— Поспать бы тебе, — сказала Ирина Петровна. — Вторые сутки на дежурстве.
Татевик издала низкое ворчливое гудение.
— Представляете, показалось, что мужик какой-то стоит возле Дубцовой, — сообщила она. — Твою ж мать, думаю, кто пустил? Потом смотрю, а никого и нет.
Эльдар невольно усмехнулся. Катя на койке казалась призраком, бледной тенью себя самой, но он прекрасно знал, что дальше все будет хорошо, и буквально через пару дней ее увезут из больницы домой. Потом кончится весна, и убежит лето, наступит сентябрь, и Катя пойдет на лекции, неся с собой внушенные воспоминания о колледже в Лондоне, в котором она никогда не была, лекциях, которых не посещала, и людях, которых не видела. Голем, не великого ума парень, но при этом очень добрый и заботливый, переедет в Велецк, устроится на работу в автосервис, охрану или колл-центр с продажами по телефону, и Катя, которая будет жить с ним, ни разу не пожалуется на своего доброго жениха, а потом — доброго мужа. Теща будет им довольна: а чего б не радоваться зятю, который с дочери пылинки сдувает? И они проживут долгую хорошую жизнь, у них родятся дети, а потом появятся внуки, и когда Катя и Артем, уже совсем старенькие, станут гулять по улице, трогательно держа друг друга за руки, все подумают: вот бы мне так — и это светлое чувство не будет иметь никакого отношения к банальной зависти. Никакого.
Эльдару хотелось заорать. Запрокинуть голову к ясному небу беспечной весны, неотвратимо утекающей в лето, и зареветь в две драконьи глотки, чтобы выкричать, выплеснуть из себя боль потери, вытолкнуть ее прочь и развеять по ветру. В его будущем Кати не существовало. Девушка, что сейчас лежала на койке, окруженная медицинской техникой, предназначения которой Эльдар не понимал, никогда не знала господина Смирнова.
Это было очень больно, однако правильно, и после долгих мучительных размышлений он сам пришел к такому выводу. Сохранив магию, Катя никогда не была бы счастлива — Эльдар был уверен, что, в конце концов, из нее бы выросла Лиза номер два: алчная, жесткая и бесконечно одинокая. И даже лишившись магии, но оставшись с ним, Эльдаром, Катя никогда не была бы в безопасности. Она заслуживала жизни без чудовищ. Ему оставалось только разобраться с последствиями приема Катей эликсира и вложить в нее воспоминания о минувших месяцах, в которых не было ни следа человека с камнем меречи вместо сердца.
«Должно быть, такова моя природа», — устало подумал Эльдар. Он всегда ломал жизнь женщинам, которых любил больше себя самого, и ничего не мог с этим поделать. Зверя, сидевшего в нем с рождения, не выкорчевать, как ни пытайся. Можно убить одного, но на его месте неминуемо возникнет другой — выползет из тени, поднимется за плечом и станет терпеливо ждать своего часа.
Но он мог забрать зародыш будущего чудовища из Кати. И не допустить, чтобы звери протянули к ней лапы хоть когда-нибудь. Она выбрала жизнь без магии, и это было правильно. А он мог сделать так, чтобы Катина дальнейшая жизнь была бы самой хорошей — такой, какой она никогда не стала бы с ним. Единственное, что он мог сделать для Кати — отказаться от нее.
Бледная, совсем маленькая, похожая на куклу, а не человека, Катя лежала на койке, и Эльдар смотрел на девушку и не понимал, что плачет.
— Я любил тебя больше, чем ангелов и Самого… — хриплым, каким-то чужим голосом произнес он и, окончательно сорвавшись на сипение, еле слышно промолвил: — Катя, прости меня.
Она не услышала этих его горьких слов, и Эльдар почему-то подумал, что так и надо. Так будет лучше для них обоих. Потому что Кадес все-таки оказался прав, пусть Эльдар и отрицал его правоту со всем возможным старанием: он никогда не любил Катю — так, потянулся к чему-то хорошему и светлому, чего ни разу не встречал ни в себе, ни в тех, кто был рядом. А потом оказалось, что даже этого мимолетного движения души не было. Скука и любовь к приключениям и авантюрам, приправленные небольшим количеством страсти — вот и все.
Протянув руку, Эльдар ухватил один из золотистых канатиков, тянувшихся из ауры над головой девушки, и, зажмурившись, с усилием потянул на себя. Канатик извивался, палил и жегся, пропекая ладонь чуть ли не до кости, он не собирался сдаваться, упрямо цепляясь за желтое варево ауры, но Эльдар не уступал тоже и продолжал тянуть. В конце концов, прозвучал звонкий хлопок, канатик отделился от ауры, и Эльдар, бросив его на пол, смотрел, как тот пляшет на кафеле и медленно гаснет, лишившись подпитки.
Желтое свечение стало медленно затихать. Силы, переполнявшие Катю, по капле утекали прочь — избавившись от паутинки невидимости, Эльдар смотрел, как угасает огонь, который охватывал Катю, и думал, что история эндоры закончена. Розовый сверкающий шарик ложных воспоминаний выскользнул из потайного кармана и прыгнул на обожженную ладонь. Помедлив, Эльдар осторожно подул на него, и шарик, подхваченный его дыханием, поплыл к Кате и медленно растворился в ее ауре. Когда сияние окончательно угасло, и девушка открыла глаза, то Эльдар постарался улыбнуться как можно искреннее и радостней, хотя вряд ли ему когда-либо было настолько плохо на душе.
— Привет, — мягко сказал он. — Проснулась?
Катя испуганно посмотрела на него и едва слышно промолвила:
— А где я?
— В больнице, в реанимации, — объяснил Эльдар. — В аварию попала, когда ехала из аэропорта. Помнишь?
Девушка нахмурилась, припоминая, потом кивнула:
— Да, помню.
«Еще бы ты не помнила, — печально подумал Эльдар. — Я ведь вживил тебе очень качественные воспоминания».
— Короче, жить будешь, — произнес он. — Что ж, удачи тебе, Катя. Пойду твою маму позову.
— Спасибо, — улыбнулась Катя, и Эльдар прекрасно понимал, что она забудет о нем, как только он покинет помещение. Так будет лучше для них обоих — возможно, если это повторять как можно чаще, то он действительно сможет в это поверить.
Так и случилось. Когда Эльдар вышел из реанимации, умудрившись не наткнуться на любопытных, и стал спускаться по лестнице, Катя уже забыла, что с ней кто-то разговаривал. Между вторым и третьим этажом Эльдар увидел целую процессию: давешнего строгого врача, который засовывал купюры в карман, голема Артема и заплаканную женщину, должно быть, маму Кати, которую голем заботливо поддерживал под руку. Эльдар вспомнил, каким этот простой парень был в Параллели, и подумал, что Кате повезло. Действительно повезло. Ей нужен спокойный надежный человек, а не психопат, которого болтает по жизни то в одну сторону, то в другую.
— Только недолго, — сурово произнес врач, и Эльдару почему-то страстно захотелось съездить ему по морде, так, чтобы эта самодовольная жадная харя расцвела кровавыми потеками. Голем испуганно посмотрел на него, но не сказал ни слова, и Эльдар сделал вид, что идет по своим делам, занят только своими мыслями и проблемами и не замечает ни Артема, ни плачущую немолодую женщину в дорогом костюме под белым халатом.
Пусть идут. Теперь у них разные дороги.
Покинув территорию больницы, Эльдар затолкал в урну скомканный белый халат и почти без чувств опустился на ближайшую скамейку. Он прекрасно понимал, что все это скоро пройдет, и тянущая боль в области сердца, там, где уверенно возился маленький, но крайне деловитый осколок камня меречи, перестанет его мучить. Он вернется в Велецк, снова займется клубом, в котором сейчас наверняка царит полная анархия, и постепенно обо всем забудет. Но до того момента, когда воспоминания поблекнут и станут похожи на старые выцветшие фотографии на стене, надо еще дожить.
Впрочем, Эльдар не сомневался, что доживет. Вздохнув, он поднялся и неторопливо побрел к небольшому магазинчику в соседнем здании — хотелось пить.
Когда перед ним остановился сверкающий темно-вишневый внедорожник, так и кричавший о том, что им владеет чрезвычайно важная персона, Эльдар почти не удивился — просто отстраненно подумал, что раньше Лиза не любила внедорожники. Впрочем, кто этих женщин разберет, что им нравится, а что нет. Они и сами себя не понимают.
Да и Лизе теперь по статусу положено разъезжать на таких машинах: больших, стильных, доведенных до ума в самых дорогих тюнинг-студиях Европы.
Опустилось стекло, и госпожа гхоула Совета негромко произнесла:
— Поехали, прокатимся? Ты ведь не занят?
— Нет, — ответил Эльдар, послушно нырнув в кондиционированный полумрак автомобиля, пахнущий дорогой кожей, натуральным деревом панелей и чем-то еще, должно быть, властью. Когда водитель вывел машину на дорогу, то Лиза спросила:
— Как ты?
— Не очень, — откровенно промолвил Эльдар. Лиза смотрела на него с искренним сочувствием, за которым просматривалось что-то еще, неясное, но важное, и Эльдар почему-то поспешил добавить: — Но это пройдет. Просто я всегда немного переживаю, когда одна история закончилась, а другая еще не началась.
Лиза мягко усмехнулась. Ласково погладила его по запястью, как тогда, перед трибуналом, в «Picasso». Сейчас эта красивая властная женщина не имела почти ничего общего с той Лизой, ради которой Эльдар отдал камень меречи. Разве что глаза мягко поблескивали в полумраке — так же, как раньше.
— Ох, Эльдар, — вздохнула Лиза и некоторое время молчала. Машина мягко плыла по дороге, не обращая внимания на огрехи в асфальте, в невидимых колонках с томной страстью мурлыкало что-то джазовое, и Эльдар подумал, что у госпожи гхоулы наверняка масса дел, но вот ведь как, она занята им.
— Хочешь, поедем в Прагу на выходные, — предложил Эльдар, прекрасно понимая, что она откажется. Так и получилось: Лиза отрицательно покачала головой и с искренним сожалением промолвила:
— Прага для нас теперь закрыта навсегда. Томаш сгонит Жижку с постамента и размажет нас по брусчатке. Оттирать будет нечего. В Параллели он просто испугался, а уж дома-то и стены помогают, сам понимаешь.
— Да, — вздохнул Эльдар. — Тогда лучше сидеть на своей кочке.
Лиза тоже издала тяжелый вздох.
— Дома не все так просто, — сообщила она и вынула из сумочки пачку тонких ментоловых сигарет. Эльдар невольно напрягся: кажется, разговор начал принимать не самый приятный оборот. — Знаменского сегодня утром вызвал его шеф и устроил ему такой, прости Господи, разнос, что не знаю, как он жив остался.