал ее еще до того, как она успела добежать до своей комнаты. Она, шатаясь, шла по туннелю, время от времени останавливалась, чтобы уткнуться лицом в каменную стену. По лицу струились потоки слез, мешавшие видеть, так что кое-где ей приходилось идти ощупью. Боб подошел к ней и тронул за плечо. Петра со злостью отшвырнула его руку.
— Петра, — сказал Боб, — усталость — это усталость. Нельзя не заснуть, если мозг отключается.
— Это мой мозг отключается, а не твой. Тебе не понять, какое это ужасное ощущение! Ты такой умный, что можешь делать серьезные дела и одновременно играть в шахматы!
— Петра, Эндер нагружает на тебя слишком много, он не дает тебе ни минуты отдыха.
— Он тоже не отдыхает… и я не вижу его…
— Да, вы оба устали. Прошло немало секунд после того, как стало ясно, что с твоей флотилией происходит что-то неладное, и кто-то обратил на это внимание Эндера. Но и тогда он сначала стал будить тебя, а уж потом передал контроль Тому.
Если бы он принял меры сразу, у тебя осталось бы шесть кораблей, а не два.
— Это ты указал ему! Ты следил за мной! Ты проверял меня!
— Петра, я слежу за всеми.
— Ты говорил, что веришь мне, а на самом деле не веришь! И ты прав — мне нельзя верить!
Она снова уткнулась лицом в каменную стену и снова раздался звук горьких рыданий.
Откуда-то взялись два офицера, которые увели Петру. Но не в ее комнату.
После этого случая Боба вызвал к себе полковник Графф.
— Ты хорошо справился со своим делом, — сказал полковник. — Вот для этого-то ты тут и находишься.
— Я тоже не проявил нужной сноровки, — ответил Боб.
— Ты наблюдал. Ты увидел, что план сражения под угрозой, и обратил на это внимание Эндера. Ты выполнил свою работу. Другие ребята ничего не заметили, и я знаю, что их отношение ранит тебя.
— Меня не колышет, что они там замечают.
— Но ты свой долг исполнил. В этой битве ты предотвратил проход по центру.
— Мне непонятен смысл этого выражения.
— Это такой футбольный термин. Ах, я совсем забыл, что на улицах Роттердама эта игра не в большом фаворе.
— Можно, я пойду высплюсь?
— Одну минуту, Боб. Эндер выдыхается. Он совершает ошибки. Все это гораздо важнее, чем ты думаешь. Будь готов прийти ему на помощь. Ты же видел, что произошло с Петрой.
— Мы все выдыхаемся.
— Да, и Эндер тоже. Даже хуже других. Он плачет во сне. Ему снятся кошмары. Он бормочет, что Мейзер шпионит за его снами и узнает из них о планах, разработанных Эндером.
— Вы хотите сказать, что он сходит с ума?
— Я хочу сказать, что единственный человек, которого он заставляет работать еще тяжелее, чем Петру, — это он сам. Прикрой его, Боб. Встань рядом.
— Я и так стою рядом.
— Ты все время раздражен, Боб.
Слова Граффа ошеломили Боба. Сначала он подумал — нет, я не злюсь. А потом: неужели?
— Эндер не дает тебе сколько-нибудь важных поручений, а после игры недоволен тобой, Боб. Но это не вина Эндера.
Мейзер сказал ему, что сомневается в твоих способностях руководить большим количеством кораблей. Вот почему ты не получаешь сложных и интересных поручений. Дело не в том, что Эндер верит Мейзеру на слово. Но все, что ты делаешь, Эндер рассматривает через призму недоверия Мейзера к тебе.
— Мейзер Ракхейм думает, что я…
— Мейзер Ракхейм точно знает, кто ты есть и на что ты способен. Это мы не хотим, чтобы Эндер поручал тебе нечто настолько трудное, что ты не сможешь следить за общим ходом игры. И нам это нужно сделать так, чтобы Эндер даже не заподозрил, что ты его дублер.
— Так зачем же вы мне все это говорите?
— Когда этот тест завершится и вы приступите к несению реальной службы, мы расскажем Эндеру обо всем, что ты сделал, и почему Мейзер сказал то, что сказал. Я знаю, как важно для тебя доверие Эндера, и не хочу, чтобы ты страдал так, как страдаешь сейчас. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты знал, почему мы так поступаем.
— Откуда у вас такая внезапная тяга к правде?
— Потому что, как мне кажется, для тебя лучше знать ее.
— Что ж, пожалуй. Мне будет лучше поверить в то, что вы говорите. Не важно, правда это или нет. А может, вы все врете. Так узнал ли я что-либо полезное из нашего разговора? Как вы полагаете?
— Верь в то, чего тебе больше хочется, Боб.
Целых два дня Петра на тренировках не присутствовала.
Когда она вернулась, то Эндер, разумеется, больше не давал ей важных поручений. Со своими обязанностями Петра справлялась, но ее былой пламенный энтузиазм исчез. Сердце Петры было разбито.
Но, черт побери, она все же выспалась пару суток! Остальные ей даже немного завидовали из-за этого, хотя ни за какие коврижки не захотели бы оказаться на ее месте. Независимо от того, в какого бога кто верил, они все молили: не дай случиться со мной такому. Но одновременно они твердили и другую молитву: «О дай мне немного соснуть, пошли мне хотя бы один день, когда мне не надо будет думать об этой треклятой игре!»
А тестирование все длилось и длилось. Сколько же миров, думал Боб, эти недоноски колонизировали, прежде чем наткнулись на Землю? И какой толк от того, что мы уничтожаем их флоты, если мы не можем колонизировать эти планеты?
Конечно, мы можем оставить рядом свои корабли, которые будут сбивать все, что попробует подняться с поверхности этих небесных тел.
Петра была не единственной, кто сошел с круга. Влад впал в кататонию, и его не могли разбудить. Докторам потребовалось три дня, чтобы вернуть ему сознание, но в отличие от Петры он не вернулся к мониторам — у него пропала способность концентрировать свое внимание.
Боб ждал, что за Владом последует и Бешеный Том, но тот, несмотря на свою кличку, по мере того как слабел, становился все более разумным. Свалился же Муха Моло, который вдруг начал хохотать, потеряв контроль над своей флотилией. Эндер его тут же отключил и передал на этот раз флотилию Мухи под команду Боба. Муха вернулся уже на следующий день, без всяких объяснений, но все подумали, что давать ему серьезные поручения больше не следует.
А Боб между тем все больше убеждался в том, что внимание Эндера слабеет. Приказы от него поступали после более продолжительных пауз, а два раза они были сформулированы очень невнятно. Боб немедленно передал их в более доходчивой форме, а Эндер даже не узнал, что получился такой конфуз. Зато ребята убедились, что Боб зорко следит за всей игрой, а отнюдь не только за своим сектором. Возможно, они даже наблюдали, что Боб во время игры иногда задает уточняющие вопросы или делает замечания, которые заставляют Эндера встряхнуться и обратить внимание на что-то, что он должен был заметить гораздо раньше. И все это делалось так мягко, что никому и в голову прийти не могло, что Боб кого-то поправляет. Теперь после игр бывало и так, что к нему подходили два-три паренька из старших, чтоб поболтать. Так, ничего особенного. Просто похлопают по плечу или по спине и скажут пару слов: «Хорошо сыграли», или «Здорово сработано», или «Держи хвост морковкой. Спасибо, Боб».
Он и не думал о том, как важно для него признание, до тех пор, пока не получил его.
— Боб, пока не началась новая игра, ты должен кое-что узнать.
— Что именно?
Полковник Графф мешкал.
— Сегодня утром мы очень долго не могли разбудить Эндера. Ему снились кошмары. Он ничего не ест, его приходится кормить почти насильно. Во сне он кусает руки. До крови. А сегодня не мог проснуться. Нам удалось немного задержать… этот… тест… так что командовать он будет. Как обычно… вернее, не совсем как обычно.
— Я готов. Я всегда готов.
— Да, но понимаешь… Дело в том, что этот тест… в нем нет…
— Он безнадежен?
— Надо сделать все, даже то, что за гранью возможного. Любые соображения…
— Эта штука — «Маленький Доктор»… Почему Эндер не применял ее уже так давно?
— Неприятель многое узнал об этом изобретении, и теперь они держат свои корабли на таком расстоянии друг от друга, что цепная реакция не возникает. Необходима определенная критическая масса, чтобы она пошла. Сейчас это изобретение… балласт. Бесполезный груз.
— Было бы хорошо, если бы вы рассказали мне несколько раньше о том, как действует это оружие.
— Есть люди, которые не хотят посвящать тебя ни в какие секреты, Боб. Ты обладаешь способностью из каждого шматка информации делать выводы в десять раз более важные, нежели нам хотелось бы. Поэтому есть люди, которые не желают давать тебе даже самые скромные информационные объедки.
— Понятно. Полковник Графф, вы же знаете, что мне известно — эти сражения реальны. Мейзер Ракхейм вовсе не имитирует их. Когда мы теряем корабль, гибнут реально существующие люди.
Графф отвернулся.
— И среди них есть люди, которых Мейзер Ракхейм знал лично?
Графф еле заметно кивнул.
— Вы не думаете, что Эндер в какой-то степени способен улавливать ощущения Мейзера? Я его не знаю, может быть, он действительно каменный, но мне кажется, что когда он после сражения делает с Эндером разбор операции, он невольно… в общем, его боль передается Эндеру. Дело в том, что Эндер после разбора становится куда более усталым, чем был до него.
Возможно, он еще не полностью понимает, что происходит на самом деле, но он ощущает это на каком-то очень глубоком подсознательном уровне как нечто жуткое и болезненное. Он чувствует, что Мейзер Ракхейм по-настоящему страдает от каждой сделанной Эндером ошибки.
— Ты что, умудрился каким-то образом проникнуть в комнату Эндера?
— Нет, я просто вслушиваюсь в Эндера. Я не ошибся в отношении Мейзера?
Графф отрицательно качнул головой.
— Полковник Графф, вы просто не поняли, а остальные, видимо, забыли, что в последнем сражении в Боевой школе Эндер передал командование своей армией мне. Стратегия тут была ни при чем. Он просто вышел из игры. Ему все обрыдло. Он забастовал. Вы этого не поняли, так как тут же выпустили его из Школы. История с Бонзо прикончила его. Я думаю, что боль и отвращение Ракхейма приводят к тому же самому. Я думаю, что если Эндер разумом, может быть, еще и не понимает, что убивает людей, то он это ощущает подсознанием и оно сжигает ему сердце.
Графф бросил на него острый взгляд.
— Я знаю, что Бонзо умер. Я видел его. Я встречался со смертью еще раньше, как вам известно. Нельзя встать и уйти на прогулку, если у вас носовые хрящи вбиты прямо в мозг, а еще вы потеряли два галлона крови. Вы не сказали Эндеру, что Бонзо убит, но вы дурак, если полагаете, что он этого не знает. И благодаря Мейзеру он чувствует, что с каждым нашим потерянным кораблем гибнут хорошие люди. И груз этого знания губит его.
— Ты гораздо более проницательный человек, чем тебя считают многие, Боб, — сказал Графф.
— Знаю… У меня же холодный нечеловеческий ум, да? — Боб горько рассмеялся. — Раз я генетически изменен, значит, я чужак, верно? Вроде жукера?
Графф покраснел.
— Никто тебе этого не говорил.
— Вы хотите сказать, что вы не говорили мне такого в глаза? Словами — не говорили. Но вы, видимо, не можете усвоить, что иногда людям необходимо говорить правду или просто просить их сделать то-то и то-то, а не хитростью заманивать их в ловушки.
— Не думаешь ли ты, что Эндеру надо сказать, будто эта игра не что иное, как реальность?
— Нет! Вы что — обезумели? Если на него так сильно действует подсознание, то что же произойдет, если он узнает истину! Да он тут же окаменеет.
— А ты не окаменеешь. Верно? Ты будешь спокойно командовать и в следующем сражении.
— До вас все еще не доходит, полковник Графф, что я не каменею только потому, что это не мой бой. Я всего лишь на подхвате. Я помогаю. Я свободен. Это игра Эндера.
Ожил имитатор Боба.
— Время, — сказал Графф. — Удачи тебе.
— Полковник Графф, Эндер может опять забастовать. Он может вообще уйти прочь. Он может сдаться. Он, в конце концов, может сказать себе, что это всего лишь вшивая игра, от которой меня воротит, и мне наплевать, что они со мной сделают, но я с ней покончу. Такое желание в нем сидит крепко. Оно приходит, когда все кругом представляется несправедливым и бессмысленным.
— А что, если я пообещаю ему, что это будет последнее сражение?
Боб надел наушники и спросил:
— А это правда?
Графф кивнул.
— Так. Что ж… хотя я не думаю, что это даст эффект. Кроме того, он же ученик Мейзера, не правда ли?
— Это понятно. Но сам Мейзер хотел сказать ему, что это его последний экзамен.
— Мейзер сейчас учитель Эндера, — задумчиво проговорил Боб. — Значит, со мной остались вы? С нежеланным ребенком?
Графф заполыхал от стыда.
— Это верно, — сказал он. — Я действительно не хотел тебя. Раз уж ты знаешь так много.
Хоть Боб все это знал, но слова полковника снова ранили его.
— Но, Боб, — сказал Графф, — все дело в том, что я был неправ. — Он положил руку на плечо Боба, сжал его и вышел из комнаты.
Боб включил дисплей. Он был последним командиром флотилии, который сделал это.
— Вы готовы? — Голос Эндера.
— Все готовы, — ответил Боб. — А ты немного опоздал сегодня, верно?
— Извини, — сказал Эндер. — Заспался.
Засмеялись все, кроме Боба.
Эндер заставил их проделать какие-то маневры, чтобы разогреться. А потом пришел час битвы. Дисплей очистился.
Боб ждал. Тревога жгла его сердце.
На дисплее появился неприятель.
Его флот прикрывал планету, которая сверкала в самом Центре дисплея. Битвы вблизи планет случались и раньше, но в прошлые разы планеты жукеров располагались где-то в стороне, их можно было видеть на самом краю поля дисплея — вражеский флот всегда стремился увести от них корабли землян.
На этот раз все было иначе. Никаких попыток увести врага подальше в сторону. Совершенно невероятное скопление кораблей жукеров, которое даже и вообразить было невозможно.
Корабли соблюдали между собой достаточно большие промежутки. Многие тысячи кораблей, образующих странные, непредсказуемо меняющиеся, пересекающиеся полосы, которые вместе создавали как бы облако смерти, обволакивающее планету, сияющую в центре этого шарообразного скопления непрерывно движущихся кораблей.
Это их центральный мир, подумал Боб. Он чуть было не произнес это вслух, но вовремя заставил себя сдержаться. Ведь для всех — это всего лишь имитация защиты жукерами их родной планеты.
У них было много времени, чтобы подготовиться к нашему появлению здесь. Предыдущие сражения — просто пустяки в сравнении с этим. Муравьеподобные могут позволить себе потерять любое количество особей, им это безразлично. Значение имеет лишь королева-матка. Как та, которую уничтожил Мейзер Ракхейм во время Второго Нашествия. И они ни разу больше не подвергали своих маток опасности. Во всяком случае, во всех предыдущих сражениях это было так. Ни разу до этого боя.
Вот почему они так кишат, так роятся. Где-то здесь королева-матка.
Но где же она?
Она на поверхности планеты, подумал Боб. Их идея состоит в том, чтобы задержать нас и ни в коем случае не допустить прорыва к планете, к ее поверхности.
Значит, именно туда мы и должны прорываться. «Маленький Доктор» нуждается в массе, чтобы начать действовать.
Планета имеет массу. Все очень просто.
За исключением того, что ничтожно маленький флот землян никакими способами не сможет прорваться сквозь вихрь крутящихся вражеских флотилий, чтобы оказаться вблизи планеты и задействовать «Маленького Доктора». Ибо если и существует в истории военной науки хоть один верный вывод, то он таков: иногда случается, что одна из воюющих сторон так могуча и непобедима, что единственным приемлемым решением для другой стороны является упорядоченное, но немедленное отступление, дабы сохранить силы для будущих сражений.
Но в этой войне будущих сражений не будет. Нет и надежды на спокойное отступление. Решения, благодаря которым это сражение проиграно, а следовательно, проиграна и вся война, были приняты еще несколько поколений назад, когда спускались со стапелей эти корабли землян — сила совершенно недостаточная для выполнения поставленной задачи. Командующий, который отправлял этот флот, надо думать, даже не подозревал, где находится эта планета — родина жукеров. Так что виноватых нет. Просто у землян сейчас нет достаточных сил, чтобы сделать хоть зарубку в обороне противника. А то, что ими командует гениальный Эндер, — значения не имеет.
Когда у вас есть только один парень с лопатой, нечего и думать строить плотину, которая защитит вашу землю от наступления океана.
Отступать некуда, победа невозможна, отложить сражение нельзя, а врагу даже тактику менять не надо — знай делай то, что уже делаешь.
Весь флот землян состоял всего из двадцати звездолетов, каждый из которых нес по четыре эсминца. Эсминцы старого образца, медлительные, совсем не такие, которые использовались в предыдущих битвах. Это было понятно: родная планета жукеров, вероятно, лежала куда дальше их остальных обитаемых миров, так что тот флот землян, который подошел к ней сейчас, был запущен раньше других флотов. До того, как появились более совершенные модели звездных кораблей.
Итого восемьдесят эсминцев. Против пяти, если не десяти тысяч вражеских кораблей. Точно определить их численность невозможно. Боб видел, что компьютер пытается проделать эту операцию, но все время сбивается, конечная цифра колеблется то в одну сторону, то в другую — кораблей так много, что система дает сбой. Световые точки на дисплее непрерывно меняют положение, они вспыхивают и гаснут, как светлячки.
Время тянется долго — то ли секунды, то ли минуты.
Обычно Эндер за это время уже успевал всех задействовать, подготовить к началу боевых действий. На консоли Боба зажегся огонек. Он знал, что это значит. Все, что ему нужно было сделать, это нажать кнопку и взять командование на себя. Ему предлагали сделать это, так как боялись, что Эндер отключился.
Нет, он не отключился. Он не запаниковал! Он просто оценил ситуацию точно так же, как ее оценил я. Тут никакая стратегия не вывезет. Только Эндер не понимает, что произошло, что военная удача отвернулась от нас и что поражение неминуемо. Эндер считает, что это всего лишь тест, который придумали учителя и Мейзер Ракхейм, тест абсурдно несправедливый, где единственным разумным выходом из ситуации является отказ заниматься такой глупостью.
Какие они все-таки умники, что скрывали от Эндера правду все это время. Но теперь эта же политика может выйти им боком. Если бы Эндер понял, что это не игра, что идет самая всамделишная война, тогда он, возможно, сделал бы мощное усилие или пустил бы в ход свой гениальный ум и, может быть, нашел бы решение проблемы, которая, на мой взгляд, решения все же не имеет. Но Эндер не знает, что это реальность, для него все, что происходит сейчас, — это все равно что сражение в Боевом зале, где против него стояли две армии, и тогда он передал Бобу командование, а сам отказался принимать участие в этой дурацкой игре.
В какое-то мгновение Бобу страшно захотелось во весь голос проорать правду. Это не игра, это реальность, это последняя решающая битва, и мы терпим поражение в этой битве! Но что это даст, кроме всеобщей паники, подумал он.
И уж совершенным абсурдом было даже думать о том, чтобы нажать кнопку и взять на себя командование боем. Эндер еще не сдался, не заболел. Бой выиграть невозможно, в него и ввязываться нечего. Жизни людей, что сидят внутри этих кораблей, не должны быть потеряны, как в безнадежной атаке Легкой Бригады у Фредериксберга. Я вам не генерал Бернсайд[25] и не отправлю своих людей на бессмысленную, никому не нужную гибель.
Если бы у меня был план, я бы еще взялся руководить сражением. Но у меня нет плана. Так что хорошо это или плохо, но это игра Эндера, а не моя.
Была и еще одна причина не брать на себя ответственность.
Боб вспомнил, как он когда-то стоял над распростертым телом хулигана, который был слишком опасен, чтобы пытаться приручить его, и шептал Недотепе: убей его сейчас же! Убей же его!
Я был прав. И вот теперь снова — хулиганы должны быть уничтожены. Хотя я и не знаю, как это сделать, но мы обязаны выиграть эту войну. Я не знаю, как это сделать, я не Бог, я многого не знаю. И, возможно, Эндер тоже не видит решения, но если кто-то и может его найти, так только он.
Может, все не так уж безнадежно. Может быть, все же существует какой-то способ добраться до поверхности планеты и стереть жукеров в порошок, очистив от них всю вселенную?
Может, пришло время чудес? Для Эндера мы все будем работать как безумные. Если же командование перейдет ко мне, ребята так огорчатся, что станут работать небрежно. Даже если бы у меня был план, который обещал бы хоть маленький шанс на победу, он не сработает, так как они не станут вкладывать в его воплощение свои души.
Эндер должен попытаться. Если он не сделает этого, мы погибли. Ибо если жукеры и не намеревались раньше посылать против нас флот, то теперь они просто обязаны это сделать.
Ведь во всех предыдущих сражениях мы их флоты уничтожали.
Если мы не выиграем и это, если не лишим возможности воевать с нами, они обязательно придут к нам. И на этот раз захватят с собой свое изобретение — очередного «Маленького Доктора».
У нас есть только один мир. И только одна надежда.
Давай же, Эндер.
И тогда в уме Боба мелькнули слова, которые Эндер сказал им в тот день, когда приступил к первой тренировке армии Драконов: «Помните, ворота противника внизу». Ведь в последней битве Драконов надежды на победу тоже не было, но в игру вошла стратегия Эндера. Он послал Боба с его взводом приложить свои шлемы к воротам противника и тем самым обрести победу. Ах как плохо, что сейчас нет возможности сыграть такую же проделку с жукерами.
Доставить «Маленького Доктора» на планету жукеров и взорвать ее к чертям, вот какой фокус мог бы решить дело. Но сделать это отсюда невозможно.
Время сдаваться. Время выходить из игры. Время крикнуть им всем: нельзя поручать детям работу взрослых! Это невозможно! С нами покончено!
— Помните, — сказал Боб в микрофон, — ворота противника всегда внизу.
Муха Моло, Хань-Цзы, Влад, Самосвал, Бешеный Том угрюмо хмыкнули. Они были в армии Драконов. И помнят, как использовались эти слова в последний раз.
Но Эндер, казалось, шутку не принял.
Казалось, он не понимал, что никакими средствами они не доставят на планету «Маленького Доктора».
В их ушах вновь прозвучал голос, отдающий приказы. Он приказал построить все корабли землян в тесный строй — в виде цилиндра, состоящего из нескольких оболочек.
Боб хотел крикнуть: не делай этого! На этих кораблях живые люди, и если ты пошлешь их в бой, они погибнут. Жертва ради недостижимой победы!
Но он прикусил язык, так как где-то в дальнем закоулке мозга, в самом удаленном уголочке сердца, все еще теплилась надежда, что Эндер все же сумеет сделать то, чего физически сделать нельзя. И пока жива была эта надежда, жизни тех людей можно было оправданно принести в жертву, так как в свое время они осмысленно и по собственной воле вступили на палубы кораблей и отправились в далекую экспедицию.
Эндер двинул свои корабли, делая попытку пробить брешь в непрерывно движущемся строе «облака» жукеров.
Конечно, враг видит, что мы пытаемся сделать, думал Боб. Конечно, жукеры видят, как второй, третий, четвертый натиск подводят корабли землян все ближе к поверхности планеты.
В любую минуту враг может уничтожить корабли землян, сконцентрировав свои силы на определенных участках. Почему он этого не делает?
Одна причина пришла на ум Бобу сразу же. Жукеры не осмеливаются сгустить свои порядки вблизи эндеровского «цилиндра», так как сближение кораблей даст землянам возможность пустить в ход «Маленького Доктора».
Затем пришла и другая мысль. А не может ли быть так, что здесь собралось слишком много кораблей жукеров? Не может ли быть, что королевы или королева тратят слишком много усилий своего мозга только на то, чтобы заставить десять тысяч кораблей клубящегося «облака» продолжать свое непрерывное движение, одновременно тщательно соблюдая необходимые интервалы между кораблями?
В отличие от Эндера матки-королевы не могли передать контроль над кораблями в руки своих подчиненных. Каждый отдельный жукер — всего лишь руки или ноги королевы. Теперь у нее сотни, а может быть, многие тысячи ног и рук, и все они находятся в движении.
Вот почему они действуют столь неразумно. Слишком многое приходится держать под контролем. Вот почему отсутствуют осмысленные перемещения в «облаке», не организуются ловушки, не блокируется «цилиндр» Эндера, не пресекается его продвижение.
Фактически маневрирование жукеров ни к чему не вело.
Эндер пробивался все дальше и дальше, а жукеры продолжали строить защитную толстую стену позади строя Эндера.
Но они же блокируют возможность отхода!
И тогда Боб понял третью и самую важную причину происходящего! Жукеры сделали ошибочный вывод из предыдущих сражений. До сих пор стратегия Эндера заключалась в том, чтобы уничтожить противника и в то же время свести к минимуму собственные потери. Он всегда оставлял себе возможность отхода. Жукеры, обладая колоссальным численным превосходством, находились в положении, когда можно было гарантировать, что земляне у них из рук уже не выскочат.
В начале сражения не было никакой возможности предсказать, что жукеры совершат такую ошибку. Но ведь в истории великие победы происходили как из-за талантливых действий победителей, так и из-за глупейших ошибок, совершенных побежденными. Жукеры наконец-то поняли, что мы — земляне — высоко ценим жизнь каждого отдельного человека. Мы не жертвуем бездумно своими солдатами, ибо каждый из них — это королева роя численностью в одну единицу. Они поняли это, но в настоящую минуту это знание работало против них, так как мы — земляне — в определенных ситуациях, когда ставка очень высока, способны бросать в огонь собственные жизни. Мы кидаемся на гранату, чтобы спасти своих товарищей, сидящих в окопе. Мы встаем из окопов и атакуем окопавшихся солдат противника, и умираем как мухи, обрызганные дезинсекталем. Мы привязываем к собственному телу взрывчатку и подрываемся в толпе врагов. Мы действуем как безумцы, когда дело стоит того.
Жукеры не верят, что мы прибегнем к «Маленькому Доктору», так как в этом случае погибнут и все наши собственные корабли. С той минуты, как Эндер начал отдавать приказы, Землянам стало очевидно, что речь идет о массовом самоубийстве. Эти корабли не рассчитаны на вхождение в атмосферу. А для того чтобы подойти к поверхности атмосферы так близко, чтобы можно было запустить «Маленького Доктора», необходимо сделать именно это.
Надо спуститься вниз по «гравитационному колодцу» и запустить это оружие за секунду до того, как корабль сам вспыхнет в воздухе. Если это получится, если планета разрушится под воздействием тех сил, которые заключены в этом адском оружии, цепная реакция распространится на ближайший космос и уничтожит все корабли, которые еще уцелеют до этого.
Победа ли, поражение ли, все равно выживших землян после боя не останется.
Жукеры не ожидали, что мы можем пойти на такое. Они не способны понять, как это земляне, всегда действующие так, чтобы сохранить собственную жизнь, вдруг начинают действовать совершенно иначе, когда возникают особые обстоятельства. Опыт говорит жукерам, что автономно существующие разумные организмы не готовы приносить себя в жертву. Как только они разобрались в нашей анатомии, они уже посеяли семена собственного поражения.
Неужели многие дни, когда Эндер изучал видики с жукерами, его одержимость ими в течение лет, проведенных в Боевой школе, привела к тому, что он каким-то непонятным образом смог предвидеть, что они совершат эту убийственную для них ошибку?
Я этого не знал. Я не мог бы прибегнуть к такой стратегии.
Эндер — единственный командующий, который знал или догадывался, или подсознательно надеялся, что, когда он бросит все свои силы на прорыв, враг заколеблется, споткнется, упадет и это будет означать полное и безоговорочное истребление жукеров.
Но предвидел ли это Эндер? Не могло ли быть так, что он пришел к тому же выводу, что и я, — эту битву выиграть невозможно? И что он решил не играть ее вообще, что он забастовал, что он вышел из игры? А тут еще мои горькие слова, что «вражеские ворота всегда внизу». Может, они и толкнули его на гневный беспомощный жест отказа. И он швырнул свои игральные фишки-корабли, обрекая их на огонь и гибель, даже не подозревая, что это реальные корабли с живыми реальными людьми на борту? И что этим жестом он обрекает их на смерть?
Не может ли быть, что он, как и я, был несказанно удивлен ошибками врага? Не может ли быть, что эта победа — чистая случайность, своего рода несчастный случай для жукеров?
Нет! Даже если мои слова спровоцировали действия Эндера, он все равно тот, кто выбрал этот строй, эту тактику наскоков и отходов, этот зигзагообразный курс кораблей. Именно предыдущие победы Эндера заставили жукеров оценивать нас как существ с определенным типом поведения, тогда как мы оказались совсем другими. Он же все время делал вид, что вы — земляне — разумные существа, а мы на самом-то деле — самые жуткие монстры, которые жукерам могли привидеться лишь в кошмарных снах. Им-то неизвестна история слепого Самсона, обрушившего себе на голову стены храма, лишь бы уничтожить своих врагов.
На тех кораблях, думал Боб, находятся люди — яркие индивидуальности, которые отказались от своих домов, от своих близких, от мира, в котором родились, и все это ради того, чтобы пересечь просторы галактики и вступить в бой со смертельным врагом. Наверняка эти люди уже поняли, что стратегия Эндера обрекает их всех на смерть. В данную минуту у них в этом уже нет сомнений. И все же они повиновались и будут повиноваться приказам, которые приходят к ним из непредставимой дали. Подобно славной Легкой Бригаде, чьи солдаты приносили себя в жертву, веря, что их командиры знают, что творят. А мы сидим в этих имитационных комнатах и играем в сложнейшую компьютерную игру, тогда как те люди повинуются нам и погибают, чтобы человечество могло продолжать жить.
И все же мы, командующие ими, мы — дети, сидящие в окружении сложнейших игровых машин, не имеем ни малейшего представления о доблести этих людей и их самоотверженности. Мы не можем почтить их так, как они того заслуживают, ибо просто не знаем, что они существуют в реальности.
Этого мы не знаем. Знаю только я один.
И тут в памяти Боба возник отрывок из Библии, который особенно любила сестра Карлотта. Возможно, он так много значил для нее потому, что она не имела детей. Она рассказала Бобу о мятеже Авессалома против его собственного отца — Царя Давида. В бою Авессалом был убит. Когда известие об этом достигло Давида, а оно означало победу, оно означало, что солдатам больше не придется умирать, что трон царя в безопасности, а жизни его больше ничего не угрожает, все, о чем мог тогда думать царь Давид, была смерть его сына, его дорогого мальчика.
Боб втянул голову в плечи, чтобы его слова были слышны только людям, находящимся под его командой. Но затем, помолчав немного, он нажал клавишу, которая должна была донести его голос до слуха всех людей на том бесконечно далеком от них флоте. Боб не имел никакого представления о том, как у них прозвучит его голос. Услышат ли они тонкий детский голосок, или он будет преобразован и станет голосом взрослого человека, или прозвучит как металлический голос машины.
Это не имеет значения. В какой-то форме эти люди услышат его голос, переданный им со скоростью больше скорости света. Бог знает — как.
— О мой сын Авессалом, — тихо говорил Боб, впервые познав, какая боль могла извлечь такие слова из уст мужчины.
— Мой сын, мой сын, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть за тебя, Авессалом, сын мой… мои сыны…[26].
Боб не совсем точно помнил текст, но Бог разберется. А если он не поймет, то уж сестра Карлотта поймет наверняка.
«Ну же! — говорил он про себя. — Давай же, Эндер! Победа рядом, не надо бросать игру. Враги уже поняли опасность.
Они собирают силы. Они рассчитывают сбить нас с неба раньше, чем мы используем свое оружие».
— Ладно. Всем флотилиям, кроме флотилии Петры, — заговорил Эндер, — идти прямо вниз на предельной скорости.
Применить «Маленького Доктора» против самой планеты. Тяните до самой последней секунды. Петра, прикрой их, как сможешь.
Командиры флотилий, в том числе Боб, продублировали приказ Эндера своим подразделениям. Больше делать было нечего. Сиди и наблюдай. Каждый корабль теперь действовал самостоятельно.
Только теперь противник осознал, что же происходит в действительности, и кинулся уничтожать камнем падающие вниз корабли землян. Эсминец за эсминцем гибли под залпами быстроходных кораблей жукеров. Лишь нескольким удалось достигнуть атмосферы планеты.
Держитесь, думал Боб. Держитесь, пока можете.
Корабли, которые вошли в атмосферу планеты первыми, видели, как сгорают в ней выпущенные снаряды «Доктора Дивайса», а потом сгорали и сами. За ними сгорели и несколько эсминцев, даже не успевших выпустить свое страшное оружие.
Остались только два эсминца. Один из них был из флотилии Боба.
— Не запускай его! — крикнул Боб в микрофон. — Пусть сработает прямо внутри корабля! И да благословит вас Бог!
Боб так и не узнал, какой эсминец — его или чужой — выполнил приказ. Он видел лишь, как оба корабля исчезли с дисплея, так и не выстрелив. А затем поверхность планеты стала пузыриться. Взметнулся гигантский язык пламени, похожий на извержение вулкана, слизнув с неба последние оставшиеся неповрежденными корабли землян. Это были корабли Петры, и люди на них — если еще были живы — могли видеть приближающуюся к ним смерть. Или победу, что было то же самое.
Имитатор показывал чудовищную картину: взорвавшаяся планета перемалывала бесчисленные флотилии жукеров, поглощая их цепной реакцией. Но еще задолго до того, как сгорел последний корабль жукеров, их маневрирование прекратилось. Флотилии противника были мертвы и просто дрейфовали подобно кораблям жукеров на видиках эпохи Второго Вторжения. Их королевы-матки погибли на самой планете. Гибель остальных судов — чистая формальность. Все жукеры умерли гораздо раньше, вслед за своими королевами.
Боб появился в туннеле и увидел, что остальные ребята уже собрались там и живо обсуждают эффект взрыва планеты. Спор шел вокруг вопроса о том, может ли подобная вещь произойти в реальной жизни.
— Да, — сказал Боб. — Такое вполне возможно.
— Да ты-то откуда знаешь? — расхохотался Муха Моло.
— Конечно, знаю, — ответил Боб. — Это уже случилось на самом деле.
Они уставились на Боба, ничего не понимая.
— Когда случилось? Я ничего такого не слыхал. Где они могли испытать такое оружие? На какой планете? А, знаю… на Нептуне, конечно.
— Это произошло только что, — сказал Боб. — На родной планете жукеров. Мы ее только что взорвали. И все жукеры погибли.
Только теперь ребята поняли, что Боб вовсе не шутит. Последовали яростные возражения. Пришлось объяснить им кое-что о связи, работающей на скорости больше скорости света. Они все еще не верили.
Тут в разговор вмешался новый голос:
— Эта связь называется ансибль.
Все подняли глаза и увидели полковника Граффа, который стоял в туннеле в нескольких шагах от них.
Неужели Боб прав? Неужели битва была настоящая?
— Они все были настоящими, — сказал Боб. — Все так называемые тесты были настоящими битвами. И настоящими победами. Верно ведь, полковник Графф? Мы все время воевали с реальным противником?
— Все уже позади, — сказал Графф. — Род человеческий уцелел. Жукеров больше нет.
Теперь ребята поверили. Сообщение их поразило. Все кончено. Мы победили. Это была не тренировка. Мы были настоящими командирами флотилий.
И вдруг пришло тревожное молчание.
— Значит, они все погибли? — спросила Петра.
Боб кивнул.
Она вопросительно поглядела на Граффа.
— Сейчас мы получаем доклады. Вся разумная жизнь на планетах жукеров прекратила существование. Вероятно, они вывезли на центральную планету всех маток. Матка погибает — гибнут жукеры. Врагов не осталось.
Петра начала рыдать, уткнувшись лицом в стену туннеля.
Боб хотел успокоить ее, но Динк был уже рядом. Динк был друг, он обнял Петру и попытался утешить.
Как-то сразу повзрослев, ребята двинулись к своей казарме. Петра была отнюдь не одна, кто плакал. Только не ясно, чем вызваны были эти слезы — то ли горем, то ли облегчением.
Только Боб не вернулся к себе, возможно, потому, что он не перенес шока удивления. Он остался в туннеле с Граффом.
— Как перенес эту новость Эндер?
— Плохо, — ответил полковник. — Надо было сделать это более осторожно, но скрыть было трудно. Это же все-таки, как ни говори, победа.
— Итак, полковник, вы все же выиграли все ваши игры, — сказал Боб.
— Мне известно все, что у вас происходило, Боб, — отозвался Графф. — Почему ты все же не перехватил у него управление? Откуда ты знал, что у Эндера есть разработанный план кампании?
— Ничего я не знал, — ответил Боб. — Я знал совсем другое: у меня такого плана нет.
— Но то, что ты сказал… ворота противника внизу… это же и был план, которым воспользовался Эндер.
— Это не был план. Хотя возможно, что мои слова подтолкнули Эндера и он над ними задумался. Но план придумал он. Эндер. Вы поставили свои денежки на правильную лошадку, полковник.
Графф долго молча смотрел на Боба, потом протянул руку, положил ее ему на голову и слегка взъерошил волосы.
— Я думаю, — сказал он, — что вы тащили друг друга через финишную ленточку.
— Но теперь это уже ничего не значит, — сказал Боб. — Все позади, равно как и временное единство народов Земли.
— Да, — вздохнул Графф. Он убрал руку и провел ладонью по собственным волосам. — Я доверился твоему анализу. И попытался их предупредить. Если Стратег последовал моему совету, то сейчас агентуру Полемарха уже арестовывают и здесь, на Эросе, и по всем подразделениям флота — тоже.
— А может, они сами уйдут с миром?
— А это мы с тобой скоро узнаем.
До них донеслась стрельба, прозвучавшая в каком-то из отдаленных туннелей.
— По-видимому, нет, — заключил Боб.
Послышался топот бегущих ног, а затем показался небольшой отряд морских пехотинцев, всего около десятка.
Боб и полковник с нетерпением ожидали их приближения.
Друзья или враги?
— Все они носят одинаковую форму, — заметил Графф. — А ты и есть тот, кто привел их сюда, Боб. А вон за той дверью, — и он показал на дверь ребячьей казармы, — находятся важнейшие военные трофеи — командующие армиями на Земле, которые станут надеждой на победу. Ты и есть надежда Земли.
Солдаты подошли и остановились перед Граффом.
— Мы пришли, чтобы защищать детей, сэр, — сказал один из них.
— От кого?
— Люди Полемарха, видимо, сопротивляются аресту, сэр, — продолжал солдат. — Стратег велел, чтобы эти дети были спасены любой ценой.
Граффу здорово полегчало, когда он узнал, на чьей стороне солдаты.
— Вон за той дверью живет девочка. Я советую вам собрать их всех в тех двух казармах. Пусть побудут там некоторое время.
— А неужто это тот самый парнишка, который покончил с жукерами? — спросил солдат, указывая на Боба.
— Нет, но он один из них.
— Сделал это Эндер Виггин, — ответил Боб. — Эндер был нашим командующим.
— Он в одной из казарм? — продолжал допытываться солдат.
— Нет, он с Мейзером Ракхеймом. А этот парнишка останется со мной, — сказал полковник.
Солдат отдал честь и принялся расставлять своих людей в стратегически важных точках коридора. По одному часовому было выставлено у дверей казарм, чтобы ребята не могли выйти наружу и пострадать в возможных стычках.
Боб вприпрыжку бежал рядом с полковником, который решительно шагал куда-то по туннелю, оставив за спиной последнего солдата.
— Если Стратег все правильно рассчитал, то уже наверняка успел занять помещения, где находятся ансибли. Не знаю, как ты, а я хочу быть там, куда приходит информация со всего мира и откуда она уходит в тот же мир.
— А русский язык выучить трудно? — спросил Боб.
— Это у тебя сходит за юмор? — спросил Графф.
— Нет, это просто такой вопрос.
— Боб, ты шикарный мужик, но если можно — заткнись на минуту.
Боб засмеялся.
— О'кей.
— Ты не обижаешься, что я зову тебя «Бобом»?
— Это мое имя, чего ж обижаться.
— Твое имя — Юлиан Дельфийски. Когда тебе выдадут свидетельство о рождении, там так и будет написано.
— Так вы не шутили?
— Разве я мог солгать тебе в таком важном деле?
Затем, словно поняв абсурдность слов, только что сорвавшихся с языка Граффа, оба громко расхохотались. Они хохотали так долго, что еще продолжали улыбаться, когда проходили мимо отряда морской пехоты, охранявшего вход в комплекс ансиблей.
— Как вы думаете, кому-нибудь здесь может понадобиться мой военный совет? — спросил Боб. — Я ведь собираюсь принять участие в этой войне, даже если мне придется соврать насчет своего возраста, когда пойду записываться в морскую пехоту.
24По домам
— Думаю, вам это надо знать. Есть плохие новости.
— В таких-то у нас недостатка нет, даром, что мы уже наполовину выиграли эту войну.
— Когда стало ясно, что Международная Лига Обороны Земли, захватившая Боевую школу, под защитой МКФ отправит ребят на Землю, Новый Варшавский Пакт произвел кое-какие исследования и обнаружил, что один из слушателей этой школы не находится под нашим контролем. Это Ахилл.
— Но он же пробыл там всего два дня!
— Он прошел тестирование. Он был принят. Он был единственным, кого они могли надеяться заполучить.
— Вот как! И они его получили?
— В тюрьме, где он находился, система безопасности была рассчитана лишь на предотвращение побегов. Три охранника были убиты. Заключенные разбежались и смешались с местным населением. Всех их потом вернули. Кроме одного.
— Значит, он на свободе?
— Если это можно назвать свободой, в чем я лично сомневаюсь. Они намерены его использовать.
— Им известно, кто он такой?
— Нет. Его личное дело засекречено. Просто малолетний преступник. Его досье они не стали запрашивать.
— Они все узнают. В Москве ведь тоже не любят серийных убийц.
— О, его не так-то легко прищучить. Сколько умерло людей, прежде чем мы стали его подозревать?
— Война кончается.
— Но уже начались всяческие жульнические махинации, чтобы начать ее заново.
— Если повезет, полковник Графф, то я к этому времени уже умру.
— Если говорить откровенно, сестра Карлотта, то я уже не полковник.
— Неужели они все-таки решатся отдать вас под трибунал?
— Пока ведется следствие, вот и все. Расследование.
— Не могу понять, зачем им это нужно! Козел отпущения, хотя мы выиграли войну?
— Со мной все будет в порядке. Солнце над Землей все еще сияет.
— Но никогда луч света не упадет на тот мир.
— Ваш Бог — это и их Бог, сестра Карлотта? Вознесет ли Он их на свои небеса?
— Он не мой Бог, мистер Графф, но я Его дитя, так же как и вы. Я не знаю, как он смотрит на муравьеподобных и видит ли он их своими детьми.
— Дети! Сестра Карлотта, как забыть о том, что я творил с ними?
— Но вы же дали им возможность вернуться в мир, где находится их дом.
— Всем, кроме одного.
Потребовалось несколько дней на то, чтобы люди Полемарха успокоились и сдались, а командование МКФ полностью оказалось в руках Стратега. Ни один корабль не мог выйти в полет, если им командовали мятежники. Полный триумф.
Гегемон подал в отставку, как того требовали условия мирного договора, но это была чистая формальность, утвердившая лишь то, что случилось раньше.
Боб оставался с Граффом все время, пока шли бои, и они вместе читали поступавшие донесения о том, что происходит на флоте и на Земле. Они обсуждали сложившуюся ситуацию и пробовали читать между строк, интерпретируя информацию со своих позиций. Для Боба война с жукерами ушла в далекое прошлое. Сейчас самым главным было то, что происходит на Земле. Когда был подписан весьма неустойчивый договор, временно остановивший войну, Боб уже знал — долго мир не продержится. Его — Боба — очередь еще придет. Оказавшись на Земле, он сумеет подготовить себя к новой роли получше.
Война Эндера кончилась, следующая будет его войной.
Пока Боб жадно поглощал новости, другие ребята сидели в своей казарме под охраной солдат. Когда в их части Эроса отключилось электричество, они несколько суток просидели в полной тьме. Дважды в туннелях их секции вспыхивали схватки. Ясности в том, предприняли ли русские попытку захватить детей или просто хотели прощупать прочность позиций Стратега, не было.
Эндера охраняли еще строже, чем остальных ребят. Правда, сам он этого не знал. Его нервная система была так истощена, что он не мог или не хотел нести дальше свое тяжелое бремя. Многие дни он провел без сознания.
В себя Эндер пришел лишь тогда, когда все было кончено.
Когда миновало временное заключение ребят, они наконец смогли собраться все вместе и вместе же совершили паломничество в комнату, где под охраной солдат и врачей лежал Эндер. Внешне он выглядел оживленным и даже готовым шутить и смеяться. Но в глубине его глаз Боб увидел такую тоску, не заметить которую было просто невозможно. Победа обошлась Эндеру куда дороже, чем остальным ребятам.
Дороже, чем мне, подумал Боб, хотя я и знал, что делаю, тогда как Эндер и не подозревал о том, что происходит на самом деле. Он терзает себя, а я — встряхнулся и пошел дальше. Может, это потому, что смерть Недотепы значит для меня гораздо больше, нежели гибель целого вида существ, которых я никогда не видал. Ее я знал, и она продолжает жить в моем сердце. А жукеров я отроду не видал, так как же я могу о них горевать?
А вот Эндер на это способен.
После того как они посвятили Эндера во все, что случилось за время его сна, Петра нежно погладила его по голове.
— Как ты теперь? — спросила она. — Ты так напугал нас. Ведь нам говорили, что ты сошел с ума, но мы им ответили, что это у них самих крыша поехала.
— Я сошел с ума, — ответил Эндер, — но мне кажется, что я в порядке.
Снова началась болтовня, но тут эмоции пересилили Эндера, и ребята в первый раз в жизни увидели, как он плачет. Боб стоял как раз рядом с ним, когда Эндер протянул руку и обнял его и Петру. Прикосновение руки Виггина, его объятие — всего этого Боб перенести не мог и тоже разрыдался.
— Мне так недоставало вас, — прошептал Эндер. — Я страдал от того, что не мог увидеться с вами.
— Вот и ладно, — ответила Петра, — а то увидел бы, какие мы слабаки. — Она не заплакала, а только поцеловала его в щеку.
— Я вижу, какие вы молодцы, — продолжал Эндер. — И тех, в которых я больше всего нуждался, я эксплуатировал сильнее всего. Никудышно я все спланировал.
— Теперь мы все в порядке, — перебил его Динк. — Ни с кем не произошло ничего такого плохого, чего бы не могло излечить пятисуточное пребывание в полной темноте в разгар военных действий.
— Я ведь уже не ваш командир, верно? — спросил Эндер. — Потому что я больше не желаю никем командовать.
В это Боб мог поверить. И в то, что Эндер никогда не будет больше участвовать в военных действиях. Возможно, в нем еще живы таланты полководца, которые привели его сюда — на Эрос, но они не должны использоваться для убийств. И если где-то во вселенной еще сохранится доброта или хотя бы справедливость, Эндер больше никогда не возьмет чужую жизнь. Свою квоту он вычерпал с лихвой.
— Ты можешь никем не командовать, — сказал Динк, — но ты навсегда останешься нашим командующим.
Боб ощутил справедливость этих слов. Среди них нет никого, кто не унесет в своем сердце память об Эндере. Куда бы ни забросила их жизнь и чем бы они ни занялись в будущем.
Но вот чего не могло сделать сердце Боба, так это заставить его самого рассказать друзьям, что на Земле обе противоборствующие стороны требуют, чтобы именно им было передано право на «защиту» несовершеннолетнего Эндера Виггина, чья славная победа над жукерами превратила его во всеобщего идола. Та сторона, которая получит его, приобретет не только отточенный ум военного гения, но и выгоды от атмосферы обожания, окутывающей его, и от восторгов, которые вызывает один звук его имени во всех сердцах.
Поэтому, когда политические лидеры начали вырабатывать условия мирного договора, они достигли простого и всем понятного компромисса. Все дети из Боевой школы репатриируются. Кроме Эндера Виггина.
Эндер Виггин никогда не вернется домой. Ни одна партия Земли не должна его использовать. Вот такой компромисс.
А предложил его Локи. Родной брат Эндера.
Когда Боб узнал об этом, он похолодел. Так же он почувствовал себя, когда думал, что Петра предала Виггина. Это было несправедливо. Так не должно было случиться.
Может, Питер Виггин не хотел, чтобы его брат стал пешкой в руках политиканов? Может быть, он хотел дать Эндеру свободу? А может, он не хотел, чтобы Эндер воспользовался своей популярностью и включился в борьбу за власть? Что же произошло: спасал Питер своего брата или избавлялся от конкурента?
Когда-нибудь, думал Боб, я встречу Питера и узнаю все.
И если он предал брата, я его уничтожу.
И когда Боб рыдал в комнате Виггина, то слезы его лились еще и потому, что он знал то, чего не знали остальные. Он плакал о том, что, как и те солдаты, которые погибли на своих кораблях у далекой планеты, Эндер никогда не вернется домой.
— Ладно, — сказал Алаи, наконец нарушив молчание. — А что же нам делать? Война с жукерами окончена, на Земле вроде тоже, даже здесь боев больше нет. Что будем делать мы?
— Мы — дети, — сказала Петра. — Нас вернее всего пошлют в школу. Таков закон. До семнадцати лет надо ходить в школу.
Все захохотали, но на этот раз смех не перешел в слезы.
Потом в течение нескольких дней они неоднократно виделись друг с другом, пока их не посадили на разные корабли — крейсеры и эсминцы — и не отправили на Землю. Боб знал, почему они улетают на разных кораблях — так никому в голову не придет спросить: а где же Эндер? Правда, если бы Эндер еще до их отъезда узнал, что он не вернется на Землю, он наверняка не высказал бы своего мнения по этому поводу.
Елена с трудом сдержала крик радости, когда позвонила сестра Карлотта и спросила, будут ли они с мужем дома примерно через час?
— Я привезу вашего сына, — сказала она.
Николай! Николай! Николай! Елена повторяла это имя много раз — и мысленно, и шепотом. Ее муж чуть ли не танцевал, носясь по дому и приготовляя все к приезду дорогих гостей.
Николай был таким маленьким, когда его забрали от них. Теперь он стал куда старше. Они и представить не могут, через что ему пришлось пройти. Но все это пустяки. Они любят его.
Снова будут учиться понимать Николая. Не позволят прошедшим годам омрачить те счастливые годы, которые ждут их впереди.
— Вижу машину! — крикнул Юлиан.
Елена кинулась снимать крышки с готовящихся блюд. Пусть ее Николай сразу войдет в кухню, наполненную ароматами самых душистых, самых свежих яств, которые напомнят ему дни его детства. Что бы они ни ели в их космосе, а такого там не получишь!
А потом она помчалась к двери и встала рядом со своим мужем, наблюдая, как сестра Карлотта спускается с переднего сиденья.
Но почему она не ехала на заднем, вместе с Николаем?
Не имеет значения. Вот открывается боковая дверца, из нее появляется Николай — такой стройный и такой худощавый. Какой же он высокий! И все-таки видно, что он еще мальчик. Что-то в нем есть совсем детское.
Беги ко мне, сынок, беги.
Не бежит. Больше того, повернулся спиной и зачем-то полез в заднее отделение. Ах, он что-то ищет. Надо думать, подарок…
Нет. Еще какой-то мальчик.
Куда меньше ростом, чем Николай, а вот лицом похож.
Лицо какое-то слишком изможденное для ребенка такого возраста, но на нем то же мягкое выражение, что и на лице Николая. Николай прямо расплылся в улыбке. А мальчик не улыбается. Держится как-то неуверенно. Скованно, что ли.
— Юлиан, — говорит муж.
Только почему он произносит собственное имя?
— Наш второй сын, — говорит он. — Они не все умерли, Елена. Один остался в живых.
Надежда когда-либо увидеть тех малюток глубоко погребена в ее сердце. И открывать дверцу, ведущую туда, больно. Она вздрогнула от внезапной боли.
— Николай встретился с ним в Боевой школе, — продолжает муж. — Я сказал сестре Карлотте, что если бы у нас был второй сын, ты назвала его Юлианом.
— Значит, ты знал, — шепчет она.
— Прости меня, любимая. Сестра Карлотга еще не была полностью уверена, что он наш. И в том, что он сможет вернуться домой. Я не мог дать тебе надежду только для того, чтобы тут же отнять ее и разбить твое сердце.
— У меня два сына, — говорит она.
— Да, если ты захочешь. У него была ужасно тяжелая жизнь. Здесь он чужой. Греческого языка не знает. Ему сказали, что он едет к нам на каникулы. Официально он не наш ребенок, а скорее опекаемый государством. Мы можем не брать его, если ты не хочешь, Елена.
— Помолчи, глупыш, — шепнула она, а затем крикнула приближающимся детям:
— Вот мои сыновья! Они вернулись домой с войны. Бегите же к своей маме. Я так ждала вас обоих столько долгих лет.
Они бросились к ней, и она сжала их в объятиях. Ее слезы капали на них обоих, а руки мужа спокойно и ласково легли на головы детей.
Потом заговорил муж. Елена услышала эти слова и тут же узнала, откуда они. Слова из Евангелия от Луки. Но поскольку он помнил их лишь в греческом варианте, то малыш их не понял. Пустяки. Николай уже начал переводить их на Всеобщий язык, на язык МКФ. И тогда Боб повторил их так, как запомнил со слов сестры Карлотты, читавшей ему:
— Станем есть и веселиться. Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся[27].
И тогда малыш расплакался и прильнул к матери, одновременно целуя руку отца.
— Приветствую тебя в нашем доме, братишка, — сказал Николай. — Я ж тебе говорил, что они у нас клевые родители.