Энеолит СССР — страница 37 из 105

Янушевич З.В., Маркевич В.И., 1970; Янушевич З.В., 1976; Маркевич В.И., 1974а, с. 145, 153). Все это свидетельствует о том, что природные условия благоприятствовали произрастанию и различных видов культурных растений.

Неудивительно, что земледельческо-скотоводческие племена быстро освоили эту лесистую зону, позволявшую успешно выращивать хлебные злаки, умножать стада домашнего скота, удачно охотиться на крупных копытных животных и увеличивать запасы пищи за счет лесных плодов, ягод, грибов, орехов. Между Днепром и Прутом известны сейчас сотни поселений трипольской культуры. Аналогичные им поселения, расположенные между Прутом и Восточными Карпатами, относятся к культуре Кукутени. Названные культуры составляют единую культурную общность, обозначаемую в последнее время термином Триполье-Кукутени.

Как определенный археологический комплекс памятники трипольского типа впервые были осмыслены В.В. Хвойко, с 1893 г. предпринявшим целенаправленное изучение трипольских поселений. Поселение у с. Триполье близ Киева и дало название всей культуре. Свои наблюдения В.В. Хвойко обобщил в докладе на XI Археологическом съезде в Киеве в 1899 г. (Хвойко В.В., 1901). Как наиболее яркую черту выявленной культуры исследователь отметил расписную или, как тогда было принято говорить, крашеную керамику. После упомянутого съезда некоторые видные археологи занялись раскопками трипольских поселений. В их числе А.А. Спицын, Н.Ф. Беляшевский, Д.И. Щербаковский, С.С. Гамченко, Э.Р. Штерн. Это был начальный период в исследовании трипольских поселений, когда создавалась методика их изучения, накапливался вещевой материал, впервые интерпретировались различные стороны трипольской культуры.

Изучение памятников трипольско-кукутенской культурной общности проходило сложным путем. Сначала это в какой-то мере зависело от расположения их на территории нескольких смежных государств — России, Румынии и Австро-Венгрии. На территории современных Ивано-Франковской и Тернопольской областей УССР первые трипольско-кукутенские памятники были открыты в 70-х годах прошлого века. Их поиски и раскопки активно вели польские ученые А. Киркор, И. Коперницкий, В. Пшыбыславский (Kirkor А.Н., 1878; Kopernicki J., 1878). В 90-е годы XIX в. значительные исследования произведены Г. Оссовским, а в первые десятилетия нашего века — К. Гадачеком и О. Кандыбой, обследовавшими в основном территорию Верхнего Поднестровья.

Наибольшее значение имели раскопки пещеры Вертеба и поселений у с. Бильче Золотое, в процессе которых удалось установить три фазы развития культуры: залещицкую, бильчанскую и кошиловецкую. Особенности каждой фазы нашли отражение в первую очередь в стиле росписи посуды и пластике. На керамике залещицкого типа орнамент выполнялся черной или красной краской по белому фону, на керамике бильчанского типа — черной краской по оранжевому фону, на кошиловецкой — черной и белой красками по красному фону или черной и красной красками по белому фону. В парке с. Бильче Золотое более древний слой с залещицкой керамикой перекрывался стерильной прослойкой, отделявшей его от верхнего слоя с бильчанской керамикой (Ossowski G., 1893), а в пещере Вертеба над слоем с бильчанской керамикой залегал слой с керамикой кошиловецкого типа (Кандиба О., 1937). В чистом виде керамика кошиловецкого типа была получена при раскопках К. Гадачеком позднетрипольского поселения в урочище Обоз у с. Кошиловцы (Hadaczek К., 1914).

В 1889 г. Г. Буцуряну у с. Кукутени близ г. Яссы было открыто поселение, впоследствии давшее наименование варианту культуры, распространенному на территории Румынии (Buţzureano Gr., 1891). Широкую известность это многослойное поселение получило после раскопок Г. Шмидта в 1909–1910 гг. (Schmidt H.,1932), выявивших руины жилищ двух разновременных поселений, укрепленных глубокими рвами. Для более древнего характерна керамика с трехцветной росписью (стиль Кукутени А), для более позднего — керамика с черной росписью по оранжевому фону (стиль Кукутени В). Классификация керамики, разработанная Г. Шмидтом, легла в основу периодизации кукутенских поселений.

Из методических вопросов наибольшие разногласия долгое время вызывала интерпретация глиняных площадок. Первоначально большинство исследователей считало их погребальными сооружениями. Даже видный польский ученый Л. Козловский, достаточно верно интерпретировавший остатки глинобитных построек и создавший первую графическую реконструкцию трипольского дома, допускал вероятность сожжения глинобитных жилищ вместе со всем инвентарем и останками умершего хозяина (Kozłowski L., 1930; 1939). Русские исследователи В.В. Хвойко и Э.Р. Штерн полагали, что жилищами были землянки, а глинобитные площадки представляли собой места трупосожжений и жертвоприношений (Хвойко В.В., 1904; Штерн Э.Р., 1906). И хотя В.А. Городцов и А.А. Спицын пытались доказать, что площадки являются остатками жилищ (Городцов В.А., 1899; Спицын А.А., 1904а), взгляд В.В. Хвойко на площадки как на дома мертвых нашел самое широкое распространение.

Одновременно разрабатывались и вопросы исторической интерпретации памятников трипольского типа. В этом отношении большое значение имел XIII Археологический съезд, состоявшийся в 1905 г. В докладе на этом съезде первооткрывателем культуры В.В. Хвойко была поставлена важнейшая проблема: сочетание в трипольской культуре местного пласта и культурных элементов, заимствованных от балканских земледельцев (Хвойко В.В., 1906а). На том же съезде в докладе о связях и хронологии Триполья Э.Р. Штерн произвел сравнение керамики исследовавшегося им трипольского поселения у с. Петрены в Молдавии с неолитической керамикой Балкан и Фессалии. Так как там расписная керамика со спиральным орнаментом залегала ниже микенской, Э.Р. Штерн счел возможным петренскую расписную керамику отнести к домикенскому времени и датировать ее III тысячелетием до н. э. (Штерн Э.Р., 1906, с. 47). На том же съезде впервые была произведена попытка классификации глиняных антропоморфных фигурок, характерных для трипольских комплексов (Скрыленко А.А., 1905).

На 20-30-е годы нашего столетия приходится второй большой период в изучении поселений трипольско-кукутенской культурной общности. На первое место выдвигаются насущные задачи археологической систематики — выработка классификации и периодизации памятников культуры Триполье-Кукутени. Уже в середине 20-х годов, несмотря на большие трудности, члены созданного тогда Археологического комитета Украинской Академии наук (ВУАК УАН) с необычайной энергией и энтузиазмом принялись за осуществление мероприятий, направленных на консолидацию всех научных сил республики и охрану памятников старины (Рудинський М.Я., 1926; 1927а; 1927б). Разработанный Археологическим комитетом план работ на многие годы определил направление исследований в области трипольской культуры. В 1925 г. по решению комитета усилия экспедиций были сосредоточены в основном на изучении памятников трипольской культуры. Раскопки велись одновременно на пяти поселениях, ранее исследовавшихся В.В. Хвойко, с целью проверки и дополнения данных, полученных им около четверти века назад. Во главе экспедиций стояли академик Н.Ф. Беляшевский, Н.Е. Макаренко и другие сотрудники АН УССР, а также С.С. Гамченко (Житомирский музей) и М.К. Якимович (Уманский музей). С 1926 г. памятники трипольской культуры стали исследоваться в совершенно новых, более южных районах. Особенно значительными оказались результаты экспедиций М.Я. Рудынского в Поднестровье и М.Ф. Болтенко в с. Усатово под Одессой (Болтенко М.Ф., 1925; Рудинський М.Я., 1927б; 1930). Раскопки, продолжавшиеся на памятниках Приднепровья, также дали хорошие результаты. Активно участвовали археологи и в обследовании зон затопления крупных гидростанций. Так, в 1930–1932 гг. в среднем течении Южного Буга было обследовано свыше 30 трипольских поселений (АДТБ, 1933).

Большое значение для изучения рассматриваемых памятников имели работы, организованные в 1934 г. Трипольской экспедицией Института истории материальной культуры АН СССР и Института археологии АН УССР. Поставив своей главной задачей именно трипольские поселения, эта экспедиция в 30-е годы планомерно и целенаправленно вела работы, в ходе которых были изучены памятники Коломийщина I и II и Владимировка, ставшие впоследствии эталонными; получала определенное решение и проблема трипольских площадок. Успех работ в значительной степени зависел от того, что исследователи с самого начала отказались от старого способа раскопок траншеями, разработав более совершенную полевую методику. Т.С. Пассек, подводя итоги исследованиям памятников трипольской культуры в УССР за 20 лет, писала в 1938 г.: «Постепенное вскрытие большими площадями позволило выявить границы поселения, установить план расположения на нем по определенной системе, по кругу, отдельных глинобитных построек, выяснить их функциональное назначение как жилищ, установить размеры, конструктивные особенности постройки, охарактеризовать культурный слой на поселении и выяснить стратиграфию памятников» (Пассек Т.С., 1938а). Таким образом, вопрос о площадках был бесповоротно решен — жилища. С этого времени, собственно, и началось подлинное изучение трипольских родовых поселков. По окончании раскопок в урочище Коломийщина I у с. Халепье под Киевом работы экспедиции были перенесены в соседнее урочище Коломийщина II, а затем и в Побужье, в с. Владимировка. Тщательная фиксация строительных остатков и различных предметов, содержавшихся в культурном слое поселений, а также находки глиняных моделей жилищ, вылепленных самими трипольцами, позволили, наконец, создать несколько реконструкций жилищ поселений Коломийщина I и Владимировка, а также макет поселения Коломийщина I, насчитывавшего 39 построек (Пассек Т.С., Кричевский Е.Ю., 1946). Это был уже значительный шаг вперед в исследовании трипольской культуры.

Особое внимание исследователей привлекли тогда вопросы классификации объектов материальной культуры и периодизации трипольских памятников. Так, необходимо отметить значение вышедшей в свет в 1935 г. работы Т.С. Пассек, специально посвященной керамике (