Когда ему исполнился годик, нам пришлось съехать с квартиры, в которой мы жили, – ее выставили на продажу. Мы перебрались на две улицы подальше, в гораздо более просторную квартиру рядом с лесом. С одной стороны наш дом окружал перелесок, а с другой, – буквально в пятидесяти метрах, начинался Трехградский ландшафтный парк. К сожалению, аренда новой квартиры сильно ударила по карману, а М. все еще в одиночку содержал нашу семью. Когда могла, я рисовала и рассылала свои рисунки по издательствам, надеясь найти работу иллюстратора. Однако ничего из этого не выходило. Переломный момент наступил во время праздника четырехлетия Янека. У нас была небольшая семейная вечеринка. В какой-то момент Янек, будучи весьма разговорчивым для своего возраста, сказал:
– Мам, иди посмотри, тетя Ежина сидит в шкафу и читает книжку.
– Что? – заинтригованная, я пошла за ним в детскую, а там, возле книжного шкафа, стояла Гражина, тетя его отца, и действительно разглядывала одну из книг для малышей.
Эта единственная фраза Янека вызвала в моем мозгу какое-то буйство нейронов. Она преследовала меня, не давала покоя, звучала в ушах. Это продолжалось так долго, что я решила написать книгу о тете Ежине. И я писала ее между спринтерскими вылазками за продуктами, уходом за детьми, забиранием старшего из сада, хождением по врачам, общением с биржей труда, уборкой, стиркой и готовкой. Так появилась довольно неплохая – нет, правда, и довольно длинная история под названием «Тетя Ежина. Спасти луну».
В тот момент я приняла решение. Я сказала себе, что буду писателем-иллюстратором.
Я нарисовала две разные подборки картинок для «Тети Ежины» и разослала их по издательствам. Но, к сожалению, ни одно из них не заинтересовалось. Сейчас-то я уже знаю, что нужно набраться терпения и продолжать пробовать дальше. Но тогда мне было очень грустно, неудача немного подрезала мне крылья. К счастью, ненадолго.
Через несколько месяцев я написала вторую часть повести: «Тетя Ежина. Под дном океана». Затем я отправила на литературный конкурс еще одну свою детскую книгу: «Облачный замок и грозовые монстры». Но ни та, ни другая работа не интересовали издателей. Тем временем я написала несколько картин, разрисовала детский сад, в который ходил старший сын, и детскую поликлинику в Гданьске. Эти маленькие подарки для детей помогли мне сохранить веру в себя и свои способности.
Время шло, и мальчики росли. Я все еще мечтала писать и зарабатывать этим деньги и в то же время искала подходящую работу на выходные, потому что с понедельника по пятницу М. практически не было дома. Он возвращался поздно, и у меня не было шансов работать на полную ставку. Тогда нам пришлось бы нанять няню, а ей нужно было бы хорошо платить, – в конце концов, она ведь будет заботиться о самых важных для нас существах. Мы не могли себе этого позволить. Бывало тяжело. Бывали взлеты и падения. И светлые моменты, и чувство совершенной безнадежности.
Тем временем я наблюдалась у гинеколога и принимала гормоны. (Не принимала я их только во время беременности и кормления грудью. Я кормила Янека полгода, а Габриэля – девять месяцев). Во-первых – и это главная причина, – я принимала эти препараты, чтобы эндометриоз сидел себе тихо. Во-вторых, я не хотела еще одной незапланированной беременности. Теперь, когда у меня уже было два случая из разряда «один на миллион», третий бы меня совсем не удивил.
Грудное вскармливание дало мне довольно долгую передышку от месячных. Однако каждый раз, когда я прекращала кормить грудью, они начинались буквально через пару дней. Без предупреждения.
Двоим маленьким детям ничего не стоит высосать у матери все силы, но эндометриоз делает это с еще большей мощью и планомерностью. Меня убивал уже сам факт, что жизнь без месячных закончилась.
За несколько дней до начала цикла я чувствовала, как распухает живот. Вода задерживалась в организме и добавляла мне около двух килограммов. Я становилась нервной и грубой. Я могла буквально рычать на М., а в другой раз полчаса сидеть на кровати и реветь только потому, что дети не хотели укладываться, а я уже едва держалась на ногах. Настроение менялось каждую минуту, и я до сих пор не знаю, как М. выдерживал меня тогда. Я люблю свою семью больше всего на свете, я радуюсь каждому новому умению детей, каждому объятию, каждому часу, проведенному с М., но бывали времена, когда я не могла справиться со своей женской природой. Обычно это длилось девять-десять дней в месяц, пока у меня были выделения. Куда-то выйти, поехать или посетить семейное торжество я была согласна только при условии, что у меня нет кровотечения. В конце концов, М. это стало надоедать. Я постоянно жаловалась, что сижу дома, когда он едет с мальчиками на пикник или к друзьям, или на день рождения. Но у меня под рукой должна была быть ванная, я не хотела бояться, что что-то протечет, чего-то не хватит или закружится голова, что тоже часто случалось.
И где во всем этом была я? Меня не было! Было только время, которое я считала от одной менструации до другой. Меня угнетало, что я так подчинила свою жизнь болезни, но тогда у меня не было сил и мотивации что-то менять. А время шло.
Когда Габриэлю было два года и восемь месяцев, а Янеку уже пять, и мы наконец начали уходить от вставания по ночам, переодевания и кормления, мне пришлось временно прекратить прием гормонов, потому что препарат, который я до сих пор принимала, был снят с продажи из-за растрескивания упаковки. По опыту я знала, что другие таблетки с отличающимся составом мой организм переносит плохо, поэтому решила пока обходиться без лекарств, надеясь, что через какое-то время мои таблетки вернутся в продажу. Учитывая эндометриоз и тот факт, что я, вероятно, уже вычерпала лимит «случаев на миллион», я не была особо озабочена временным отсутствием гормональных контрацептивов. Моей головы на это уже не хватало. Мы договорились с М., что до тех пор, пока мои ОК не вернутся в аптеки, мы будем пользоваться презервативами. Я искала работу, у меня была куча дел по дому, походы по магазинам, дети и весь этот домашний бедлам. М. работал, а после работы его снова ждали обязанности, на этот раз домашние. Наше относительное равновесие было нарушено одним драматическим событием. Наш младший очень любил скакать по спинке дивана, полностью игнорируя мои: «Слезь! Нельзя! Что ты делаешь?! Свалишься и убъешься!» Наконец, он доигрался. В один прекрасный день он свалился с дивана, за которым стоял тренажер М., и ударился головой о железное колесо велоэргометра. Кровавая шишка на правой стороне лба росла быстрее, чем успевали видеть глаза. Кровь залила рот малыша, а через мгновение и мои руки. В панике я вызвала такси, и мы помчались в отделение неотложной помощи. Примерно через десять минут раненый уже лежал на операционном столе в городской больнице, и вокруг него суетился персонал. Врачи и медсестры пытались наложить Габриэлю на лоб полоски пластыря, заменяющие швы, и привести его в порядок. Их разговор прерывался ужасным ревом, который я пыталась унять, гладя и обнимая пострадавшего. Поскольку в больнице не было отделения детской хирургии, мы на машине «скорой» поехали в другую. Там Габриэлю сделали рентген головы, который, к счастью, не показал ни сотрясения мозга, ни переломов черепа. Детский хирург сказал, что не будет снимать наклеенный пластырь, потому что «кто-то уже обработал травму на совесть». Мы могли ехать домой. Там стресс немного отступил.
Через несколько часов после падения Габриэль снова полез на спинку дивана.
Это происшествие вызвало у меня сильный страх за своего ребенка – и в тоже время показало бесконечную любовь, которую я испытываю к нему. С падением Габриэля у меня совпала задержка. Собственно, о ней я почти не думала и списала на стресс. Через неделю М. спросил, не должны ли у меня начаться месячные. И тут до меня дошло. Я почувствовала, как по телу пробежали мурашки.
Мой мужчина оделся и пошел за тестом. Мне показалось, что его не было час, хотя аптека у нас поблизости.
Я сделала тест.
Три бесконечные минуты ожидания.
Появилась одна полоска. Жидкость движется дальше, и… появляется вторая! Едва заметная… Есть? Нет?
– Покажи, – сказал М.
– Две полоски… – я отдала ему тест.
– Второй почти не видно.
– Но она есть! Неважно, слабая она или яркая. Она есть!
Через два дня я сделала еще один тест. Полоска была ярче.
Через неделю гинеколог подтвердил беременность.
Я только начала работать. Я начала высыпаться. Я наконец-то вылезла из пеленок.
Несколько дней меня охватывали страхи. Я вовсе не считала себя суперженщиной, идеальной матерью, которая со всем справляется и во всем хороша, которая всегда всем довольна, а ее жизнь, как на картинке из рекламы. Меня всегда поражали истории знаменитостей о том, как через месяц после родов они возвращаются к работе, через два – восстанавливают фигуру, а потом пишут книгу, что кушать и как заниматься спортом, чтобы снова стать такими же красивыми, как до беременности. Все это не так! Мать двоих детей, у которой нет помощников, кроме отца ее малышей, большую часть времени работающего, которая не спит ночами, измотана, измучена постоянными инфекциям, нагружена десятками обязанностей, не имеет ни сил, ни желания сразу после родов скакать на шпильках и в наглаженном платье при полном параде идти за хлебом и молоком. Ей не хочется делать приседания и наклоны. Когда выдается свободная минутка, в которую не донимают дети, ей хочется полежать, выпить кофе и съесть что-нибудь вкусное, чтобы через несколько минут снова быть готовой к решению детских проблем и предоставлению полного комплекса домашних услуг.
Вот в такой атмосфере потерянной женственности я узнала, что снова стану мамой. Но, несмотря на страхи, я довольно быстро свыклась с этой мыслью. Даже сама себе удивлялась. Тому, что я снова люблю фасолинку.
Мы с М. мечтали о дочке Оленьке со светлыми кудряшками. В своем воображении я уже видела, как они подпрыгивают, когда она бегает по дому. Но когда УЗИ показало, что это мальчик, я не почувствовала разочарования. Я даже подумала, что в глубине души знала это с самого начала.