Иессен А.А., 1952, с. 48 сл.) и другие позволяют предполагать начало этих контактов еще в домайкопское время, что, несомненно, сказалось на самом процессе распространения производящего хозяйства в степной полосе (Мунчаев Р.М., 1975, с. 8). Но особенно активными становятся они в период существования майкопской культуры. В это время можно с уверенностью говорить о двустороннем их характере, о подлинном взаимодействии древнеямных племен со значительным культурным очагом Северного Кавказа. Если кавказский металл именно в данный период начинает широко распространяться в Восточной Европе, то решающую роль в этом процессе играли, прежде всего, степные племена. Отдельные группы их самим происхождением своим связаны с Кавказом. В расселении их на запад некоторые исследователи видят вторую, азовско-причерноморскую, линию развития скотоводческого энеолита Восточной Европы (Даниленко В.Н., 1969, с. 228 сл.). С ней связывают кемиобинскую культуру Крыма с погребениями в каменных и деревянных ящиках (Щепинский А.А., 1966, 1968; Лесков А.М., 1965; 1967), ряд поселений и некрополей Нижнего Подонья, кромлехи Поднепровья и особенно распространившиеся там памятники типа нижнего слоя Михайловского поселения (Шапошникова О.Г., 1971, с. 250–258).
Основная роль в процессе взаимодействия степного и кавказского миров сохранялась за древнеямными племенами. И в этом плане достаточно показательны свидетельства проникновения их культурных элементов на Кавказ. В ряде погребений и слоев майкопской культуры найдены типичные древнеямные сосуды (Мунчаев Р.М., Нечитайло А.Л., 1966, с. 141–143, рис. 9, 2) 9 орудия (Мунчаев Р.М., 1975, с. 324), украшения (Формозов А.А., 1965, с. 140); под одними курганными насыпями и в одних стратиграфических горизонтах с майкопскими открыты древнеямные погребения (Крупнов Е.И., Мерперт Н.Я., 1963, с. 35 сл., рис. 15). Можно говорить и о связях более сложных и глубоких, прежде всего, о безусловно единых чертах в погребальном обряде древнеямных и майкопских племен: от положения погребенного и оформления могилы (Формозов А.А., 1965, с. 140) до самой курганной насыпи. При всей дискуссионности вопроса о путях появления последней на Северном Кавказе (Мунчаев Р.М., 1975, с. 309) возможность прямых воздействий древнеямных племен, у которых курганы получили наиболее раннее и наиболее широкое распространение, представляется весьма вероятной. Общие черты могут быть отмечены и в инвентаре обеих культур, прежде всего, в керамике, причем именно древнейшие майкопские сосуды (Майкопский курган, Хаджох и др.) сходны с архаической древнеямной керамикой. Все это свидетельствует о встречном движении и тесном взаимодействии степных и северокавказских племен, степных и северокавказских культурных элементов. При этом зона контакта между ними охватывала значительную территорию-от калмыцких степей до Кубани и Терека — и носила подвижной характер.
Не менее сложными и значительными по своим последствиям явились контакты древнеямных племен с другим основным очагом земледельческого энеолита нашей страны — трипольским. Здесь также имело место активное взаимодействие, приводившее не только к механическому смешению разнокультурных элементов, но и к постепенному формированию новых культурных явлений, в которых эти элементы оказываются уже переработанными и представленными в определенном, установившемся сочетании. К числу таких явлений принадлежат, очевидно, памятники усатовского типа, само формирование которых не могло начаться ранее массового проникновения древнеямных племен на правобережную Украину и в Молдавию. Вопрос о процессе формирования усатовской группы не может быть решен однозначно. Здесь необходим учет и продолжения трипольских традиций, и активизации связей с культурами балкано-дунайского района, и определенной роли далеких юго-восточных, кавказско-крымских, воздействий. Но один из наиболее важных и характерных признаков, позволяющих выделить эту группу, — погребальный обряд — безусловно связан с древнеямной традицией. Утверждение и распространение его предполагает немалую роль в указанном процессе притока степного населения, сохранившего свой важнейший этнографический признак. Взаимодействие же с местным трипольским населением, а скорее всего — взаимная ассимиляция привели к сохранению здесь ряда традиций трипольской материальной культуры, хотя и подвергшихся определенной трансформации. Усатовская группа представляется при этом явлением сугубо конкретным и четко локализованным. Она сосуществовала как с рядом вариантов позднего Триполья, так и с древнеямными племенами юго-западной группы. Вместе с последними она сыграла весьма значительную роль в древнейшей истории Балкано-Дунайского района, да и всей Восточной Европы в целом. Междуречья Буга, Днестра и Дуная явились важнейшим плацдармом вторжений степных племен в Подунавье и на Балканы, способствовавших культурному и этническому переоформлению этой части нашего континента в III тысячелетии до н. э. (Garašanin M., 1961; Мерперт Н.Я., 1965; Dumitrescu V., 1963; Iовановић Б., 1976; Gimbutas M., 1973; Ecsedy S., 1970; 1975).
Сама возможность таких вторжений и решающих воздействий на высокоразвитые центры раннеземледельческого энеолита южных областей обусловлена уже достаточно сложной социальной структурой степных скотоводческих коллективов. В совокупности с фактами освоения огромных степных пространств, создания сложных укрепленных поселений и величественных, крайне трудоемких погребальных сооружений, развития ряда производств и активных многосторонних связей она свидетельствует о наличии у древнеямного населения больших и мощных, хотя и недолговечных, племенных объединений. Только такие объединения могли совершать смелые и далекие «броски» в густонаселенные районы Северо-Западного Причерноморья, Подунавья, Балканского полуострова и, как мы увидим ниже, в далекие области азиатских степей. Наличие резко выделяющихся размерами и сложностью оформления погребальных сооружений, а также изделий, служивших определенными знаками высшей власти (инсигниями), является свидетельством выделения социальной верхушки — прежде всего, вождей племен и их объединений (Даниленко В.М., Шмаглий М.М., 1972; Мерперт Н.Я., 1978). В некоторых случаях сложность оформления погребений сочетается и с особым их богатством, включая и металлические предметы (Утевские курганы в Поволжье и др.). Эти явления с наибольшей четкостью прослеживаются в степях Поволжья и Северного Причерноморья, где наряду с древнеямными активно действовали крупные объединения усатовских, кемиобинских и других племен.
Менее четко документировано пока взаимодействие древнеямных племен с третьим земледельческим очагом юга СССР — среднеазиатским. И все же открытия последних лет позволяют говорить о таком взаимодействии, связанном с движением степных скотоводов к юго-востоку, со стремлением их к контакту с развитыми земледельческими областями. Продвижение к границам Средней Азии степных племен засвидетельствовано открытым в низовьях Зеравшана могильником Заманбаба I и другими памятниками, объединяемыми ныне в заманбабинскую культуру (Кузьмина Е.Е., 1958; Гулямов Я., Исламов У., Аскаров А., 1966). Обряд могильника (индивидуальные скорченные погребения в ямах и подбоях) и ряд находок в нем, в том числе керамика (характерные острореберные сосуды), указывают на безусловное сохранение степных традиций, сложившихся в среде древнеямных и катакомбных племен. Вместе с тем другая группа находок отражает совершенно иную традицию, связанную с раннеземледельческой средой и соответствующими культурами юга Средней Азии. Взаимные влияния выражены здесь достаточно четко, причем местные и южные элементы явно преобладают в процессе сложения заманбабинской культуры, в основном оседлой и земледельческой. «Из областей древнейшего в Средней Азии земледелия, — пишет В.М. Массон, — попали в Заманбабинский могильник отдельные предметы; оттуда же, видимо, пришло и знакомство с медью и, скорее всего, оттуда же были доставлены и первые зерна злаковых культур» (Массон В.М., 1964; с. 185). Степные черты знаменуют явно привнесенные элементы, но отражают не единичное вторжение, а достаточно длительные контакты. Здесь можно говорить об одном из ранних этапов таких контактов, которые в дальнейшем неуклонно возрастали и определили как формирование оригинальных культур бронзового века степной Средней Азии (Итина М.А., 1977), так и значительные культурные и этнические сдвиги, происшедшие в Центральной Азии в целом.
Механика и конкретные пути наиболее ранних контактов древнеямных племен со Средней Азией пока еще освещены очень слабо: лишь отдельные находки на Эмбе и в Зауралье (Потемкина Т.М., 1978, с. 273) отмечают движение их к востоку от бассейна Урала, но само это движение несомненно. С ним связаны контакты не только с югом Средней Азии, но и с более восточными участками степной полосы, уходящими в пределы Южной Сибири, вплоть до Алтая, Минусинской котловины, а возможно, даже и монгольских степей. Важнейшим археологическим феноменом, знаменующим развитие этой части степной полосы в энеолитический период, явилась афанасьевская культура, во многом близкая и безусловно синстадиальная древнеямной культурно-исторической области Каспийско-Черноморских степей.
Афанасьевская культура была выделена С.А. Теплоуховым полвека тому назад и явилась первой древнейшей ступенью предложенной им блестящей систематизации памятников бронзового века Минусинской котловины (Теплоухов С.А., 1927; 1929). Именно здесь, под Афанасьевской горой у с. Батени, им были раскопаны первые 25 погребений под небольшими земляными насыпями или каменными выкладками, со скорченными костяками, сопровождавшимися весьма скромным инвентарем. Для последнего наиболее характерны яйцевидные остро- или круглодонные горшки, покрытые часто по всей поверхности резным или штампованным орнаментом. Сразу же бросается в глаза определенное сходство их с керамикой древнеямных погребений, особенно восточных, волжско-уральских групп. Представления об афанасьевской культуре были далее заметно расширены С.В. Киселевым. Им раскопан ряд новых памятников, выделены два территориальных варианта культуры — минусинский и алтайский, обоснованы весьма важные положения о наличии у афанасьевцев производящего хозяйс