В восемь часов утра к дому приезжих подъехала небольшая открытая машина. В дверь комнаты уже вставшего Алексея Федоровича постучали.
Да, да!
Дверь отворилась, и новое лицо, переступив порог, отрекомендовалось:
— Я Александр Шумских, секретарь райкома. Обменялись рукопожатиями, и Алексей Федорович пригласил гостя сесть.
— Я к вам, профессор, по важному делу. Хотел еще вчера, но мы подзадержались — уборочная во всю разворачивается. Так вот (гость в этом слове упирал на «о» и получилось у него «воот») — вот у нашей организации к вам просьба. Мы хотим поставить ваш доклад на активе. Тема научная, по вашему выбору. Хотя народ сейчас крепко занят, но для такого случая у нас время есть!
Товарищ Шумских никак не мог упустить подобной возможности дополнить свой план массовой работы. Доклад профессора… Эге! Услышав вчера днем о приезде к Лидии Николаевне такого неожиданного гостя, товарищ Шумских сразу увидел себя самого, произносящего с трибуны районного клуба:
— Товарищи, сейчас перед нами выступит профессор, товарищ…
Совершенная уверенность секретаря райкома не оста вила бы никаких путей к отступлению у Алексея Федоровича, даже если бы он их и искал.
С той же спокойной уверенностью, прощаясь, товарищ Шумских подал левую руку, так как правая в локте не гнулась и кончалась черной перчаткой на кисти, добавил:
— Машина заправлена, шофер вас будет здесь ждать, когда вы захотите ехать в Лебяжье.
Алексей предупредил инженера Заклинкина и пошел в больницу. Там день шел своим чередом. Обходы, амбулаторный прием, подготовка к операции…
Лидия Николаевна вышла на минуту и условилась, что прощается не надолго.
С Верой Георгиевной Алексею удалось только раскланяться через открытое окно нижнего этажа больницы, а затем машина мягко пошла по длинной главной улице районного центра, мимо невысоких домов с березками в палисадниках, мимо двухэтажных школ и клуба и повернула направо около пожарного депо.
Прибавляя ход, машина прошла около большого озера со стаями белых гусей и пестрых уток. Среди них опытный глаз различил бы диких. До Лебяжьего пятьдесят семь километров. На несколько замечаний Заклинкина Алексей Федорович ответил односложно и всю дорогу они молчали. Разминулись несколько раз с автомашинами, везущими новую пшеницу.
Через редкие березовые рощи, мимо озер, заросших буйным камышом, среди роскошных полей лучшей в мире дозревающей пшеницы, мимо начавших уборку полевых бригад, Алексей Федорович летел вперед и вперед с чувством широкой, широкой воли.
Да, здесь дышалось свободно!
В КАМЫШАХ
1
Колхоз Лебяжье расположен двумя длинными улицами на берегу большого озера. Налево — общественные фермы, амбары и электростанции. В озеро уходят мостки, с которых полощут белье. Тут же лодки рыба ков и охотников. На воде острова камыша сливаются едали в высокие зеленые стены.
Не привлекая внимания, машина остановилась у дома Павла Ивановича Кизерова. Шустрая девочка выскочила со двора. С крыльца сейчас же спустилась старая женщина и легко отворила ворота.
— Заезжайте, заезжайте.
Она помогала вынимать вещи Заклинкина из машины.
— А вы тоже с ружьем? Да вы умойтесь с дороги, милые гости, а мы-то ждали! Уж Паша с Николаем Сергеевичем будут рады. У меня-то весь обед в печи вас ждет. Наши все на работе. Николай-то Сергеевич до зари на домашнее озеро уплыл. Он не знает. О вас потом по телефону позвонили. Я тут с шалуньей одна.
Бабушка успела сообщить все главное, пока гости входили в дом.
— А Николай Сергеевич! Оох, и было. Ума не приложим, что за болезнь с ним приключилась. И ведь вот неуемный, с ночи вчера хотел ехать, да я его не пустила! Паша-то нынче поздно вернется. А вы в горницу проходите!
Усадив гостей в большой комнате за стол, покрытый яркой скатертью, бабушка достала из стеклянного шкафа объемистый графин со светлой жидкостью и поставила три стаканчика. Загремела на кухне печная заслонка, и бабушка с внучкой потащили на стол жареную дичь и все прочее, приличное сибирскому гостеприимству. А потом хочешь, не хочешь… Гости выпили по стаканчику, заставив пригубить и хозяйку.
Уж так у нас ведется — с чарочкой гостя встречают, чтобы без обиды! Но вторую «порцию» выпил только Заклннкин. Бабушка не стала очень гостей принуждать:
— Уж если больше не хотите, — до вечера, когда наши с поля приедут.
Когда шофер секретаря райкома собрался ехать обратно в Чистоозерское, в горницу пулей влетела внучка и пискнула:
— Идет, вернулся! Уж на берегу!
Алексей пошел за вестницей и увидел брата на тропинке, ведущей через огород к домашнему озеру. Небогатая добыча упала из рук Николая Сергеевича:
— Как! Ты! Алексей? Да какими судьбами? Что служилось?
Они обнялись. Николай был так удивлен, что не находил слов. А брат держал его за плечи и повторял:
— А ну, а ну! Дай на тебя посмотреть! Слушай, да ты-то знаешь, что был на волосок от смерти?
Им помешал вышедший во двор Заклинкин. Сняв охотничьи принадлежности, Николай повесил их на изгородь и увел брага на берег. Они уселись на дно опрокинутой долбленой лодки и младший брат, придя в себя, начал:
— Я очень рад тебя видеть, Алеша. Счастлив, что у нас дома псе благополучно. Да, мне было очень плохо, но теперь все прошло. Замечательно, что Павел Иванович выдержал характер и пас не беспокоил зря. Но ты — здесь! Каким образом? Я до сих пор не верю своим глазам!
— Меня вызвал Станишсвский! — очень серьезно ответил Алексей.
2
Меня вызвал Станишевский! — повторил Алексей Федорович. Он внимательно смотрел на знакомый профиль. Брат медленно опустил руку в карман и достал портсигар. Заметив странное впечатление, которое произвела фамилия Павла Владиславовича на брата, Алексей Федорович, привыкший к внезапным капризах неровного характера, встал, положил руки на плечи брату и рассмеялся:
— Коля, да ты что, недоволен, что я приехал? Мы сердимся на что-то?
Почти десятилетняя разница в возрасте и спокойная сила Алексея Федоровича всегда успокоительно влияла на вспышки брата. Николай сдвинул фуражку на затылок.
— Я скажу тебе. То, что случилось со мной, было настолько необычайно, что я хотел сам, ты понимаешь, сам все понять и осмыслить! Я хотел вернуться домой и рассказать обо всем дяде. Ведь это для меня экзамен.
Он замолчал. Его глаза смотрели на гладь озера.
— Мы никогда, никогда не говорили с тобой об этом Но ты знаешь, так же как и я, как ко мне относится дядя Федор!
Алексей хотел что-то сказать, но Николай продолжал;
— Знаю, знаю! Ты скажешь, что он меня любит. Знаю, но ты пойми, он считает меня неудавшимся! Помнишь, как он сказал маме два года назад: «Он не зрел, а пора» — и приказал мне начать работу в институте, приказал мне изменить специальность. А я ведь уже не мальчик. Дяди прав, вот что мне тяжело. И я знаю, он недоволен и тем, что я до сих пор вне партии к мне уже тридцать пять лет. Я повторяю себе и тебе — это для меня экзамен. Поэтому я хотел быть здесь один!
Опять молчание. Легкий ветер приносил голос работающего в поле комбайна.
— Я убежал, если можно так выразиться, из больницы именно из-за Станишевского. Он не только меня чуть ли не допрашивал, но и приставил ко мне наблюдателей. Ты был в больнице?
— Там очень хорошие и милые люди. Они делают большое дело.
— Да ты пойми, я готов перед ними преклоняться, но эти расспросы… К тому же я не выношу больничной обстановки.
По берегу прошла и поздоровалась с братьями женщина с ведром в руке. Бежавший за ней мальчуган смело заявил:
— А ты сегодня мало настрелял, я видел!
В огороде показался инженер Заклинкин с ружьем.
Бросив на него взгляд, Николай спросил:
— Кто это приехал с тобой?
— Случайный спутник, москвич, в отпуску, хочет быть твоим коллегой по истреблению уток.
Анатолий Николаевич подошел и был представлен. Он сделал вид, что не заметил явном небрежности, проявленной к его особе Николаем Сергеевичем, и отправился «на прогулку» по берегу озера зарабатывать репутацию охотника — назвался груздем, полезай в кузов!
Братья проводили его глазами.
Зная дорогу к сердцу того, кто вырос на его глазах, старший скромно попросил младшего:
— Ты меня не гони, Коля. Во-первых, мне здесь все очень нравится. У меня есть время. Отец был счастлив, узнав, что ты вне всякой опасности и посоветовал мне отдохнуть вместе с тобой. Наконец, если ты захочешь, я может быть, смогу тебе помочь…
— Алеша, дорогой, прости мне мой странный прием Конечно же, мы все обдумаем вместе. Я уехал сегодня на озеро, чтобы п камышах спокойно думать и думать Слушай… Нет, давай завтра утром мы поедем на то озеро и я там все буду рассказывать но порядку. А сейчас нам могут помешать. Ты мне не давай говорить.
Они медленно пошли к дому. По дороге младший сор вал большой зеленый огурец и угостил старшего. Хозяйка, Фекла Ивановна, встретила неугомонного охот ника дружелюбными упреками:
— Затемно уехал, куска в рот не положил. Охотник. Садись-ка к столу.
Алексей Федорович с удовольствием смотрел, как его брат обедал с большим аппетитом за столом в кухне на правах члена семьи. Правда, он заметно похудел и бледен, но Станишевский говорил, что это естественно.
Через сельского связиста была послана общая телеграмма домой. Николай Сергеевич лег спать — болезнь все же сказывалась. А старший говорил с Феклой Ивановной, шутил с ее внучкой — Шурой.
С Шурой посидел у озера, сам сорвал еще пару сочных сибирских огурцов. За многие годы он впервые чувствовал себя так свободно и просто.
3
Под вечер явился инженер Заклинкин, грязный, подмоченный и усталый. Фекла Ивановна критически посмотрела на «пустого охотника». Но рубаха-парень Толя сумел вызвать улыбку у отдохнувшего Николая Сергеевича.
— Такая масса уток, но, знаете, они осторожные. И потом, там глубоко. Я промахнулся, но потом одну очень большую застрелил. Только она уплыла в камыши. Л что это за птицы с большими носами? И Толя довольно удачно изобразил крик кроншнепа: «ку-ууль».