Артем отодвинул тарелку, внезапно швырнул салфетку с коленей прямо в недоеденную пиццу и широким шагом вышел из зала. Несколько мгновений Катя сидела ни жива, ни мертва, не понимая, что теперь делать, но потом быстро достала из кармана несколько купюр, бросила их на стол и кинулась за Артемом.
Голем обнаружился на улице: он сидел прямо на ступенях, ведущих в пиццерию, и щелкал зажигалкой, задувая возникающий огонек. Помедлив, Катя села рядом с ним, и Артем проговорил:
— Помнишь, ты спросила, когда у меня день рождения?
— Не помню, — испуганно призналась Катя: она в самом деле не помнила и не могла понять, какое это теперь имеет значение.
— Я сказал, что второго мая, — тем же глухим ровным голосом продолжал Артем. — А ты сказала, что я Телец по гороскопу, а все Тельцы упрямые, но в то же время практичные. И спокойные. Помнишь?
— Я не помню, Тем, — с грустью сказала Катя. Возможно, у них и была такая беседа в те дни, когда Катя, попав в центр Знаменского, еще пыталась как-то разговорить денщика и, может быть, даже подружиться с ним.
Артем покачал головой.
— Ну вот… Жаль. А помнишь, ты спросила, какие я книги читаю?
Катя кивнула.
— Ты сказал, что редко читаешь. Но любишь Юлиана Семенова и Голсуорси. Я тогда подумала, что это странный выбор. Что ты назвал первые имена, которые просто пришли в голову.
Артем усмехнулся. Печальная горечь стиснула его лицо болезненной гримасой.
— Я правда их люблю. Но дело сейчас не в этом. Кать, у меня только мама спрашивала, какие я книги читаю. Больше никому и никогда до этого и дела не было. Тем более, у Знаменского. А ты взяла и спросила. Тебе было не все равно. Что я читаю, когда у меня день рождения, смотрел ли я «Властелина колец». Смотрел, да… Ты со мной говорила не просто потому, что больше не с кем, — Артем усмехнулся и еще раз щелкнул зажигалкой. Посмотрел на маленький язычок огня и дунул на него. — Потому что ты хотела со мной подружиться.
Мимо прошла веселая компания молодежи. Ребята посмотрели на Катю и Артема и, с негромким хихиканьем обменявшись тихими репликами по их поводу, скрылись за дверями.
— Я бы тебя никогда…, - промолвил Артем. — Придумал бы что-то. Кать, неужели ты не видишь?
— Что? — спросила Катя. Больше всего ей хотелось закрыть Артему рот ладонью, чтобы он больше ничего не сказал.
— Что я не такой, как они все. Голем я или кто еще…, - Артем говорил сбивчиво, будто нужные слова ускользали и не давались ему в руки. Кате вдруг захотелось стукнуть себя по голове за собственную слепоту. Все это время рядом с ней был очень хороший и добрый человек, который всеми силами старался сделать так, чтобы она чувствовала себя максимально удобно в своем заточении. Этот парень с рыжеватыми волосами и острыми скулами, владелец плюшевого гуся и доброго десятка постеров к «Звездным войнам» мог бы стать ей настоящим другом — если бы она пораньше раскрыла глаза.
— Прости, — сказала Катя. — Я очень сильно тебя обидела, прости.
Артем в последний раз щелкнул зажигалкой, и Катя растерянно замерла, не понимая, почему она вывалилась из его пальцев и упала на ступеньки. Артем с какой-то странной неловкостью покачнулся и упал тоже — испуганно глядя, как он заваливается вбок, чтобы распластаться на ступеньках, Катя думала, что сейчас он точно похож на голема: нелепую и неловкую куклу, со лба которой стерли волшебные оживляющие знаки.
— Шем Гамефораш, — глубоко и напевно произнес голос Рудина откуда-то сзади. Испуганно обернувшись, Катя увидела, как он неторопливо движется к лестнице. — По легенде именно так оживляют голема. Глиняный болван для черной работы.
Катя смотрела на него, как завороженная. Приблизившись, Рудин толкнул лежавшего Артема носком ботинка, и Катя увидела, как два пальца на левой руке, мизинец и безымянный, откололись и рассыпались в мелкую крошку.
Кажется, она вскрикнула и тотчас же закрыла рот руками, поняв, что кричать бессмысленно. Перед ней лежала кукла в свитере и брюках Артема. Стеклянные глаза, смотревшие куда-то в сторону, ничего не выражали, шея вывернулась под неестественным углом. На руке, там, где остался скол от пальцев, медленно выступили тягучие темные капли.
— Как видишь, истинное имя Господа ему не помогает, — заметил Рудин. — Что, неужели ты думаешь, что тебя взяли и просто так отпустили?
Катя смотрела на Артема, не в силах отвести взгляда. Должно быть, повинуясь магии гхоула, мир застыл фильмом, поставленным на паузу. Весенний ветер замер, и соринки, которые он крутил по асфальту, зависли неподвижно, будто нарисованные — как и птица, оцепеневшая над кустами бирючины, прохожие, машины, дворняга, свернувшаяся на газоне.
Но смотрела Катя только на Артема, голема, глиняного слугу, который оказался настоящим человеком. Искусственного болвана, который любил Голсуорси, играл в компьютерные игры и занимал первые места на соревнованиях.
Она не ожидала, что ей будет настолько горько.
— Мой друг Томаш говорит, что эндора будет выполнять свою работу только тогда, когда ее берут из свободного состояния, — продолжал Рудин. — Поэтому тебе и дали такой милый маленький отпуск. Погуляла, воздухом свободы подышала, пора и честь знать.
Катя нагнулась к Артему и дотронулась до его щеки. Глина. Теплая, чуть шершавая глина. Потом на глину упала капля, и Катя сперва не поняла, откуда она взялась.
— Я никуда без него не пойду, — негромко сказала Катя. Рудин безразлично пожал плечами.
— Он больше не нужен, — промолвил он. Катя выпрямилась и, не глядя на гхоула, произнесла:
— Плохо слышишь, что ли? Я без него никуда не пойду. И кстати, — Катя сама не поняла, откуда взялась ее следующая фраза. Кто-то будто бы взял и положил эти слова ей на язык. — Этот Томаш в свое время проплатил убийство твоего отца. Эльдар действовал по его просьбе.
Проговорив это, Катя замерла, словно тоже была из глины. Откуда ей было знать? Впрочем, Рудин даже в лице не изменился.
— Ты думаешь, я до сих пор не в курсе? — ухмыльнулся он. — Это не имеет значения, моя дорогая. А важно то, что множество людей сейчас нуждается в тебе и твоих талантах.
Катя села на ступени рядом с глиняной статуей и с вызовом посмотрела на Рудина. Судя по тени, скользнувшей по его лицу, упрямство бывшей эндоры постепенно стало раздражать господина гхоула.
— Ну и зачем он тебе? — поинтересовался Рудин. Катя усмехнулась.
— Он мой друг, Сергей Петрович, — сказала она. — Впрочем, вы вряд ли понимаете, что это такое.
Рудин пожал плечами.
— Что ж, изволь, — произнес он и негромко добавил что-то на незнакомом шипящем языке.
Когда изжелта-серая глина стала менять цвет и наливаться теплом и жизнью, Катя поняла, что для них с Артемом еще не все потеряно.
Томаш Новак, который встретил Рудина, Катю и Артема за городом, не производил впечатления серьезного мага. Так, обычный бюргер, успевший приобрести к пятидесяти годам изрядное пузо, лысину и улыбчивое настроение, за которым отчетливо ощущалась сильная воля. Впрочем, Катя уже успела понять, что плохо разбирается в людях, и решила не делать поспешных выводов. Тем более, Артем, все еще бледный после превращения в глиняного истукана и обратно, смотрел на Томаша с таким страхом, что Катя невольно ежилась.
— Рука болит? — негромко спросила она. Там, где на руке Артема совсем недавно были пальцы, сейчас розовела чистая новая кожа, и Катя невольно обрадовалась тому, что Рудин остановил кровотечение.
— Немного, — откликнулся Артем. — Кать, ты осторожно, ладно?
Катя кивнула — они оба прекрасно понимали, что от их осторожности мало что зависит. Приблизившись к Кате почти вплотную, Томаш некоторое время пристально смотрел ей в глаза, а потом мягко, почти ласково промолвил:
— Итак, Катя, я сейчас расскажу, что нам от тебя нужно. Я дам тебе выпить чашку отвара. После этого ты заснешь и проснешься эндорой, причем проснешься уже в Параллели.
Он говорил с приятным акцентом, добавлявшим речи вкрадчивую теплоту и легкость. Когда человек говорит вот так, невольно хочется думать, что он никому не желает зла, и в его словах звучит лишь искренняя забота и сердечность.
— Мы с Сергеем Петровичем, разумеется, будем рядом, — продолжал Томаш. — Затем государь Кахвитор отдаст приказ своей армии, который ты повторишь. И, если понадобится, повторишь несколько раз, хотя я все-таки надеюсь, что в этом не будет нужды. Вот и все. Это довольно просто.
Катя шмыгнула носом и подумала, что все время, находясь в лаборатории Знаменского, мечтала о том, чтобы увидеть весну. И вот она стоит среди лугов, подернутых зеленой травяной дымкой, теплый ветер перебирает ее волосы и прикасается к лицу, но в этом нет ничего хорошего.
— Что потом? — спросила она и удивилась равнодушию, прозвучавшему в голосе. Томаш улыбнулся.
— Это война, Катя. Мы, конечно, постараемся, чтобы ты осталась в живых и получила законную награду. Но, сама понимаешь, этого никто не сможет гарантировать.
Катя криво ухмыльнулась. Помнится, Знаменский советовал принимать решения так, как подскажет совесть.
— У меня так и так нет выбора, — сказала она. — Давайте ваш отвар, что уж там…
Томаш довольно кивнул и, склонившись к сумке, которая до этого лежала на траве у его ног, словно дремлющий верный пес, вынул самую обычную термокружку с потертым бело-зеленым изображением русалки. Артем осторожно приблизился и здоровой рукой взял Катю под локоть. Рудин, до этого хранивший спокойное молчание и, казалось, никак не интересовался разговором, посмотрел на девушку и голема, и по его лицу пробежала неприятная презрительная усмешка.
У теплого варева был аромат земляники с отчетливым металлическим привкусом. Осушив кружку, Катя некоторое время стояла неподвижно, чувствуя, как рука тяжелеет, наливаясь свинцом на сгибе локтя, там, откуда брали кровь. А потом свет мгновенно погас, и Катя без чувств рухнула на руки Артема.
— Что с ней? — все спокойное равнодушие Рудина испарилось без следа: сейчас он был действительно встревожен. Артем аккуратно опустил Катю на траву, и Томашу, склонившемуся над девушкой, понадобилось несколько мгновений, чтобы оторопело выпрямиться и произнести: