Валентина не допустила ни намека на улыбку, хотя знала — знала уже годы, — что полковнику Граффу и, вполне вероятно, половине командования МФ известны подлинные личности Локка и Демосфена. Они сохраняли эту информацию в тайне, чтобы не скомпрометировать Эндера. Но однажды кто-то наверняка допустит утечку — и совсем не в то время, которое выберет Питер.
— Нет, думаю, нам все же нужно будет вернуть Эндера домой, — сказал Питер. — Но не в Соединенные Штаты — во всяком случае, не под контроль правительства США. Думаю, Локку нужно произнести сочувственную речь о юном герое, который не имел выбора, которого просто использовали.
Питер примирительно заскулил карикатурным «локковским» голосом (используй он его на публике, Локк потерял бы аудиторию в мгновение ока):
— Дайте ему возможность вернуться домой как гражданину планеты, которую он спас. Пусть он будет помещен под защиту Совета Гегемона. Когда ему никто не угрожает, мальчик не представляет никакой опасности. — Питер триумфально воззрился на Валентину и заговорил уже нормальным голосом: — Видишь? Мы возвращаем его домой, а потом, когда моя личность раскроется, я окажусь любящим братом, да, — но еще и тем, кто действовал во благо всего мира, а не только Соединенных Штатов.
— Ты упустил из виду парочку аспектов, — заметила Валентина.
Питер сверкнул на нее глазами. Он терпеть не мог, когда сестра указывала на его ошибки, но к ней приходилось прислушиваться, поскольку она часто оказывалась права. Хотя обычно он делал вид, что уже думал об ее возражениях.
— Во-первых, ты принимаешь как данность, что Эндер хочет вернуться.
— Разумеется, он хочет домой.
— Ты этого не знаешь. Мы его не знаем. Во-вторых, ты принимаешь как данность, что, если он вернется, он окажется этаким мальчиком-паинькой и каждый будет думать, что на самом деле он вовсе не монстр, убивающий детей.
— Мы оба видели записи из зала суда, — сказал Питер. — Эти мужики обожают Эндера Виггина. Это было видно во всем, что они говорили и делали. Для них важнее всего было защитить его. Точь-в-точь как делали остальные, когда Эндер жил здесь.
— На самом деле здесь он никогда не жил, — сказала Валентина. — Мы переехали после его отлета, забыл?
Глаза Питера вспыхнули снова.
— Эндер делает так, что люди хотят за него умереть.
— Или убить его, — с улыбкой заметила Валентина.
— Эндер вызывает любовь у взрослых.
— Итак, мы вернулись к первой проблеме.
— Он хочет домой, — сказал Питер. — Он человек. Людям свойственно желание возвращаться домой.
— Но где его дом? — спросила Валентина. — Больше половины своей жизни он провел в Боевой школе. Что он вообще помнит о жизни с нами? Старшего брата, который без конца его изводил, угрожал убить…
— Я извинюсь, — сказал Питер. — Я действительно сожалею, что так себя вел.
— Но ты не сможешь извиниться, если он не вернется. Кроме того, не забывай: он умный. Умнее нас — ведь не просто так из нас троих в Боевую школу взяли только его. Поэтому он быстро сообразит, каким образом ты его используешь. Совет Гегемона — фи, что за гадость! Он не станет твоей марионеткой.
— Он натаскан на войну. Не на политику, — заметил Питер.
Его еле заметная улыбочка была такой самодовольной, что Валентине захотелось вмазать ему бейсбольной битой по физиономии.
— Не важно. Ты не сможешь вернуть его, что бы там ни написал Локк, — сказала Валентина.
— Это еще почему?
— Потому что не ты создаешь силы, которые пред ним трепещут и опасаются его возвращения. Ты их просто используешь. Люди не станут менять мнение, даже ради Локка. Кроме того, Демосфен будет против.
Питер посмотрел на нее удивленно и в то же время презрительно.
— О, я смотрю, мы начинаем работать на себя, да?
— Думаю, мне легче будет запугать людей, чтобы они оставили Эндера в космосе, чем тебе разжалобить их на то, чтобы его вернули домой.
— Мне казалось, ты сильнее всех его любишь. Думал, ты хочешь вернуть его домой.
— Питер, я хотела вернуть его последние семь лет, а ты был рад, что его здесь нет. Но теперь… вернуть его, чтобы он находился под защитой Совета Гегемона — то есть под твоим контролем, поскольку этот Совет забит твоими подхалимами…
— Подхалимами Локка, — поправил ее Питер.
— Я не стану помогать тебе возвращать Эндера домой, чтобы превратить его в инструмент для продвижения твоей карьеры.
— То есть ты предпочтешь обречь своего обожаемого младшего братика на вечное скитание в космосе, лишь бы поступить назло гадкому старшему брату? — спросил Питер. — Ух ты. Как я счастлив, что ты любишь не меня.
— В точку, Питер, — сказала Валентина. — Все эти годы я была игрушкой в твоих руках. Я точно знаю, каково это. Эндер это возненавидит. Я знаю, потому что я это ненавижу.
— Ты обожала все это — от и до. Быть Демосфеном… ты знаешь, каково чувствовать власть.
— Я знаю, каково чувствовать, как власть течет сквозь меня, прямо в твои руки, — сказала Валентина.
— Так вот в чем все дело? Тебе самой вдруг захотелось власти?
— Питер, ты идиот во всем, что касается людей, — тех, кого ты должен знать лучше всего. Я не говорю, что мне хочется твоей власти. Я говорю, что я ухожу из-под твоей власти.
— Ну и отлично. Я сам начну писать статьи за Демосфена.
— Ты не можешь притворяться Демосфеном. Люди поймут — что-то не так.
— Все, что делала ты, я…
— Я поменяла все пароли. Спрятала все учетные записи и деньги Демосфена, и ты не сможешь получить к ним доступ.
Питер посмотрел на нее с жалостью:
— Я найду все, если только захочу.
— Никакого толку тебе с этого не будет. Питер, Демосфен уходит из политики. Он собирается заявить о слабом здоровье и о том, что поддерживает… Локка!
Питер изобразил гримасу ужаса:
— Ты не можешь этого сделать! Локка уничтожит поддержка со стороны Демосфена.
— Видишь? У меня есть кое-какое оружие, которого ты страшишься.
— Но зачем тебе это? Все эти годы… и вдруг — бац! — и ты решаешь собрать все свои куклы и тарелки и покинуть чаепитие?
— Питер, я никогда не играла в куклы. Очевидно, ты играл.
— Ну хватит, — строго сказал Питер. — Я серьезно. Это не смешно. Давай вернем Эндера домой. Я не буду пытаться контролировать его так, как ты опасаешься.
— То есть так, как контролируешь меня.
— Да ладно тебе, Вэл, — сказал Питер. — Еще пару лет, и я смогу сбросить маску Локка, чтобы оказаться братом Эндера. Конечно, спасение его репутации мне поможет, но то же самое поможет и самому Эндеру.
— Думаю, тебе стоит за это взяться. За спасение репутации. Но не думаю, что Эндер должен вернуться. Я полечу к нему. Готова поспорить, мама с папой тоже полетят.
— Они не станут платить за твой космический круиз — и уж точно не за весь перелет на Эрос. В любом случае на это уйдут месяцы. Сейчас астероид по ту сторону Солнца.
— Я говорю не о круизе, — сказала Валентина. — Я покидаю Землю. Присоединяюсь к Эндеру в его изгнании.
На какой-то миг Питер ей даже поверил. Валентине доставило удовольствие это искреннее выражение тревоги на его лице. Но потом он расслабился.
— Мама с папой тебе не позволят, — сказал он.
— Пятнадцатилетние девочки не обязаны заручаться согласием родителей, чтобы записаться в колонисты. Идеальный возраст для деторождения и достаточно глупости, чтобы стать добровольцами.
— Да при чем здесь вообще колонии? Эндер же не собирается становиться колонистом.
— А что еще с ним делать? Колонизация — это единственная оставшаяся задача для Межзвездного флота, и за Эндера отвечают они. Потому-то я устраиваю все так, чтобы быть приписанной к той же колонии, что и он.
— Откуда у тебя эти никакищенские идеи? — спросил Питер. Если сленг Боевой школы ей непонятен — тем хуже для нее. — Колонии, добровольное изгнание — это же чистое безумие! Будущее — оно здесь, на Земле, а не на задворках Галактики.
— Все планеты жукеров в том же рукаве Галактики, что и Земля, — и по галактическим меркам это совсем недалеко, — чинно пояснила Валентина, чтобы его подзадорить. — И, Питер, из того, что твое будущее неразрывно связано с попытками стать правителем мира, вовсе не следует, что я хочу всю жизнь быть твоим вассалом. Ты забрал мою юность, выжал меня досуха, но остаток своих лет я проведу без тебя, любимый.
— Когда ты говоришь так, словно мы женаты, меня блевать тянет.
— Я говорю, как принято в старых фильмах.
— Фильмов не смотрю, поэтому не понял, — ответил Питер.
— На свете очень много такого, чего бы ты «не понял», — сказала Валентина.
Какое-то мгновение она боролась с искушением рассказать о том, как Эндер прилетал на Землю, когда Графф заручился поддержкой Валентины, чтобы вернуть совершенно выжатого Эндера в дело. И заодно упомянуть, что полковнику известно о ее с Питером деятельности в Сети. Вот уж что наверняка стерло бы ухмылку с его лица.
Но чего она этим добьется? Для всех будет лучше, если Питер останется в блаженном неведении.
Во время разговора Питер водил пальцами по планшету, что-то набирая. Сейчас он увидел в своем голопроекторе нечто такое, что привело его в бешенство, — таким Валентина видела его нечасто.
— Что такое? — спросила она, думая, что по мировым новостям прошло что-то ужасное.
— Ты закрыла мне лазейки!
Валентина не сразу поняла, о чем он. А затем до нее дошло: очевидно, Питер считал, будто она не заметит наличие секретного доступа к ключевым учетным записям и паролям Демосфена. Ну что за идиот! Когда-то он устроил целое представление, создавая для нее все это, — и она приняла как должное то, что он создал для себя лазейки, желая иметь возможность зайти, куда ему заблагорассудится, и изменить ее записи. С какой стати он решил, что она так это и оставит? Все эти лазейки она вычислила сразу же, в течение первых недель, и с тех пор каждое его изменение в эссе Демосфена она могла исправить раньше, чем они попадали в Сеть. Поэтому, когда она изменила все пароли и коды доступа, разумеется, она ликвидировала и все лазейки. А он как думал?