нце?
Долго беседовали они, а между тем Аврора на четвёрке алых коней уже миновала срединную ось мира. Эней мог бы весь отпущенный срок растратить в разговорах с боевыми товарищами, но Сивилла краткими словами напомнила ему:
– Близится ночь, а часы пролетают в бесполезных стенаниях! Две дороги расходятся отсюда, Эней. Налево отсюда идут те души, которые отправляются на казнь в нечестивый Тартар. Направо же дорога ведёт к стенам великого Дита, и этим путём должны мы идти в Элизий!
– Не сердись, могучая жрица! – сказал Деифоб. – Я ухожу обратно в толпу и возвращаюсь во мрак. Ты же, наша гордость, держи свой путь, и пусть судьба будет благосклонна к тебе!
Так сказал он и отошёл прочь с дороги.
Эней посмотрел налево. Там, внизу, под скалами, широко раскинулся обведённый тройной стеной город. Бурный огненный поток вечно мчится вкруг твердыни Тартара, мощной струёй увлекая за собой обломки скал. За Флегетоном, огненной рекой, на адамантовых столбах стоят высокие врата. Ни людская сила, ни даже оружие богов не могут сокрушить их. На высокой железной башне днём и ночью, одетая в кровавые одежды, сидит Тисифона. Не смыкая глаз, полна ненависти и мести, стережёт эриния преддверия Дита. Там из-за стен слышится немолчный стон и свистят беспощадные плети, лязгают цепи и скрежещет железо. Прислушавшись к этому шуму, Эней замер.
– О дева, поведай мне об обличьях злодейства. Что гудит за теми стенами? Какие казни свершаются там?
– О прославленный вождь тевкров! – начала жрица. – Чистым душам боги воспрещают переступать преступный порог. Но Геката, что отдала мне во власть рощи Аверна, всюду провела меня и показала все возмездия богов. Этим суровым краем правит Радамант, что дал законы критянам. Здесь он казнит всех, заставляя сознаться в преступлениях, что тайно содеяны там, наверху. Напрасно злодеи рады тому, что при свете дня удалось им скрыть свои злодеяния и что воздаяние ждёт лишь в посмертии. Полна мстительным гневом, злобно насмехаясь и призывая сестёр, у самых врат сама Тисифона одной рукой хлещет виновных бичом, а другой подносит к их лицам гнусных гадов. Лишь после этой пытки, скрежеща, распахиваются священные ворота и впускают души в Тартар. Посмотри дальше: видишь ту, что стоит за воротами? Огромная гидра, разинув пятьдесят пастей, сторожит их изнутри. Дальше уходит вглубь тёмная бездна Тартара. До дна ее вдвое дальше, чем от земли до высоких эфиров Олимпа. На дне корчится в муках древнее племя титанов. Их, рождённых Землёй, низвергли в бездну молнии Отца богов. Там видела я и двух громадных сыновей Алоэя, что посягнули руками взломать небесные своды в тщетной попытке изгнать Громовержца и лишить его власти. Видела я и несущего жестокую кару Салмонея – того, кто, подражая громам и молниям Юпитера, на четвёрке лошадей торжественно ездил по столице Элиды, потрясал ярким факелом и требовал, чтобы народ поклонялся ему как богу. Сверкание грозы и раскаты грома он хотел подделать грохотом меди и стуком копыт, но всемогущий Отец низринул с небес огневую стрелу, с которой не смог бы сравниться и пылающий сосновый ствол. Той стрелой он сбросил безумца с колесницы и спалил его в пламенном вихре.
Дано было мне видеть, – продолжала жрица, – и порождённого всеродящей Землёй великана Тития. Девять югеров, девять распаханных полей занял он своим распластанным телом. Коршун терзает его бессмертную печень, и лишь для новых мук каждый раз заново исцеляется она. Ни на миг не даёт жестокая птица покоя отрастающей плоти и, сидя на груди, всё ищет пищи, роясь в утробе крючковатым клювом. О ком ещё сказать тебе? Иксион и Пирифой, надменные лапифы, возлежат там за пиршественными столами, застланными пышно, как в праздник. Чёрный камень, еле держась, нависает над тенями, будто вот-вот упадёт, и роскошные яства, расставленные на столах, стоит потянуться к ним, тут же, громко крича, уносит страшная фурия, не давая притронуться к ним.
Там, – говорила ещё дева, – ждут казни тени тех, кто при жизни преследовал враждой родных братьев, кто ударил отца или был бесчестен с клиентом, кто, нажив богатства, берёг их лишь для себя, ничего не уделяя родным, – о, таких тут бессчётные толпы! Ждут своей казни и те, кто бесчестил брачное ложе, и те, кто, изменив присяге, дерзнул восстать на царя, – но не спрашивай об их участи и об уготованных им наказаниях. Одни катят камни, другие распяты на спицах колёс. Вечно будет сидеть на вершине скалы горемычный Тесей, и вечно будет стенать злосчастный Флегий, громко взывая к теням и повторяя лишь одно: «Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость!» Один за золото продал власть над родиной тирану, другой за мзду произвольно отменял и вводил законы, третий посягнул на дочь, преступно осквернив её ложе, – все захотели свершить и свершили мерзкое злодейство. Имей я сто языков и столько же уст, и тогда не смогла бы я исчислить все преступления и назначенные для них кары!
Заканчивая долгий рассказ, так сказала Фебова жрица:
– Ступай же дальше, ибо нелёгкий твой подвиг близится к концу! Поспешим! Смотри, там, справа, под высокими сводами гор видны ворота, что выкованы в горнах циклопов, – возле них надлежит нам оставить дары, что принесли мы с собой.
Дева умолкла. Они зашагали во мраке и, быстро пройдя оставшийся путь, приблизились к стенам. Здесь у порога Эней омыл своё тело свежей водой и прибил к дверям золотую ветвь, исполнив долг перед богиней умерших.
В радостный край, в обитель блаженных вступили они. Там их взору открылась зелень счастливых дубрав и сверкающий над полями эфир. Сияет там своё солнце и загораются свои звёзды. Там одни упражняют тела в травянистых палестрах, другие затевают борьбу на золотом песке, а третьи в круговом танце бьют стопой о землю и поют песни. Сам Орфей, фракийский пророк, там бьёт по семизвучным ладам плектром из слоновой кости, мерными движениями вторя танцующим. Там увидел Эней и всех прекрасных потомков старинного рода тевкров, славных героев, рождённых в лучшие годы: Ила, Ассарака и основателя могучей Трои Дардана. Эней дивился воткнутым в землю копьям, пустым колесницам и коням, что вольно паслись в просторных лугах. В этом краю, если кто при жизни любил колесницы или разводил резвых коней, всё то же получает за гробом. Эней глядел вокруг – всюду пировали герои, сидя на свежей траве, и ликующие пеаны доносились из рощ благоухающего лавра, по которым бежит многоводный поток Эридана.
Воинам, что погибли в боях за отчизну, жрецам, что при жизни хранили чистоту, пророкам, не осквернившим уста, тем, кто украсил жизнь, создавая для смертных искусства, всем, кто оставил по себе заслуженную память, – всем венчают здесь чело священной белоснежной повязкой.
Тени собрались вокруг пришедших, и тогда Сивилла обратилась к ним и к Мусею, что был выше всех в толпе, с такой речью:
– О величайший из певцов и вы, блаженные души! Прошу вас, укажите, где найти нам Анхиза? Переплыв реки Эреба, пришли мы сюда, чтобы найти его.
Мусей же отвечал ей немногими словами:
– Здесь нет у нас постоянных обиталищ. Тенистые рощи, прохладные ручьи, свежая луговая трава – вот наши дома. Но вам нужно перейти хребет, и я проведу вас пологой тропой.
Так сказал он и пошёл впереди. С вершины горы он показал им даль зелёных равнин, и они стали спускаться к ним.
Меж тем старец Анхиз ревниво озирал души, которым ещё предстоит подняться на землю из зелёной долины, где они ожидают своего срока. Он созерцал сонмы своих потомков и грядущих внуков, узнавая их судьбу и нрав. Но лишь завидев идущего к нему по лугу Энея, он протянул руки к нему навстречу, слёзы полились из его глаз, и так сказал он:
– Так, значит, ты всё же пришёл, и святая твоя верность одолела непосильный путь! Но я и не ждал от тебя другого. Значит, снова дано мне видеть тебя, слышать твои слова и говорить в ответ? О, я неизменно уповал на это и ждал этого мига, считая день за днём, – и надежда моя была не напрасна! Сколько морей проплыл ты, по скольким землям скитался, сколько миновал опасностей – и вот ты снова со мной! О, как тревожился я за тебя, пока ты был в Ливии, о возлюбленный сын!
– Ты сам, отец мой, – отвечал ему Эней, – в печальном образе являлся мне во снах, призывая в эти пределы. Ныне флот мой стоит в Тирренских водах, а я здесь, рядом с тобой. Протяни же мне руку, отец, не беги от сыновних объятий!
Слёзы оросили его лицо. Трижды пытался он удержать отца в объятиях, и трижды бесплотная тень ускользала из сомкнутых рук – легка, словно дыхание, и невесома, словно крылатое сновидение.
В глубине долины Эней заметил урочище, где разрослись кусты и шумели высокие кроны деревьев. Перед той мирной обителью медленно текла Лета, и там без числа витали по кругу бесчисленные души – племена и народы. Так порой пчёлы в безмятежную летнюю пору на заливных лугах перелетают с цветка на цветок и вьются вокруг белых лилий, громким гудением оглашая поля. В изумлении и неведении Эней вопрошал, что за души толпой теснятся в той стороне и что это за река, над которой собрались они? Так ответил ему отец:
– Здесь собрались души, которым суждено вновь вселиться в тела из плоти и крови. Река, которую видишь ты, зовётся Летой. С её влагой пьют эти души забвение, и её поток уносит с собой все заботы. Давно уже жажду я показать тебе эти души, назвав их поименно, чтобы ты видел наших потомков и вместе со мной радовался обретению Италийской земли.
– Но мыслимо ли, отец, чтобы отсюда души стремились снова подняться на землю и облечься тягостной плотью? Видно, злая тоска съедает несчастных и влечёт обратно к смертной жизни!
– Что ж, скажу тебе и об этом, не сокрыв ничего, – сказал Анхиз и приступил к рассказу. – Землю и небесную твердь, водные просторы и блистающий шар Луны, светоч Титана и звёзды – всё на свете питает дух, и, разлитый по частям, он движет весь мир, незримо пронзая его необъятное тело. Из духа порождены и люди, и звери, и птицы, и рыбы, и разные чудовища, сокрытые под мраморной гладью морей. Семя каждой души рождено на небесах и наделено частью их огненной силы, но каждая душа отягчена телом, и земная плоть, обречённая смерти, гасит изначальный жар. Вот что порождает в живых страхи и страсти, радости и страдания. Вот почему из темницы своих тел не видят они света даже тогда, когда настаёт их последний час. Никому не дано при жизни освободиться от зла, от телесной скверны. Но и после смерти то, что так прочно срослось с душой и что так глубоко в неё въелось, не сразу отпадает от неё. Потому-то каждая душа должна нести кару, чтобы мучениями искупить прошлое зло. Одних, чтобы очистить, носит по просторам ветер, других полощут тёмные воды пучины, у третьих огонь выжигает следы преступлений – душа каждого несёт наказание, но лишь немногим дано затем перейти на просторы Элизия. В своё время круг замкнётся, долгий срок минует, и изначальный огонь душ будет избавлен от земной порчи и вновь обретёт чистоту, зажжённый дыханием эфира. И вот когда круговой бег времени отмерит десять столетий – божество призывает души сюда, к Летейским водам, чтобы, испив из них и обо всём позабыв, они вновь возжелали вернуться под светлые небесные своды, вселившись в тела из плоти и к