— А тебе известно, во что это мне обходится? — спросила мать.
— Ты о чем?
Мать отвела взгляд:
— У тебя вода кипит.
— Нет, это у меня все внутри клокочет. Объясни, что ты имеешь в виду! Во что тебе обходится не давать мне видеть собственную бабушку?
Мать встала и прошла в свою спальню, закрыв за собою дверь.
— Ты забыла хлопнуть ею, мам! И кто здесь родитель, а? У кого большее чувство ответственности? Кто занят ужином?
Вода закипела лишь через три минуты. Алессандра закинула в нее две пригоршни радиатори, а затем вернулась к книгам и погрузилась в учебники. В конце концов паста переварилась, а поскольку была из дешевой муки, то еще и слиплась, и масло не помогло. Она лужицами стекла на дно тарелки, а перцу лишь кое-как удалось сделать эту массу более-менее съедобной. Алессандра ела, не отводя взгляда от страниц, механически глотала пищу, пока очередной жевок не стал в горле комом. Она встала, выплюнула его в раковину, а затем запила стаканом воды, и ее чуть не вытошнило еще раз. Пару раз рыгнула над раковиной, после чего сумела обуздать свои внутренности.
«М-м-м, восхитительно!» — пробормотала она. И повернулась к столу.
Там сидела мать с одиноким кусочком пасты в пальцах. Она положила ее в рот.
— Какая же я прекрасная мать, — мягко сказала она.
— Мам, я делаю домашку. Время на споры уже вышло.
— Милая, будь честной. Мы почти никогда не спорим.
— Да, должна согласиться. Совершенно счастливая, ты порхаешь по комнате, игнорируя все, что бы я ни говорила. Но поверь, мое мнение остается при мне.
— Я собираюсь тебе кое-что рассказать, потому что ты права — ты достаточно взрослая, чтобы что-то понять.
Алессандра села:
— Хорошо, рассказывай.
И посмотрела матери в глаза.
Та отвела взгляд.
— Значит, ты не собираешься мне ничего рассказывать. Займусь лучше домашкой.
— Я расскажу, — произнесла мать. — Просто не буду смотреть на тебя, пока буду рассказывать.
— И я не буду смотреть на тебя, — сказала Алессандра, возвращаясь к урокам.
— Примерно десятого числа каждого месяца моя мать звонит мне. Я отвечаю на звонок, потому что, если не отвечаю, она садится в поезд и приезжает сама — и тогда мне бывает сложно выгнать ее отсюда, прежде чем ты вернешься из школы. Итак, я отвечаю на звонок, и она говорит мне, что я ее не люблю, что я неблагодарная дочь, потому что она совершенно одна в своей квартире, и что у нее не осталось денег, что у нее в жизни нет ничего хорошего. «Переезжай ко мне, — говорит она, — возьми с собою свою прелестную дочку, мы будем жить у меня, объединим финансы, и нам хватит». Нет, мам, говорю я ей. Я к тебе не перееду. А она начинает всхлипывать и вопить и говорит мне, что я ее ненавижу, что я вырвала из ее жизни всю радость и красоту, потому что оставляю ее одну без гроша в кармане. Так что я обещаю прислать ей немного. Она говорит: «Не надо присылать, тратиться на пересылку. Лучше, — говорит, — я сама приеду и возьму». А я отвечаю: нет, меня здесь не будет, поездка обойдется дороже пересылки, и отправляю. И каким-то чудом я кладу трубку до того, как ты возвращаешься. Потом я некоторое время сижу здесь, умудряясь не перерезать вены, а затем кладу немного денег в конверт, несу на почту и отправляю ей, а она берет эти деньги и покупает очередную мерзкую безделушку, годную только в мусорку. Вешает эту мерзость на стену или ставит на полку. В итоге ее квартира лопается от вещей, оплаченных мною теми деньгами, которые должны были пойти на дочь, и я плачу за все это, каждый месяц выбиваясь из бюджета, хотя я получаю в точности ту же сумму, что и она. Но оно того стоит. Голод того стоит. Твоя злость и обида на меня того стоят, потому что тебе не приходится знать эту женщину, тебе не приходится иметь ее в своей жизни. Поэтому, Алессандра, да — все это я делаю ради тебя. И если смогу убраться с этой планеты, мне больше не придется отправлять ей очередную порцию денег, а она больше не будет мне названивать, потому что к тому времени, как мы окажемся на другой планете, ее больше не будет. Жаль только, что ты не доверилась мне настолько, чтобы мы смогли убраться отсюда без того, чтобы ты видела ее злобное лицо и слышала ее злой голос.
Мать встала из-за стола и вернулась к себе в комнату.
Алессандра доделала домашнюю работу, положила ее в рюкзак, а затем села на софу и уставилась в неработающий телевизор. Она вспоминала, как каждый день приходила из школы — год за годом, — а мама всегда была дома, порхая, неся свою чепуху о феях и магии и обо всех тех замечательных делах, которыми занималась днем. А на самом деле днем ей приходилось биться с монстром, чтобы не дать ему проникнуть в дом и сомкнуть свои челюсти на Алессандре.
Это объясняло голод. Объясняло отсутствие электричества. Объясняло все.
Правда, отсюда совсем не следовало, что мать не сошла с ума. Более того, теперь ее помешательство стало вроде как объяснимым. Перелет в колонию сделал бы мать свободной. Не только Алессандра была готова отстаивать свои гражданские права.
Алессандра подошла к двери и легонько постучала:
— Я предлагаю провести полет во сне.
Долгое ожидание. Затем с той стороны донесся голос:
— Тоже склоняюсь к этому мнению. — И, немного помолчав, мать добавила: — В колонии ты встретишь юношу. Прекрасного юношу с перспективами.
— Думаю, будет, — ответила Алессандра. — И знаю, он будет обожать мою счастливую сумасшедшую маму. И моя чудесная мама тоже его полюбит.
Больше они ничего друг другу не говорили.
В квартире было невероятно жарко. Даже с распахнутыми настежь окнами в воздухе не было ни намека на сквознячок, и облегчению неоткуда было прийти. Алессандра легла на софу в одном нижнем белье. Ей так хотелось, чтобы обивка не была такой мягкой и липкой. Подумав, что горячий воздух идет вверх и внизу воздух будет хоть чуточку прохладнее, она легла на пол. Но горячий воздух в квартире этажом ниже, должно быть, поднимался кверху и нагревал пол, так что это не помогло, да и пол был слишком жестким.
Или не слишком? На следующее утро она встала с пола и почувствовала дуновение бриза с Адриатического моря, а мать что-то жарила на плите.
— Откуда ты взяла яйца? — спросила Алессандра, выйдя из туалета.
— Я заняла, — ответила мать.
— У соседей?
— У пары соседских несушек, — сказала мать.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Видели или нет, главное — никто меня не остановил.
Алессандра рассмеялась и обняла ее. Пошла в школу и на этот раз не слишком гордилась тем, что съела бесплатный обед, потому что знала: ее мать заплатила за эту еду.
А вечером был ужин, и не просто еда, а рыба с соусом и свежими овощами. Должно быть, мать подала окончательно заполненные бумаги и получила подъемные. Им предстоял полет.
Мать была очень скрупулезной. Она взяла с собой Алессандру, и они пошли в два соседских дома, где держали куриц. Мать поблагодарила соседей за то, что те не стали вызывать полицию, и заплатила им за взятые яйца. Они пытались отказаться от денег, но мать настояла на том, что не может покинуть город, оставив долги. Сказала, что их доброта все равно зачтется им на небесах. Были поцелуи и слезы, и мать шла не поступью феи, но легкими шагами женщины, у которой с плеч упал тяжкий груз.
Две недели спустя Алессандра зависала в Сети и вдруг узнала нечто такое, от чего громко, на всю библиотеку, ахнула. Несколько человек бросились было к ней, и ей пришлось быстро переключить экран, так что все были уверены, что она смотрела порно. Но ей было плевать, она не могла дождаться возвращения домой, чтобы рассказать эту новость матери.
— Ты знаешь, кто будет губернатором нашей колонии?
Мать отрицательно покачала головой:
— А это важно? Это будет жирный старик. Или храбрый искатель приключений.
— А что, если это мальчик — просто мальчик тринадцати или четырнадцати лет, настолько умный и хороший, что спас все человечество?
— О чем ты?
— Объявили состав нашего корабля. Его поведет Мэйзер Рэкхем, а губернатором колонии станет Эндер Виггин.
Настала очередь матери охнуть.
— Мальчик? Они сделают губернатором мальчика?
— На войне он командовал флотом. Разумеется, он сможет управлять колонией, — сказала Алессандра.
— Мальчик. Маленький мальчик.
— Не такой уж маленький. Моего возраста.
Мать посмотрела на нее:
— А что, ты такая большая?
— Знаешь, уже довольно большая. Как ты сама сказала — «детородного возраста»!
Лицо матери приняло задумчивое выражение.
— И того же возраста, что и Эндер Виггин…
Алессандра почувствовала, как лицо становится пунцовым.
— Мама! Не думай о том, о чем ты — я точно знаю! — думаешь!
— А почему нет? На этой далекой одинокой планете ему же надо будет на ком-то жениться. Почему бы не на тебе? — спросила мать. А затем ее лицо тоже покраснело, и она захлопала себя ладонями по щекам. — Ох-ох, Алессандра! Мне было так страшно тебе сказать, но теперь я так рада — и ты тоже будешь рада!
— Сказать что?
— Помнишь, мы решили провести полет во сне? Ну, я пошла в офис, чтобы подать бумаги, но при заполнении случайно поставила галочку не в том месте. Получилось, что мы будем бодрствовать и учиться и окажемся в первой волне новых колонистов. И я подумала: а что, если они не позволят мне переписать заявление? И решила, что потребую заполнить заново! Но когда я сидела там, напротив женщины, принимавшей документы, я испугалась и даже не упомянула об этом — просто отдала ей, как трусишка. Но сейчас я понимаю, что не была трусишкой. Мою руку направлял Господь, правда. Потому что теперь весь полет ты проведешь бодрствуя. А сколько четырнадцатилетних окажутся на корабле не спящими? Ты да Эндер, вот как мне думается. Только вы двое.
— Он не влюбится в глупую девчонку вроде меня.
— У тебя очень хорошие оценки. И потом, умный юноша не ищет девушку, которая будет умнее его. Он будет искать такую девушку, которая будет его любить. Он солдат, который никогда не возвращался с войны. Ты станешь его другом. Добрым другом. Пройдут годы, прежде чем вы с ним поженитесь. Но когда это время наступит, он будет тебя хорошо знать.