чена смельчакам награда. Но мне довольно и одной славы, коли меж теми холмами смогу я найти тропу и достичь Паллантея!
Эвриал замер в изумлении, поражённый такой любовью к славе, и пылко отвечал другу:
– И ты, Нис, не возьмёшь товарища на такой славный подвиг? Или ты думаешь, что я отпущу тебя одного навстречу опасности? Нет, не так меня воспитал отец, прославленный в сражениях Офельт! Не для того я рос среди бедствий родной Трои, в то время когда аргосцы наводили ужас на наши дома! И разве я оставил тебя, когда мы последовали за благородным Энеем и за его великой судьбой? Тот же дух, что горит в тебе, есть и во мне, и я готов купить славу ценой жизни, ведь так невелика эта цена!
– Неужто я мог сомневаться в тебе, мой Эвриал? И всё же нет, я пойду один – и пусть Юпитер, если он благосклонен к нам, вернёт меня тебе. Но если некий бог или злой рок погубит меня – ты знаешь сам, что слишком велика опасность, – из нас двоих ты должен жить дальше. Тому, кто младше, подобает пережить старшего. Пусть в живых останется тот, кто сможет, если позволит Фортуна, дать выкуп за пленного, или вынести тело товарища с поля боя и опустить прах в землю, или хотя бы принести жертвы над пустой гробницей. Не могу я быть причиной горя и для твоей матери, ведь она одна из всех наших матерей не осталась в сицилийской Акесте, но осмелилась плыть с нами.
Эвриал же в ответ сказал:
– Напрасно ты множишь отговорки, решение моё неизменно, так поспешим исполнить задуманное!
С этими словами он разбудил других часовых, чтобы оставить их на посту, и двое друзей отправились на поиски царевича.
Все земные твари погрузились в глубокую дремоту, позабыв о заботах и тяжёлых трудах, и только троянские вожди с лучшими воинами стояли тесным кругом на поляне посреди лагеря, не опуская щитов и опершись на копья. Они держали совет о самых важных делах: что предпринять? Кого отправить с известием к Энею? Нис с Эвриалом подбежали к ним, чтобы просить выслушать их по важному и срочному делу, и Юл разрешил взволнованным юношам приблизиться и велел Нису говорить. Тот сказал:
– Прошу вас, о энеады, выслушать нас без гнева и не судить о нас по нашим годам. Вы сами видите, что, сморённые вином, рутулы за стенами лагеря уснули. Мы же заприметили место там, где стояли мы на страже и где развилка дорог ведёт от наших ворот к морю. Там погасли их костры, и лишь чёрный дым тянется к небу. Велите же, воспользовавшись случаем, нам идти искать Энея! И тогда вы сами увидите, как скоро он, истребив всех врагов, войдёт сюда с богатой добычей! А мы не собьёмся с пути – ведь мы часто охотились здесь, течение реки нам хорошо знакомо, и часто в глубине долины мы видели стены Паллантея!
На это так сказал отягчённый годами многоопытный Алет:
– О боги отцов, вы держите в руках судьбы Трои! Видно, нет вашей воли, чтобы истребить народ тевкров, коли такие юноши, с благородной душой и бесстрашным сердцем, ещё есть среди нас!
Так говоря, он со слезами на глазах обнял обоих и продолжал:
– Какой же награды достоин такой подвиг? Великая слава и благосклонность богов будут вам лучшей наградой, а остальное воздадут вам благочестивый Эней и юный Асканий, ибо вовек не забудут они ваших заслуг!
Речь его подхватил царственный отрок:
– Лишь в скором возвращении отца наше спасение. Так молю вас алтарём Весты, ларом Ассарака и всеми домашними пенатами – верните мне родителя! Вашим рукам вверяю я свою судьбу и все свои надежды! Стоит ему воротиться, и горе покинет нас. Два серебряных, украшенных самоцветами кубка дам я вам из тех, что отец встарь захватил в Арисбе, а ещё два треножника и два таланта золота, а также старинный кратер, подаренный мне царицей Дидоной.
Если же, – сказал ещё Юл, – победа даст нам власть над Италией и по жребию мы станем делить добычу, то не отдам я на раздел ни того скакуна, на котором красовался сегодня Турн, ни его золотого доспеха, ни щита, ни шлема с пурпурной гривой. Всё это будет твоей наградой, храбрый Нис! Отец же дарует тебе из захваченных пленных двенадцать лучших рабынь и лучших бойцов со всем их оружием. Он даст тебе нивы от той земли, что ныне принадлежат царю Латину.
Что до тебя, – обратился Юл к Эвриалу, – ты не намного обогнал меня годами, и я буду рад всей душой принять такого друга. Пусть среди превратностей судьбы мы всегда будем неразлучны! Пусть никогда без тебя я не стяжаю подвига! И в мирные дни, и в бою докажу я тебе свою преданность и словом, и делом!
Эвриал же так отвечал ему:
– Никогда не наступит тот день, когда дерзость и отвага покинут меня! Только бы Фортуна была ко мне благосклонна! Но превыше всех наград молю тебя об одном. Есть у меня старая мать. Род её от Приама, и её не удержали ни земля Илиона, ни царство Акеста – вместе со мной она прибыла к этим берегам. Я покидаю её не простившись. Ночь и твоя рука свидетели мне, что я не вынесу её слёз. Помоги несчастной и дай ей утешение. Если с этой надеждой ты отпустишь меня, смелее я встречу все опасности!
Тронутые речью юноши, дарданские вожди пролили слёзы, и прекрасный Юл – более всех, ибо сыновняя любовь Эвриала напомнила ему о своём отце и тоской сжала сердце. И он ответил так:
– Я исполню всё, о чём просишь ты и что достойно твоей отваги. Лишь именем будет твоя мать впредь отличаться для меня от моей собственной. Великой милости достойна та, кто воспитала такого сына! Знай, что, чем бы ни закончился ваш подвиг, всё, что обещано тебе при счастливом исходе, будет даровано твоей матери и всему вашему роду. В том я по примеру отца клянусь своей головой!
Так сказал Асканий и со слезами дал Эвриалу свой меч в ножнах из слоновой кости – украшенный золотом, он был выкован кносским кузнецом Ликаоном. Мнесфей дал Нису львиную шкуру со своего плеча, а верный Алет поменялся с ним шлемами. Быстро надев доспехи, друзья отправились в путь, и всюду, до самых ворот, юноши и старики провожали их, желая удачи. Асканий, что со взрослой отвагой взвалил на себя забот не по годам, ещё множество поручений просил передать отцу, но слова его уже тщетно разносил по воздуху ветер.
Перебравшись в ночной темноте через рвы, друзья двинулись к стану врагов, и погибель двинулась за ними по пятам.
В траве над рекой, среди колесниц с поднятыми кверху дышлами, увидели они спящих пьяным сном италийцев. Люди лежали вповалку меж колёс, разбросанного оружия и пустых кувшинов. Тогда Нис прошептал:
– Время показать отвагу, Эвриал! Случай велит нам идти этой дорогой. Но чтобы враг не ударил нам в спину, посторожи, пока я расчищу нам путь!
И тотчас он с мечом напал на гордого Рамнета, что храпел всей грудью, развалившись на пышных коврах. Был он царь и гадатель, чьи предсказания Турн ценил превыше всего, но сам не смог предсказать своего рокового часа. Следом Нис убил троих прислужников Рема, беспечно спавших среди брошенных копий, и его оруженосца. Вознице, что примостился у ног лошадей, он одним ударом перерубил шею, а вслед за тем снёс голову самому Рему, и труп рутула остался лежать, извергая потоки крови на землю.
Вслед за тем Нис убил Ламира и Лама. Не пощадил он и Серрана, что блистал красотой юного лица. Долго Серран бражничал в ту ночь и уснул, побеждённый щедрым Вакхом. Сколь счастливее был бы он, если бы продолжал пировать и за кубком встретил бы рассвет!
Эвриал не отставал от друга. Словно голодный лев, что мечется по полной овчарне и хватает окровавленной пастью беззащитный скот, – так же он сеял смерть, без счёта разя безымянных воинов. Он зарезал Абариса, Фада, Гербеза и Рету. Рета один среди всех не спал и, видя всё, в страхе укрылся за огромным кратером. Но стоило ему приподняться, Эвриал вонзил ему в грудь клинок по рукоять, а когда выдернул его, умирающий Рета стал изрыгать из себя кровь вперемешку с вином.
Увлечённый убийством, Эвриал стал красться дальше, к стану Мессапа, где догорал в кострах последний хворост и в ночной тишине лишь щипали траву кони. Видя, что друг сверх меры увлёкся жаждой мести, Нис окликнул Эвриала:
– Остановись! Рассвет уже близко! Путь расчищен, довольно на сегодня смертей!
Тогда друзья оставили снятые с врагов доспехи литого серебра, оставили роскошные ковры и драгоценные чаши. Лишь пышный шлем, взятый у спящего Мессапа, да украшенный золотом пояс поверженного Рамнета взял себе Эвриал. Тот пояс щедрый Кедик в знак дружбы послал тибуртинскому Ремулу, а Ремул завещал его внуку. Эвриалу пришлись впору и пояс, и шлем – увы, недолго ему пришлось носить их!
Друзья покинули лагерь и спешили укрыться в лесах, а в это время по дороге шёл конный отряд, посланный к Турну от оставшегося на равнине войска. Триста всадников скакали во главе с Волькентом, приближаясь к стенам троянцев, и вдруг увидели, как влево с тропы свернули два воина. То трофейный шлем выдал беспечного Эвриала, блеснув в рассветных лучах начищенной медью. Волькент, встревоженный встречей, окликнул юношей:
– Стойте! Кто вы и куда спешите с оружием в руках?
Не сказав в ответ ни слова, друзья устремились в лес, надеясь скрыться во тьме, и тогда всадники рассыпались по тропам, стремясь перерезать пути и окружить беглецов. Был тот лес велик и дремуч, и в его чёрных дебрях, в гуще колючих кустов, в непролазных чащах терновника не было видно просвета, тропа мерцала и петляла во тьме. Мрак густой листвы, тяжесть добычи и смятенная душа не давали бежать сбившемуся с пути Эвриалу. Не зная о том, Нис ушёл вперёд, ускользнул от врагов и уже достиг озёр, что ныне зовутся Альбанскими. Только тогда он замедлил шаг, оглянулся и, не увидев друга, вскричал:
– Несчастный Эвриал! Где я потерял тебя? Где найду тебя в этом лесу среди запутанных и тёмных троп!
Не медля ни мгновения, по своим же следам поспешил Нис обратно, пробираясь в тишине леса, и скоро услышал топот копыт и громкие крики врагов. Вот наконец он увидел Эвриала. Напрасно тот отбивался от целого отряда – коварные лесные тропы, ночной мрак и душевное смятение предали юношу в руки рутулов. Как быть? Напасть на отряд и с оружием в руках отбить друга? Но хватит ли сил? Или устремиться в гущу врагов прямиком на мечи, чтобы самому погибнуть вместе с ним?