На этом все закончилось. Вскочив на ноги, Зак подбежал к отцу и, как всегда, обнял его, ибо ему казалось, что по окончании проповеди на одежде отца задержался небесный свет, и если достаточно крепко его обнять, возможно, часть света перейдет на Зака и он сможет начать становиться непорочным. Ибо небеса знали, что сейчас Зак порочен.
В такие моменты отец его любил. Отцовские руки мягко поглаживали Зака по волосам, по плечу, по спине, и в них не было ивовой розги, от которой могла бы проступить кровь на рубашке.
— Смотри-ка, сынок, — сказал отец. — К нам в Дом Господень явился чужак.
Высвободившись из объятий, Зак взглянул на дверь. Другие тоже заметили незнакомца и молча смотрели на него, ожидая, кем объявит его Хабит Морган — другом или врагом. Незнакомец был одет в форму, которой Зак никогда прежде не видел: не шериф или заместитель шерифа, не пожарный, не полицейский.
— Добро пожаловать в церковь Непорочного Христа, — сказал отец. — Жаль, что вы не пришли на проповедь.
— Я слушал снаружи, — ответил незнакомец. — Не хотел мешать.
— В таком случае вы правильно поступили, — кивнул отец, — ибо слышали слово Божье, но внимали со смирением.
— Вы преподобный Хабит Морган? — спросил незнакомец.
— Да, это я, — ответил отец. — Но у нас нет чинов, только обращения «брат» и «сестра». «Преподобный» предполагает, будто я квалифицированный священник, работающий по найму. Но меня никто не квалифицировал, кроме Господа, ибо только Господь может излагать свое непорочное учение и только Господь может назначать своих священников. И я никем не нанят, ибо слуги Господа все равны перед Ним и должны исполнять заповедь Господа Адаму, добывая хлеб свой насущный в поте лица своего. Я обрабатываю участок земли, а еще я вожу грузовик Объединенной службы доставки.
— Прошу меня простить за неподходящий титул, — сказал незнакомец. — У меня и в мыслях не было неуважительно к вам отнестись.
Зак, однако, отличался наблюдательностью, и ему показалось, что тот уже знал, как отнесется отец к титулу «преподобный», и употребил его преднамеренно.
Так поступать было нельзя. Это выглядело осквернением храма. Зак отбежал от отца, встав в нескольких футах перед незнакомцем.
— Если вы прямо сейчас скажете правду, — отважно заявил Зак, нисколько не боясь того, что может с ним сделать этот человек, — Бог простит вам вашу ложь, и храм снова станет непорочным.
Среди паствы пробежал вздох, но не от удивления или испуга — они полагали, что устами Зака время от времени говорит Бог, хотя сам он никогда ни о чем подобном не заявлял. Он всегда отрицал подобное, но повлиять на то, во что люди верят, никак не мог.
— О какой лжи речь? — весело спросил незнакомец.
— Вы все про нас знаете, — сказал Зак. — Вы изучали нашу веру. Вам все известно про отца. Вы знаете, что называть его «преподобным» — оскорбление. Вы сделали это специально, а теперь лжете, будто хотели проявить уважение.
— Ты прав, — все так же весело кивнул незнакомец. — Но какая, собственно, разница?
— Для вас наверняка есть разница, — ответил Зак. — Иначе вы не стали бы лгать.
Отец встал за спиной Зака, положив руку ему на голову, и мальчик понял, что сказал уже достаточно, а теперь пришла очередь отца.
— Устами младенца, — сказал отец незнакомцу. — Вы явились к нам с ложью на языке, которую сумел заметить даже ребенок. Зачем вы пришли и кто вас прислал?
— Меня прислал Международный флот, и моя задача — протестировать мальчика, чтобы решить, годен ли он к обучению в Боевой школе.
— Мы христиане, сэр, — сказал отец. — Бог защитит нас, если Ему будет угодно. Но мы не поднимем руку против нашего врага.
— Я здесь не для того, чтобы вести богословские споры, — заявил незнакомец. — Я исполняю закон. Вера родителей не является поводом для каких-либо исключений.
— Как насчет веры ребенка? — спросил отец.
— У детей нет веры, — ответил незнакомец. — Потому мы и забираем их в юном возрасте — до того, как им внушат какую бы то ни было идеологию.
— Чтобы внушить им вашу? — спросил отец.
— Именно, — кивнул незнакомец и протянул руку Заку. — Идем со мной, Закария Морган. Проведем экзамен в доме твоих родителей.
Зак повернулся к нему спиной.
— Он не хочет проходить ваш тест, — заметил отец.
— И тем не менее, — возразил незнакомец, — он его пройдет. Так или иначе.
Паства зароптала. Представитель Международного флота окинул их взглядом.
— Задача Международного флота — защищать человечество от захватчиков-жукеров. Мы защищаем всех — даже тех, кто не хочет, чтобы их защищали, — и привлекаем лучшие умы человечества, готовя из них командиров, даже если они этого не желает. Что, если этот мальчик станет выдающимся командиром, который приведет нас к победе, казавшейся недостижимой для всех прочих? Неужели человечество должно погибнуть лишь ради того, чтобы ваша паства могла оставаться… непорочной?
— Да, — ответил отец.
— Да, да, — эхом отозвалась паства.
— Мы — хлебные дрожжи, — сказал отец. — Мы — соль, которая должна хранить свой вкус, даже если погибнет вся земля. Именно наша непорочность убедит Господа сохранить жизнь этому нечестивому поколению, а не ваша жестокость.
— Ваша непорочность против нашей жестокости? — рассмеялся незнакомец. Внезапно выбросив вперед руку, он схватил Зака за ворот рубашки и резко дернул его к себе. Прежде чем кто-либо успел протестующе вскрикнуть, он сорвал с Зака рубашку и развернул его кругом, показывая покрытую шрамами спину, на которой краснели свежие раны — часть их даже начала кровоточить от внезапного рывка. — Как насчет вашей жестокости? Мы не поднимаем руку на детей.
— В самом деле? — спросил отец. — Жалеть розог — значит баловать ребенка. Господь поведал нам, как с малых лет поддерживать непорочность наших детей, пока они не научатся послушанию. Я бью тело моего сына, чтобы душа его научилась принимать непорочную любовь Христову. Вы же научите его ненавидеть врагов, и уже не будет иметь значения, живо или мертво его тело, ибо душа его будет осквернена и Господь выплюнет его из уст своих.
Незнакомец швырнул рубашку Зака в лицо отцу:
— Возвращайтесь домой. Мы с вашим сыном будем там, занимаясь тем, что положено по закону.
Зак вырвался из захвата незнакомца. Тот держал его крепко, но у Зака имелось немалое преимущество — его не волновала боль, он хотел лишь освободиться.
— Я никуда с вами не пойду, — заявил Зак.
Незнакомец коснулся маленького электронного устройства на поясе. Дверь тотчас же распахнулась, впустив десяток вооруженных людей.
— Я арестую твоего отца, — сказал представитель Флота. — И мать тоже. А также любого из здесь присутствующих, кто станет мне сопротивляться.
Мама вышла вперед, протолкнувшись мимо отца и еще нескольких человек.
— В таком случае вы ничего о нас не знаете, — сказала она. — Мы не собираемся вам сопротивляться. Когда римлянин требует у нас плащ, мы отдаем ему всю одежду. — Она подтолкнула к незнакомцу двух дочерей. — Испытайте их. И самую младшую тоже, если сумеете. Она еще не умеет говорить, но у вас наверняка найдутся свои методы.
— Мы вернемся за ними даже с учетом того, что две ваши младшие — незаконные дети. Но только тогда, когда они подрастут.
— Вы можете забрать тело моего сына, — продолжала мать, — но вам никогда не забрать его душу. Учите его всему, чему пожелаете. Его душа останется непорочной. Он будет повторять ваши слова, но никогда, никогда в них не поверит. Он принадлежит Непорочному Христу, а не человечеству.
Зак стоял не шевелясь, хотя его тело готово было задрожать от страха. Столь отважно мама вела себя крайне редко — и при этом всегда рисковала. Какова будет реакция отца? Главным здесь был он, и именно его слова и действия должны были защитить семью и церковь.
2Чулок Эндера
Питеру Виггину следовало провести день в публичной библиотеке Гринсборо, работая над курсовым проектом, но у него пропал к нему всякий интерес. Оставалось два дня до Рождества — праздника, который всегда вгонял его в депрессию.
— Не дарите мне никаких подарков, — сказал он родителям в прошлом году. — Положите деньги в доверительный фонд и отдайте их мне, когда я закончу учебу.
— Рождество стимулирует американскую экономику, — заметил отец. — И мы тоже должны в этом участвовать.
— Не твое дело, что дарят или не дарят тебе другие, — сказала мать. — Вложи свои собственные деньги и не дари ничего нам.
— Как будто такое возможно, — усмехнулся Питер.
— Нам все равно не нравятся твои подарки, — заметила Валентина, — так что можешь обойтись и без них.
— Что не так с моими подарками? — возмутился Питер. — Как будто я дарю вам использованный пластырь или вроде того!
— Твои подарки всегда выглядят так, будто ты купил что-то по дешевке на распродаже, а потом, придя домой, решил, кого бы этим осчастливить.
Это в точности соответствовало принципу, по которому Питер приобретал подарки.
— Ну ты даешь, Валентина, — заявил он. — А кто-то верит в твою доброту.
— Может, хватит препираться? — с тоской попросила мать.
— Мир Земле и счастье всем соплячкам, — сказал Питер.
Это было в прошлом году. Но теперь вложения Питера — естественно, анонимные, поскольку он все еще был несовершеннолетним, — принесли неплохой доход, и он продал достаточно акций, чтобы заплатить за вполне приличные подарки для родных. Вряд ли кто-то мог сказать, что в этом году с ними что-то не так, хотя потратить слишком много он тоже не мог, иначе отец начал бы интересоваться, откуда у Питера деньги.
Закончив с рождественскими покупками, он понял, что писать курсовую по выбранной теме не собирается, а к работе над другой просто не готов. Больше в этом унылом городишке делать было нечего, так что ничего не оставалось, кроме как идти домой.
Войдя в гостиную, он увидел мать плачущей — подумать только! — над рождественским чулком.