Ещё сотня вёсел вздымалась над водой с корабля могучего Авлеста. Беломраморной пеной вскипала морская гладь за его кормой, а на носу могучий Тритон пугал просторы, трубя в рог из раковины. Плечи и голова его поднималась над водой, будто у пловца, тело кончалось рыбьим хвостом, и пенная волна разбивалась о грудь получеловека.
Лучшие вожди и отборные воины шли на помощь Трое, тридцать кораблей медными носами рассекали солёные волны.
Тем временем день угас, и дочь Урана Феба на своей ночной колеснице уже летела над Олимпом. Эней не мог уснуть и сам сидел у кормила и правил парусом, когда навстречу ему выплыл из глубины хор подруг – его кораблей, что по воле великой Кибелы стали морскими богинями. Нимфы плыли с ним рядом, словно в дни, когда они были ещё челнами, и было их столько же, сколько стояло у пристани рядом с троянским лагерем кораблей. Завидев царя, они окружили его хороводом, а Кимодокея, самая смелая из всех, догнала корабль, ухватилась правой рукой за корму, поднялась из воды и сказала:
– Вижу, ты не спишь, сын богини? Хорошо, ибо не время теперь спать, но время распустить паруса. Ты не узнаёшь нас? Мы те сосны, что росли по склонам священной Иды, а после были твоими кораблями. Коварный рутул грозил нам огнём и железом, но мы порвали канаты, что держали нас у берега, и пустились в море искать тебя. Ибо Великая Матерь сжалилась над нами, и по её воле мы стали нимфами, чтобы вечно жить в морской пучине. Узнай же, что ныне Асканий, сын твой, кольцом врагов осаждён в лагере, и одержимые Марсом италийцы со всех сторон грозят ему копьями. Храбрый этруск и аркадский всадник уже заняли места, готовясь к битве, но Турн готовит конные отряды, чтобы не дать им пробиться к тевкрам. Воспрянь же духом и, как только загорится заря, зови к оружию новых союзников. Готовься к битве, облачайся в доспехи и крепко держи золотой щит, что выковал для тебя огнемощный бог. Ибо завтрашний день, верь моему слову, будет днём великой битвы и последним днём для многих твоих врагов!
Прежде чем скрыться в волнах, Кимодокея толкнула рукой корабль, и он полетел по волнам быстрее копья или же стрелы, что в своём полёте обгоняет ветер. Эней, в изумлении внимавший нимфе, ободрённый новым знамением, поднял глаза к небесам и вознёс молитву Кибеле:
– О благая Матерь богов! Высокий Диндим – твой дом, и пара львов – кони для твоей колесницы. Башни и города Фригии вручены твоим заботам! Будь же нашим вождём на поле боя, благосклонной стопой снизойди к своим фригийцам и осени нас своим божественным присутствием!
Тем временем заалела заря, яркое сияние дня прогнало с небосклона Ночь, и Эней подал знак готовиться к бою. Завидев впереди лагерь и стоявших на стенах тевкров, он высоко поднял свой золотой щит, тот загорелся на солнце ослепительным блеском, и поднявшийся до неба радостный клич дарданцев был ему ответом. Надежда разожгла защитников лагеря, и с новой яростью они стали метать во врагов копья. Так весной журавли летят в небе над водами Стримона, перекликаясь протяжными голосами, и попутный ветер несёт их крики впереди туч.
Турн и вожди авзонийцев не могли понять, чему радуются осаждённые, пока, оглянувшись, не увидели флот, мчащийся всё ближе и ближе к берегу, и шлем с пламенеющим гребнем, и огненные отсветы, что бросал впереди себя щит Энея. Так в тихой ночи среди звёзд зловеще пламенеет комета. Так восходит, сверкая, звезда Сириуса, что несёт с собой болезни и смерть и недобрым своим светом омрачает прозрачное небо.
Среди общего смятения лишь Турн не утратил отваги. Полон решимости занять берег и не дать высадиться прибывшим, он вскричал:
– Вот пришёл желанный час, чтобы вплотную схватиться с врагом! Воины! Ныне сам Марс в ваших руках! Вспомните о подвигах предков! Вспомните о своих домах и жёнах! Захватим берег теперь, покуда враг ещё не встал строем и пока шаг его ещё не твёрд на суше! Тому, кто храбр, благоволит Фортуна!
Так он говорил и отдавал приказы, кому идти с ним к берегу и кому оставаться у осаждённых стен.
Эней, спустив сходни, уже высаживал войска на берег. Одни, пользуясь отливом, прыгали в неглубокую воду, другие помогали себе вёслами, Тархон же осмотрел берег, заметил место, где волна не разбивалась с рокотом о камни, но длинной волной набегала на песок, и, направив туда свой корабль, так сказал своей дружине:
– Налегайте на вёсла, мужи! Гоните челны! Пусть острые ростры вонзятся во вражескую землю, пусть глубокие кили прорежут её длинными бороздами! Что с того, что разобьётся корабль, – лишь бы скорее ступить на берег!
Только успел он сказать это, как гребцы дружно налегли на вёсла и погнали корабли по пенным волнам прямиком на пашни латинов. Челны врезались в песок, и кили зарылись в дно – все невредимы, и лишь судно самого Тархона встало на мель, зашаталось, сопротивляясь напору волн, рухнуло набок, и воины попа́дали в воду. Волны мешали дружинникам выйти на сушу, унося их прочь от берега, а плывущие по воде скамьи и обломки вёсел сбивали их с ног.
Тем временам Турн уже построил свои полки на берегу и приготовился встречать врага. Вот запели трубы, и Эней открыл сражение, бросившись в атаку во главе своих воинов. Первым пал латинянин, и то был добрый знак для энеадов. Терон, мощный воин, грудью бежал на Энея, но клинок героя пробил медные латы, разорвал тяжёлую золотую тунику и впился в рёбра. Следом пал Лихас – посвящённый Фебу, он был извлечён из утробы своей мёртвой матери, но лишь младенцем повезло ему избежать железа. Следом пали Гиас и Киссей, что бились громадными дубинами. Ни сила рук, ни оружие Геркулеса не спасли их, хоть отцом их был Меламп, неразлучный спутник могучего бога ещё в те дни, когда ходил он по земле. Напрасно похвалялся силой Фар: Эней бросил в него копьё, и острое жало застряло в раскрытых устах.
Пал бы и ты, Кидон, вслед за возлюбленным своим Клитом, чьи щёки едва покрыл первый золотистый пушок. И тебе лежать бы в прахе, повергнутым рукой дарданида, позабыв о страсти к юношам, если бы твои братья, сыны Форка, не встали бы на твою защиту, окружив тебя, все семеро, сплочённой когортой. Все они бросали копья, но те отскочили от щита и шлема Энея или, отклонённые благой Венерой, лишь оцарапали тело героя. Царь сказал тогда верному Ахату:
– Подай мне копья! Как и на полях Илиона, ни одного из них эта рука не метнёт понапрасну!
Сказав так, он бросил первое копьё, и, пробив медь щита, оно сквозь панцирь вошло в грудь Меона. Альканор подбежал к брату, чтобы правой рукой поддержать его в падении, но копьё, не утратив силы удара, пронзило Альканору плечо, и рука его, омертвев, повисла, держась на жилах. Нумитор вырвал копьё из тела брата и направил его в Энея, но не дано ему было поразить героя, и копьё его лишь ранило в бедро могучего Ахата.
Полный юных сил, появился Клавз, воитель из Куреса, издалека метнул острое копьё в Дриопа, и оно вонзилось тому в горло, разом отняв и голос, и саму жизнь – тевкр пал лицом на землю, захлебываясь густой кровью. Сражённые рукой Клавза, пали трое бойцов из Фракии, потомки Борея, которых их отец Идас послал из далёкого Исмара.
С войском аврунков подошёл Алез, и на прекрасных конях прискакал со своим отрядом Мессап, потомок Нептуна. Все стремились оттеснить врага, жаркая битва закипела на пороге Авзонии. Так порой ветры враждуют меж собой в эфире, не желая уступить ни на море, ни в облаках, и долго упорствуют, и сомнителен тогда исход их споров. Так же вплотную бились рати троянцев и латинов – грудь теснила грудь, и нога давила ногу.
В это время с другой стороны поля, там, где весенний поток широко разбросал валуны и сбросил с обрыва стволы деревьев, вёл свой отряд Паллант. Вынужденные оставить коней, непривычные к пешему строю, аркадцы дрогнули под натиском латинов, пустились в бегство, и Паллант вскричал, упрёками и мольбой стремясь вдохнуть в друзей утраченную доблесть:
– Куда вы бежите? Заклинаю вас славным именем Эвандра, блеском его былых деяний и побед, а также надеждой сына сравняться с отцом и самому стяжать бессмертную славу – не ищите спасения в бегстве! Наш путь надлежит нам прорубить мечом! Отчизна зовёт нас навстречу врагу, что идёт на нас густой лавой! Ведь не боги теснят нас, но смертный против смертного, у нас же не меньше и сердец, и рук, и оружия в руках! Морская пучина преграждает вам путь, кончается суша, куда же бежать вам? Или вы помчитесь по волнам на поиски Трои?
И сказав так, Паллант сам врубился в гущу латинов. Первым судьба послала ему навстречу Лага. Только лишь тот нагнулся, чтобы поднять с земли камень, Паллант размахнулся и вонзил ему в спину копьё, попав прямо в позвоночник, и после с силой выдернул застрявшее в кости жало. Гибсон, разъярённый смертью друга, позабыл осторожность и бросился вперёд, надеясь сразить юношу, но Паллант легко принял его на клинок и пронзил ему грудь. Тут же пали Сфений и Анхемол, сын царя Рета, посмевший осквернить ложе мачехи. Полегли в Рутульской пашне Тимбер и Ларид – сыны Давка, близнецы, которых в сладостном заблуждении так часто путали мать с отцом. Паллант отнял ваше сходство: тебе, Тимбер, отцовским мечом он снёс голову, а тебе, Ларид, отсёк правую руку, и та отлетела в сторону, ещё сжимая в предсмертной судороге меч.
Речь вождя распалила аркадцев, стыд и обида жгли их, и, глядя, как сражается их вождь, они бросились на врага. Паллант издалека бросил копьё в Ила, но под удар попал Ретей, убегавший от Тира и Тевтранта, отважных братьев, – он упал с колесницы, и ноги его в последнем содрогании забились о латинскую землю. Будто осенней порой, дождавшись желанных знойных ветров, земледелец поджигает с разных сторон сжатое поле, и пламя, вмиг достигнув середины жнивья, сливается воедино – так же воедино слилась разгоревшаяся доблесть аркадцев, войско их единым строем полетело по полю сражения, спеша на помощь Палланту.
Навстречу им, прикрываясь щитом, бросился Алез, безудержный воин. Он вмиг сразил Ладона, Ферета и Демодока. Стримоний замахнулся на Алеза, но острый меч тут же отсёк занесённую руку. Фоанта он ударил в лицо камнем – и мозг вперемешку с осколками костей брызнул во все стороны.