— То есть пусть они и дальше занимаются этим, сколько хотят?
— Они всего лишь дети, Зак. Мало кто из них так же упрям, как ты. Постепенно они потеряют к этому интерес, и все закончится. Имей терпение. Терпение ведь не противоречит твоей религии?
— Я не собираюсь обижаться на ваш сарказм.
— Никакого сарказма.
— Вижу, вы тоже истинный сын Отца Лжи. — Зак встал и вышел.
— Рад, что ты не обиделся! — крикнул куратор ему вслед.
К начальству, естественно, обращаться смысла не имело — по крайней мере, напрямую. Вместо этого Зак отправился к ученикам-арабам, заявив, что начальство разрешает открыто соблюдать христианские обряды. Сперва он слышал лишь стандартную фразу: «Ислам отвергает соперничество между религиями. Чем они занимаются — их дело».
Однако Заку в конце концов удалось добиться ответа от мальчишки-пакистанца из Армии Пчел. Не то чтобы Ахмед высказался сколько-нибудь положительно — собственно, казалось, будто данный вопрос его нисколько не интересует и он даже проявлял некоторую враждебность. Но Зак знал, что сумел затронуть струнку в его душе.
— Говорят, будто Санта-Клаус не имеет отношения к религии, а всего лишь национальный персонаж. Но разве в вашей стране есть разница? Разве Мохаммед…
Ахмед поднял руку и отвел взгляд:
— Не тебе произносить имя Пророка.
— Я вовсе не сравниваю его с Санта-Клаусом, — сказал Зак, хотя на самом деле слышал, как отец называл Мохаммеда «сатанинским подобием пророка», так что между Сантой и Мохаммедом было много общего.
— Ты сказал уже достаточно, — заявил Ахмед. — Мне больше не о чем с тобой разговаривать.
Зак знал, что Ахмеду не так уж плохо живется в Боевой школе. Мусульманские страны не обладали достаточной властью, чтобы настоять на религиозных привилегиях, и дети в Боевой школе были освобождены от возложенной на мусульман обязанности ежедневой молитвы. Но что он станет делать теперь, когда христиане получили своего Санта-Клауса? Пакистан создавался как страна ислама, и никаких различий между национальным и мусульманским не существовало.
Ахмеду, чтобы все организовать, потребовалось два дня с учетом того, что невозможно было определить временну́ю зону Земли, в которой — или над которой — они пребывали в данный конкретный момент, и, соответственно, время, в которое следовало молиться. Невозможно было даже выяснить, какое время сейчас в Мекке, чтобы воспользоваться хотя бы им.
В итоге Ахмед и другие ученики-мусульмане решили, что будут молиться в то время, когда у них нет занятий, оставив право пользоваться освобождением от молитвы тем, кто в это время находился в Боевом зале.
Впервые свою набожность они продемонстрировали за завтраком. Сперва казалось, что в этом участвуют всего полдюжины мусульман, распростершихся ниц лицом не к Мекке, что было невозможно, но к левому, обращенному к солнцу, борту.
Но едва началась молитва, к ней стали присоединяться другие ученики-мусульмане — сперва немногие, но за ними все новые и новые. Зак молча сидел за столом со своими предполагаемыми товарищами по Армии Крыс, делая вид, будто ничего не замечает, но его переполняла радость, поскольку он понял, что Динк сразу же сообразил, в чем дело. Молитва стала ответом на кампанию Динка по поводу Санта-Клауса, и начальник школы никак не мог оставить это без внимания.
— Что ж, может, и неплохо, — пробормотал Динк сидевшему рядом Флипу.
Зак, однако, понимал, что ничего хорошего в том нет. Мусульмане отказались от терроризма много лет назад после разрушительной войны между суннитами и шиитами и даже помирились с Израилем, заключив с ним экономический союз. Но все знали, что мусульманский мир не забыл прежние обиды, а многие мусульмане считали, что Гегемония обходится с ними несправедливо. Всем было известно об имамах и аятоллах, вслух заявлявших, что им нужна не светская Гегемония, а Халиф, который объединил бы мир в поклонении Аллаху. «Когда мы станем жить по законам шариата, Аллах защитит нас от чудовищ. Когда Аллах посылает нам предупреждение, разумно его слушать. Но мы восстаем против Аллаха, и Он нас не защищает».
Подобный язык был Заку вполне понятен. Несмотря на свои религиозные заблуждения, они не боялись высказываться в защиту своей веры. И их было достаточно много, чтобы заставить других прислушаться — в том числе тех, кто давно перестал даже притворяться, будто слушает Зака.
Время следующей молитвы приходилось на конец обеда. Слух о ней уже успел разойтись, и все те, кто намеревался молиться, задержались в столовой. Зак уже слышал, что то же самое произошло в командирской столовой за завтраком, но на этот раз большинство командиров-мусульман пришли в общую столовую, чтобы присоединиться к молитве своих солдат.
Незадолго до объявленного времени молитвы в столовую вошел полковник Графф.
— В Боевой школе запрещается соблюдение религиозных обрядов, — громко объявил он. — Мусульманам было предоставлено освобождение от обязательных ежедневных молитв. Соответственно, любой ученик-мусульманин, настаивающий на публичной демонстрации религиозных ритуалов, будет подвергнут взысканию, а любой принявший в этом участие командир армии или взвода немедленно и навсегда лишится звания.
Графф уже повернулся, собираясь уйти, когда послышался вопрос Ахмеда:
— А как же Санта-Клаус?
— Насколько мне известно, — ответил Графф, — с Санта-Клаусом не связан никакой религиозный обряд, и никто пока что не встречал Санта-Клауса в Боевой школе.
— Двойные стандарты! — крикнул Ахмед, и еще несколько ребят, словно эхо, повторили его слова.
Не обращая на них внимания, Графф покинул столовую. Не успела за ним закрыться дверь, как вошли два десятка морпехов, заняв позиции в разных местах зала.
Когда наступило время молитвы, Ахмед и еще несколько человек немедленно распростерлись ниц. Подойдя к ним, морпехи поставили их на ноги и надели на них наручники.
— Есть еще желающие? — Лейтенант морпехов окинул взглядом столовую.
На полу распростерся еще один солдат, которого тоже заковали. Больше никто не пытался бросить им вызов. Пятерых мусульман увели — не грубо, но и не особо вежливо.
Зак снова переключил свое внимание на еду.
— Что, радуешься? — прошептал Динк. Зак бесстрастно повернулся к нему. — Это все из-за тебя, — тихо проговорил Динк.
— Я христианин, и не мне указывать мусульманам, когда молиться, — ответил Зак и тут же пожалел о собственных словах.
— Не умеешь ты врать, Зак, — сказал Динк, на этот раз достаточно громко, чтобы могли услышать и остальные за столом. — Не пойми меня превратно, но мне кажется, что ты просто привык всегда говорить правду, поэтому так и не научился искусству лжи.
— Я не лгу, — возразил Зак.
— В буквальном смысле ты, конечно, прав — наши друзья-мусульмане не советовались с тобой по поводу расписания молитв. Но как ответ на мое обвинение, что все это из-за тебя, твои слова не более чем жалкая ложь, попытка увернуться. Будь ты действительно ни при чем, тебе не пришлось бы изворачиваться. Но, судя по твоему ответу, тебе есть что скрывать. — (На этот раз Зак промолчал.) — Думаешь, это прибавит тебе шансов сбежать из Боевой школы? Может, ты даже считаешь, что это подорвет основы Боевой школы и повредит войне, что, с одной точки зрения, сделает тебя предателем, а с другой — христианским героем. Но войну тебе не остановить, и Боевой школе в конечном счете тоже никак не повредить. Хочешь знать, чего ты на самом деле добился? Когда-нибудь война закончится. Если мы победим, мы все отправимся по домам. Ребята в этой школе — лучшие военные умы нашего поколения. Они будут править странами и народами. Когда-нибудь и Ахмед станет во главе Пакистана. И ты сделал все возможное, чтобы он возненавидел саму мысль о том, что с немусульманами можно жить в мире. Иными словами, ты только что начал войну, которая случится лет через тридцать или сорок.
— Или десять, — сказал Виггин.
— Через десять лет Ахмед будет все еще слишком молод, — усмехнулся Флип.
Зак даже не задумывался, к чему все это может привести на Земле. Но что мог знать Динк, пытаясь предсказать будущее?
— Это не я начал рекламировать Санта-Клауса, — сказал Зак, встретившись взглядом с Динком.
— Нет, ты просто доложил о том, как двое мальчишек-голландцев слегка подшутили друг над другом, и устроил из этого немало шума, — ответил Динк.
8Мир
История с Санта-Клаусом завершилась. Динк даже не пытался как-то на нее повлиять — она давно переросла его самого. Но когда в столовой арестовали ребят-мусульман, стало ясно, что это больше не игра и не способ показать нос начальству. Последствия были вполне реальны, и, как заметил Зак, больше всего в этом был виноват Динк.
Динк попросил друзей обратиться ко всем знакомым с просьбой прекратить забаву с чулками и перестать дарить подарки, имевшие хоть какое-то отношение к Санта-Клаусу.
Все закончилось в течение одного дня.
Оказалось, однако, что это еще не конец.
Зак, естественно, нисколько не изменился. На тренировках он просто летал туда-сюда, а в бою лишь зря занимал место. Но он ходил на занятия, делал домашние задания, сдавал контрольные.
И все его игнорировали — но не так, как раньше.
Прежде к нему относились терпимо, даже с некоторым уважением, — мол, хоть он и идиот, но по крайней мере последовательный.
Теперь же его игнорировали подчеркнуто, даже не дразнили и не задирали. Его просто не существовало. Если он пытался с кем-то заговорить, к нему поворачивались спиной. Динк все это видел, и ему становилось не по себе. Зак, однако, был виноват сам. Одно дело, когда тебя считают изгоем из-за того, что ты не такой, как все, и совсем другое — когда ты своим эгоизмом доставил проблем другим людям. А именно это Зак и сделал. Его не волновал запрет религии — он сам его постоянно нарушал.
Он просто воспользовался подарком Динка Флипу на день Синтерклааса, чтобы высказать свои неубедительные идеи начальнику школы.