Графф пропал с Эроса вскоре после трибунала, но сейчас вернулся. Похоже, в качестве министра по делам колоний он не мог упустить столь благоприятную возможность для рекламы — отлет первого корабля с колонистами.
— Шумиха в интересах проекта «Расселение», — сказал Графф, когда Мэйзер стал его высмеивать.
— А сам ты камеру не любишь?
— Посмотри на меня — я потерял двадцать пять кило. Стал тенью самого себя.
— Во время войны ты вес набирал, мало-помалу. Во время трибунала раздулся со страшной силой. А сейчас ты его теряешь. В чем дело? Гравитация Земли?
— Я на Землю не летал, — откликнулся Графф. — Был занят переоборудованием Боевой школы под базу сбора колонистов. Раньше никто не понимал, почему я настаивал, чтобы все кровати были рассчитаны на взрослых. Сейчас говорят о моих провидческих талантах.
— Почему ты лжешь мне? Когда создавали Боевую школу, ты за нее не отвечал.
Графф покачал головой:
— Мэйзер, когда я уговаривал тебя вернуться домой, я ни за что не отвечал, так?
— Ты был в ответе за проект «Вернуть-Рэкхема-домой-тренировать-Эндера-Виггина».
— Но никто и не подозревал, что такой проект есть.
— Кроме тебя.
— Ну, так еще я отвечал за проект «Позаботиться-о-том-чтобы-Боевая-школа-подходила-для-целей-проекта-„Расселение“».
— Потому-то ты и теряешь в авторитете, — заметил Мэйзер. — Потому что наконец получил средства и полномочия для продвижения настоящего проекта, о котором думал все эти годы.
— Победить в войне было самым важным. Я думал о том, как подготовить детей! Кто же знал, что мы победим так, что получим в подарок все терраформированные и полностью пригодные для заселения планеты? Я ожидал, что Эндер победит, а если не он, то это сделает Боб, — но полагал, что придется биться с жукерами за каждую планету. Готовился к тому, чтобы ускоренными темпами создавать новые колонии в противоположной стороне, чтобы они не были подвержены контратакам.
— Так, значит, ты здесь, чтобы сфоткаться с колонистами.
— Я здесь, чтобы моя лыбящаяся рожа попала на одну фотку с тобой, Эндером и колонистами.
— А, — сказал Мэйзер. — Толпа из трибунала.
— Самое жестокое в истории с трибуналом было то, как они обошлись с репутацией Эндера. По счастью, большинство людей помнят о победе, а не о свидетельских показаниях из зала суда. Теперь мы загрузим в их мозги еще одну картинку.
— Значит, Эндер по-настоящему тебя волнует.
Графф выглядел задетым.
— Я всегда любил этого парня. Нужно быть моральным уродом, чтобы его не любить. Когда видишь глубокую доброту, это ясно сразу. Меня выбешивает то, что его имя связали с убийствами детей.
— Он их действительно убил.
— Он этого не знал.
— Хайрам, те случаи — это совсем не то же самое, что победить в войне, которую считаешь игрой, — заметил Мэйзер. — Он знал, что сражается за свою жизнь, и знал, что победа должна быть убедительной. Он прекрасно понимал, что смерть противника вполне возможна.
— Так ты говоришь, он виновен, — точь-в-точь как утверждали наши враги?
— Я говорю, что он их убил, и он знал, что делает. Конечно, он не хотел получить именно такой результат, но он знал: его действия могут нанести тем парням настоящие увечья.
— Они пытались его убить!
— Бонзо пытался, — сказал Мэйзер. — Стилсон был мелким задирой.
— Но Эндер был совершенно неопытен, он не имел понятия, что делает, — и не знал, что на его ботинках стальные мыски. Ну скажи, не дальновидно было с нашей стороны обезопасить его, настояв именно на таких ботинках?
— Хайрам, я считаю действия Эндера совершенно оправданными. Он не выбирал, драться ли ему с этими ребятами, — и единственным его реальным выбором была безоговорочная и убедительная победа.
— Или проигрыш.
— Хайрам, у Эндера никогда не было такого выбора — проиграть. Проигрыш не для него, даже если он считает иначе…
— Он обещал найти в своем расписании время, чтобы сфотографироваться с нами.
Мэйзер кивнул:
— И ты думаешь, это означает «да»?
— У него нет расписания. Я думал, он иронизирует. Что ему еще делать, кроме как разговаривать с Валентиной?
Мэйзер рассмеялся:
— То же, что он делает уже больше года, — изучать жукеров с таким маниакальным упорством, чтобы нас всех встревожило его психическое здоровье. Только… должен сказать, с прибытием колонистов он начал готовиться к должности губернатора серьезно.
— Адмирал Морган будет разочарован.
— Адмирал Морган считает, что получит свое, потому что не понимает — Эндер серьезно настроен на управление колонией, — сказал Мэйзер. — Эндер фиксировал в памяти досье на каждого колониста: результаты тестов, семейные отношения с другими колонистами и членами семьи, которые остались дома. Запоминал их города и страны происхождения, на что были похожи эти места и что там происходило за последний год, в то время когда они подавали заявления.
— И адмирал Морган не видит в этом ничего особенного?
— Адмирал Морган — лидер, — сказал Мэйзер. — Он отдает приказы, и они передаются вниз. Знать рядовых — удел младших офицеров.
Графф рассмеялся:
— Да уж! И люди еще удивляются, почему в последней кампании мы использовали детей.
— Каждый офицер знает, как действовать в рамках продвинувшей его системы, — сказал Мэйзер. — Система больна — всегда была больна и всегда будет. Но Эндер узнал, что такое быть лидером по-настоящему.
— Или родился с этим знанием.
— Так что он по имени здоровается с каждым колонистом и явно поставил себе задачу пообщаться с каждым как минимум полчаса.
— А он не может сделать это на корабле после отлета?
— Эндер встречается только с теми, кто полетит в стазисе. С теми же, кто будет бодрствовать, он встретится после отлета. Так что, когда он говорил, что попытается найти в расписании время для тебя, в том не было и намека на иронию. Большинство колонистов будут спать, и у него едва ли хватит времени для более или менее продолжительного разговора со всеми.
Графф вздохнул:
— Он вообще находит время для сна?
— Думаю, он решил спать после обеда — когда адмирал Морган командует кораблем, а у Эндера нет обязанностей, кроме тех, которые он сам себе назначает. По крайней мере, мы с Валентиной понимаем его поведение именно так.
— Он с нею не разговаривает?
— Разумеется, разговаривает. Просто Эндер не распространяется о своих планах.
— Но почему у него секреты от нее?
— Не уверен, что это секреты, — сказал Мэйзер. — Думаю, он сам может даже не знать, что у него есть какие-то планы. Полагаю, он встречается с колонистами потому, что именно это им нужно, этого они ждут от него. Встречи обязательны, потому что для них это многое значит.
— Чушь, — заметил Графф. — У Эндера всегда есть планы внутри планов.
— Думаю, ты сейчас о себе говоришь.
— Эндер в этом деле куда умнее меня.
— Сомневаюсь, — сказал Мэйзер. — Бюрократические маневры в мирное время? Тут тебя никому не превзойти.
— Хотел бы я с ними полететь.
— Ну так лети, — рассмеявшись, предложил Мэйзер. — На самом деле тебе ничего такого не надо.
— А почему нет? — возмутился Графф. — Управлять министерством по делам колоний можно по ансиблю. Я своими глазами увижу, чего добились колонисты за те годы, пока ждали подкрепления. А преимущество полетов на релятивистских скоростях позволит мне дожить до конца моего великого проекта и увидеть его реализованным.
— Преимущество?
— С твоей точки зрения, ужасная жертва. Но заметь, Мэйзер, я ведь так и не женился. А у меня нет никакой дисфункции репродуктивной системы. Мое либидо и желание завести семью ничуть не слабее, чем у других мужчин. Но я много лет назад решил, фигурально выражаясь, посмертно жениться на праматери Еве и усыновить всех ее детей. Они жили на голове друг у друга в тесном доме, где одного серьезного пожара хватило бы, чтобы всех их уничтожить. Свою задачу я увидел в том, чтобы расселить их попросторнее и чтобы они жили вечно. Как общество, я имею в виду. Так что не важно, где я и с кем, я всегда окружен моими приемными детьми.
— Играешь в Бога.
— Я совершенно точно не играю.
— Ты старый лицедей — прибыл на кастинг и надеешься получить Его роль.
— Может, я дублер? Когда он забывает свое дело, наступает мое время.
— Так что там насчет фотки с Эндером?
— Все просто. Я — тот, кто решает, когда отправляется корабль. В последнюю минуту произойдет технический сбой. Эндера, завершившего свои дела, склонят к тому, чтобы он поспал. Когда Эндер проснется, мы сфотографируемся, а потом технические проблемы чудесным образом разрешатся, и корабль двинется в путь.
— Без тебя на борту, — заметил Мэйзер.
— Я должен оставаться здесь, чтобы сражаться за проект, — ответил Графф. — Если бы я не мешал своим противникам на каждом шагу, они угробили бы все за считаные месяцы. На этой планете столько облеченных властью людей, отказывающихся рассматривать перспективы, которые не влезают в их головы!
Валентине нравилось смотреть, как Графф и Рэкхем обращаются с Эндером. Графф — один из самых влиятельных людей в мире; Рэкхем по-прежнему считается легендарным героем. Тем не менее они оба негласно уступали Эндеру. Они никогда ничего ему не приказывали. Всегда обращались к нему: «Вас устроит, если для снимка вы встанете вот здесь?», «Как насчет восьми ноль-ноль? Вы не против?» или «Адмирал Виггин, нас вполне устроит ваш выбор одежды».
Разумеется, Валентина знала, что обращение «адмирал Виггин» делалось в расчете на адмиралов, генералов и политических шишек, которые при этом присутствовали, — и большинство из них кипели от возмущения, поскольку не попали на снимок. Но, продолжая наблюдать, она много раз видела, как Эндер выражал свое мнение — или, казалось, колебался в выборе. Графф обычно уступал Эндеру. А когда не уступал, Рэкхем с улыбкой высказывал точку зрения Эндера и настаивал на ней.