Из всех других женихов больше других был он по душе престарелой царице, супруге Латина, и она желала как можно скорее назвать его своим зятем, но знамения свыше мешали этому браку.
С древних времён рос посреди высоких чертогов царского дворца священный лавр. Предание гласит, что сам Латин, закладывая основание города, нашёл это дерево, посвятил его Аполлону и город нарёк Лаврентом по имени дерева. Вот какое чудо было явлено у него. Пчелиный рой неизвестно откуда прилетел к лавру, и пчёлы, тесно сцепившись ножками, зависли посреди его ветвей, будто невиданный золотой плод. Прорицатель же так толковал знамение:
– Вижу я иноземного мужа, что явится с той же стороны, откуда прилетел этот рой. В наши края стремится он со своим войском, чтобы здесь воцариться в высокой твердыне!
В другой раз дева Лавиния, стоя рядом с отцом в царских палатах, подносила факел к священным пенатам, и в этот миг привиделось всем, будто кудри её охватило бурное пламя, будто занялся на её челе самоцветный венец, царевну окутало золотым пожаром, и будто Вулканов огонь начал бить от неё во все стороны. Это дивное знамение жрецы толковали так: в грядущем ждёт Лавинию слава и высокий удел, но вместе с тем принесёт она народу большую войну.
Охваченный тревогой, царь поспешил в Альбунейскую рощу к оракулу Фавна, вещего своего отца. Там, где под горой звенит священный источник, где воздух напоен запахом серы, сокрыто древнее святилище бога. Вся Энотрия, все италийские племена сходятся к нему, чтобы разрешить сомнения, вопрошая оракул. Там следует жрецу, принеся богатые дары, расстелить в траве шкуры жертвенных овец и уснуть. Тогда ночью узрит он множество дивных видений и услышит множество голосов, которыми говорят боги и прилетевшие с берегов Аверна тени.
Там искал встревоженный Латин ответа. Своей рукой заклал он сто тонкорунных овец, и лишь только уснул на расстеленных шкурах, как услышал голос божественного отца:
– Не ищи же среди латинян мужа для дочери, сын мой, и не справляй свадьбы с назначенным ей женихом. Жди, когда из далёких краев прибудет другой зять, что своей кровью возвеличит наш род. Ибо к ногам наших внуков боги положат все земли, что согревает в своём неостановимом беге над Океаном Солнце, и весь мир покорится нашему роду!
Этот данный в ночной тиши ответ Фавна Латин не скрыл от народа, и Молва уже несла добрую весть по авзонийским городам тогда, когда флот потомков Лаомедонта причаливал в травянистом устье Тибра.
Меж тем Эней с отроком Юлом и другие вожди троянцев сошли с кораблей и легли отдохнуть в тени высокого бука. Прямо на свежей траве разложили они лепёшки из полбы и на них – принесённые с собой скудные яства и собранные в лесу дикие плоды. Но столь велик был голод путников и столь скудны припасы, что, покончив с ними, энеады принялись и за лепёшки, на которых была разложена трапеза. И вот, только успели они коснуться тех даров Цереры, как Юл воскликнул:
– Горе нам! Ведь мы так голодны, что доедаем столы после пира!
Этой шуткой Юл хотел повеселить всех, но речь его, возвещая конец бесчисленным бедам, была пророческой, и сразу же подхватил его слова отец:
– Привет же тебе, обетованный край! Привет вам, верные пенаты Илиона! Се дом наш и новая родина для народа Трои! Ныне сбывается пророчество гарпии Келено, ибо сказано было, что лишь там обведём мы стенами новый Пергам, где жестокий голод заставит нас вгрызаться зубами в пиршественные столы! Голод этот да будет последним из наших бедствий! Радуйтесь, тевкры, ибо ныне скитаниям нашим положен предел! Поспешим же с первыми лучами солнца разойтись в разные стороны и разузнать о городах и народах, что населяют эти места. Но прежде сотворим возлияние Юпитеру и отцу Анхизу!
Так сказав, Эней увенчал чело зелёной ветвью и обратился с молитвой сперва к духу тех мест, затем к матери-земле и к нимфам водных потоков. Соблюдая древний порядок, он обратился к Ночи и звёздам, почтил Юпитера и Кибелу и воззвал к обоим родителям – к матери в небесах и к отцу в тени Эреба. В этот миг всемогущий Отец богов трижды прорвал эфир громовым знамением и явил в высоком небе сияющее золотое облако. Из уст в уста прошла по троянским рядам весть – сроки исполнены! Настал день, когда будут заложены стены града, обещанного судьбой! Тут же дарданиды начали приготовления к пиру и, радуясь великому чуду, наполнили вином глубокие кратеры.
Лишь только день озарил первыми лучами землю, тевкры отправились исследовать земли вокруг и узнали, что река, в устье которой вошли они накануне, зовётся Тибром, и берега её населяет отважное племя латинов. Тогда Эней выбрал из числа почтенных мужей сто послов и повелел им взять в руки увитые шерстью ветви оливы и идти к чертогам владыки этого края просить милости для пришельцев. Без промедления пустились послы в путь, чтобы исполнить его волю, Эней же стал размечать на берегу места для жилищ и возводить укрепления.
Недолго шли послы и вскоре увидели высокие башни, крутые кровли и стены латинян. У самых городских ворот отроки и юноши в первом расцвете жизни правили колесницами, гнали резвых коней, выгибали тугие луки, метали дроты и состязались друг с другом в беге и борьбе. Тут же седому царю принесли весть о том, что пришли к столице мужи невиданного роста в чужеземных одеждах. Царь велел звать гостей в свои чертоги и стал ожидать их, сидя на отчем престоле.
В сердце древнего града, окружённый священной рощей, на вершине холма стоял царский дворец. Сто исполинских колонн держали высокую кровлю над величавым чертогом. Здесь лаврентийские цари принимали скипетр и фасции, здесь приносили они жертвы богам. Здесь была и курия, и храм, и просторный зал, в котором, блюдя обычай, часто по многим дням пировали достойнейшие мужи города. Вырезанные из древнего кедра, дворец украшали изваяния богов и царственных дедов. В должном порядке стояли правитель энотров Итал и насадитель виноградной лозы Сабин, Сатурн и двуликий Янус, а также образы древних вождей, что стяжали славу в боях за отчизну. Стены покоев были увешаны добытыми в сражениях трофеями: частями колесниц и кривыми секирами, копьями, щитами и гребнями со шлемов, снятыми с вражеских судов рострами и петлями врат покорённых городов. Было там и изваяние Пика, царя и жреца; одетый в пурпурную трабею, в одной руке держал он щит, а в другой – квиринальский жезл. Когда-то его, укротителя коней, горя неразделённой любовью, Цирцея опоила отравой, ударила золотым посохом и превратила в пестрокрылую птицу. Вот как был украшен покой, куда старый Латин призвал троянских послов.
Восседая на отчем престоле, он первый обратился к вошедшим с такой приветливой речью:
– О дарданиды! Нам ведом ваш род и дела ваши, и весть о том, что вы держите путь в наши земли, уже дошла до нас. Поведайте же, с чем пришли вы, какая нужда привела вас? Зачем пересекли вы столько бурных морей и пристали к берегам мирной Авзонии? Сбились ли вы с пути? Буря ли принесла к нам ваши корабли? Ведь нередки же бури в открытых морях. Но уж коли зашли вы в устье Тибра и встали у наших гаваней, не презрите же дружелюбия латинян! Ведь не из страха чтим мы древние законы гостеприимства, но по велению сердца и ещё потому, что прародителем нашим был Сатурн – тот, кто эти законы установил.
И вот ещё что помню я, – продолжал Латин. – Хоть туманны бывают древние легенды, но аврункские старцы говорили мне, будто из наших краёв был родом Дардан, что отплыл на Самос Фракийский и добрался до Иды, будто с Тирренских берегов был родом ваш прародитель, что ныне пирует в чертогах звёздного неба.
На эту речь так отвечал Латину Илионей:
– О царственный сын Фавна! Не волны и не чёрная буря заставили нас подойти к твоим берегам. Мы не сбились с пути, но по своей воле прибыли в твои владения. Ныне мы изгнанники, но было время, когда Солнце, восходя от самого Олимпа, не видело царства, превосходящего наше славой и блеском. От Юпитера ведём мы свой род, и от его же божественной крови рождён пославший нас к тебе царь Эней. О том, какая буря пришла к нам от жестоких Микен и пронеслась над нивами Иды, какой рок столкнул в битве Европу и Азию, слышал всякий, даже живущий на краю Океана, за пределами четырёх поясов Земли. Мы – те, кто сумел спастись от потопа. По бескрайним морям, под палящим солнцем долго скитались мы и ныне просим тебя уделить нам малый клочок безопасной земли, что будет приютом нашим пенатам. Что до воды и воздуха, то ими равно владеют все смертные. О царь! Мы не принесём тебе бесчестья и не будем в тягость, напротив, таким благодеянием ты стяжаешь себе вечную славу. Приняв в свои объятия Трою, не раскается Авзонийский край! Ибо, клянусь судьбой Энея и его могучей десницей, всем известна верность дарданцев, и отвага их не раз испытана в битвах!
Мы пришли, – продолжал Илионей, – с оливковой ветвью в руке и с мольбой на устах, но ошибётся тот, кто станет презирать нас! Многие племена и народы звали нас поселиться в своих краях, но веления богов и властная воля судеб заставляли Энея искать вашу землю среди всех других. Ибо правдивы древние легенды, и в этом краю родина Дардана, которую нам суждено обрести вновь. Такова необоримая воля Феба – найти нам и Тирренский Тибр, и священные берега Нумикия.
Вот, – сказал в завершение посол, – спасённые из горящей Трои, от былых богатств ничтожные дары посылает тебе Эней. Эта чаша служила для возлияний Анхизу, а этот убор надевал Приам, когда, собрав граждан, творил перед ними суд. Здесь священный его жреческий жезл, тиара и одежды, сотканные руками троянок.
Недвижный, склонив голову, внимал Латин словам Илионея. Взор его задумчиво блуждал вокруг, и не занимали его ни наряд с пурпурным узором, ни драгоценный Приамов жезл. Лишь будущий брак дочери владел помыслами старца, и в душе повторял он прорицание Фавна. Вот явился предречённый судьбой зять, прибыл из далёкой земли тот, чьи потомки своей мощью покорят весь обширный круг земель и стяжают немеркнущую в веках славу. Радуясь, так отвечал Латин Илионею: