— Я читал ваше интервью, сэр Артур. Оно необычайно интересно. Я давно не имел удовольствия беседовать с вами. Я только из газет узнал, что вы здесь. Я предполагал, что вы находитесь в… — бывший и возможно будущий министр назвал один из малоизвестных городов заокеанской империи, показав тем самым полную осведомленность о занятиях сэра Артура.
— Да, я хотел пробыть здесь только один день, но меня задержал туман.
— Вы уезжаете, сэр Артур?
— Томас Макнилл настойчиво хочет меня видеть. При первом прояснении я вылечу на континент.
— Я отношусь с большим уважением к мистеру Макниллу и ко всем членам этой сильной семьи. Они были на высоте положения во время войны.
— Я давно связан с ними.
— Кто же не знает, сэр Артур, сколь многим обязана вам наша промышленность и мощь империи?
Сэр Артур не отвечает. Гость молчит требуемое вежливостью время и, видя, что хозяин не собирается говорить, меняет тему разговора:
— Вы высказали в вашей беседе с репортером очень интересные мысли, но не считаете ли вы их преждевременными? Не добавил ли репортер от себя некоторые положения?
Сэр Артур смотрит на гостя в упор.
— Для вас, сэр Артур, не является секретом, что, несмотря на смену парламентского большинства, наша (гость делает ударение на этом слове) внешняя политика не претерпела изменений? Вам известно, что у нас есть большие шансы вскоре вновь взять все в свои руки. Занимаемое вами место в работах, которые производит наша империя совместно с нашим заокеанским партнером, представляется нам очень важным.
Сэр Артур делает движение, и гость прерывает свою речь.
— Почему же я не могу высказать свои мысли? Кому неизвестно, что атомная, как вы ее называете, энергия может повысить температуру Гольфстрима, превратить арктические льды в маленькое пятно около полюса и навек покончить с нашими туманами?
Гость мягко улыбается.
— Но при современном положении, когда враги цивилизации и империи пользуются всеми средствами для потрясения нашей мощи, к чему внушать массам необоснованные надежды?
Сэр Артур раздражается:
— То, о чем я говорил, можно осуществить в ближайшее десятилетие, если, конечно, какие-нибудь негодяи не устроят новую резню.
— Я хотел сказать, сэр Артур, что место, занимаемое вами в комиссии ученых двух империй… и нежелательность огласки…
Сэр Артур резко перебивает гостя:
— Я, вероятно, скоро не буду занимать этого места.
Гость говорит с нескрываемым удивлением.
— Но интересы империи, сэр?
— У вас нет монополии на понимание интересов империи. Огласка? То, о чем я говорю, сейчас тайна только для политиков и учеников приходских школ. Каждый студент, не занимающийся одним спортом, знает это!
— Империя никогда еще не имела таких врагов, каких она имеет сейчас на Востоке.
— Это же самое я слышу постоянно за океаном и даже от моих коллег, к их стыду, не только от политиков!
Сэр Артур становится все более и более резким, но гость не хочет замечать адресованных ему колкостей.
— Но мы обязаны готовиться к оборонительной войне, сэр Артур. Война приближается.
— К войне с русскими? Навязчивая идея! Вы уверяете, что все русские кровожадные и невежественные политики? Я думаю иначе. Там есть способные знающие люди (и сэр Артур назвал фамилию Федора Александровича). Я видел его перед войной. И он окружен учениками. И он делает то, что хочет. Да.
— Но ведь вы сэр Артур, всегда принимали деятельное участие…
— А теперь приходит время, по вашему мнению, дорогой сэр заняться также и политикой и по вашему рецепту? Вы ошибетесь!! Вы хотите вынудить всех заняться политикой? Что же… Ею, политикой, наконец, займутся! Но не так…
Сэр Артур уже несколько минут холит по комнате и говорит очень громко, не глядя на бывшего министра.
Гость встает.
— Я вижу, сэр Артур, что вы сегодня не расположены к деловой беседе — говорит он холодным тоном.
— Я всегда расположен к разумным беседам.
— Желаю вам спокойной ночи, сэр! — Гость откланивается, не принимая вызова.
Сэр Артур молча кланяется и нажимает на кнопку звонка. Лакей встречает бывшего министра за дверью, проводит в вестибюль, подает пальто и шляпу, и посетители исчезают в тумане.
Лакей остается один. Хозяин даже не проводил его до двери библиотеки. Его!
Сегодня больше не будет гостей. Как болит нога… Это от тумана. Газеты опять писали об атомных бомбах и о войне. Пусть воюет, кто хочет. С него — хватит. И он не знает никого, кто хочет воевать. Пусть воюют те, кто пишет в газетах и произносит речи. А он — посмотрит!
4
Действительно, в этом тумане, да еще и ночью, без помощи полиции ходить было трудно. Сопровождаемый полицейским офицером, передаваемый одним полисменом другому, гость сэра Артура Форрингтона вернулся домой.
Он потребовал соединения по телефону и, получив нужный ответ, сказал:
— Вы были правы. Мой визит был интересным!
— Старый бонза действительно закусил удила?
— Определенно лишь то, что я не совсем его понял, он вел себя очень странно. Я должен признаться, что он был просто невежлив. Он отказывается от участия в комиссии…
— Это старческое брюзжанье, как вы полагаете?
— Он далеко не кажется впадающим в детство!
— Он образумится! Но его место в комиссии наших ученых следует пока считать вакантным!
— Это все же потеря для империи. Но у вас, кажется, есть хороший кандидат?
— Вообще есть, но не будем обольщаться относительно наших заокеанских друзей. Вы же знаете, что они не склонны посвящать нас в свои тайны и только авторитет нашего ученого мужа позволит нам кое-как удерживаться в комиссии. Кстати что он сказал по поводу своего фантастического интервью?
— Он отнюдь не считает его фантастическим. И он сказал что все это не может быть тайной для Востока. Он назвал (и бывший министр повторил фамилию Федора Александровича).
— Вероятно, он прав. Старый бонза знает свое дело и все, что к нему относится лучше, чем я свою ладонь. Я вижу, что ваш визит не был излишним. Мы увидимся, когда рассеется этот проклятый туман.
5
В начале утра следующего дня туман стал рассеиваться. Остров оживал. В полдень последнее облачко было унесено ровным свежим ветром, дувшим с океана и солнце весело сияло в небе.
В пять часов вечера легкий, быстроходный двухместный самолет поднял с аэродрома расположенного в пятидесяти милях от столицы острова, одинокого пассажира с большой, закрывающей грудь се той бородой. Его провожал только лакей с бесстрастным бритым лицом. Слуга положил в самолет два плоских, легких чемодана и с непокрытой головой постоял почтительно глядя вслед быстро поднявшейся в воздухе машине. За тем он, чуть заметно прихрамывая, вышел за ограду, где ждал роскошный автомобиль его хозяина. Слуга сел боком на заднем сиденье и потирал левую ногу. Машина шла к городу.
— Я заметил, что вы прихрамываете, мистер Байн, — сказал, не оборачиваясь, шофер.
— Я поскользнулся на лестнице и ушиб колено, — ответил Байн.
— Советую вам растереть колено жиром и перевязать фланелью.
Байн не отвечал. Нужно уметь хранить свои секреты.
Этим же вечером встретились двое, говорившие ночью по телефону после посещения одним из них, бывшим министром, сэра Артура Д. Форрингтона, всемирно известного ученого-физика.
Старший, обладатель также всемирно известного отрывистого, лающего голоса и бесспорно незаурядного ораторского таланта, подводил итоги обмена мнениями.
— Я не придаю значения его намекам, как вы их называете. Политика никогда не была сильным местом старого медведя. Я что-то слышал… Но все это вздор. Ему некуда деваться. У него плохой характер. Пусть попробует.
— Не умеющий ходить ребенок, капризно отказывающийся от помощи материнской руки упадет и разобьет себе нос.
— Обстоятельства очень быстро отучат старого Форрингтона от капризов. Эта сила не пропадет для империи. Бык, привыкший всю жизнь носить ярмо, стоскуется по нему через неделю. Ха, ха, ха! У сэра Артура очень скоро зачешется шея.
— А если он вздумает заняться проповедью, развивая то, что он рассказал репортеру газеты?
— Подобных проповедей мы слышали немало. Придется приставить к нему полисмена, чтобы его не избили наши промышленники, те из них, которые будут иметь глупость испугаться неожиданного конкурента. Ха, ха, ха, представьте себе, сэр Артур обменивается пощечинами с… (он назвал известных обоим представителей крупного капитала)… Ха, ха, ха! Клянусь Юпитером! Я вижу, как они таскают сэра Артура за его необычайно удобную для этого бороду, угощают его подзатыльниками, приговаривая: «Мы тебя научим торговать дешевым теплом, ты хочешь разорить нас, старый бродяга!» Ха, ха ха!..
Бывший и возможно, будущий председатель кабинета министров островной империи, наконец, успокоился.
— Единственно интересно это то, что он сказал о Востоке. Мои друзья из… (он назвал известную организацию, ведущую осведомительную, вернее сказать, шпионско-диверсионно-вредительскую работу во всем мире) делаются непроницаемо серьезными, когда речь заходит о Востоке. Это значит, я их давно знаю, что им нечего сказать. Они позорно не осведомлены. Когда я вновь буду у власти, я смогу от них потребовать. А теперь — не использовать ли нам каналы нашего заокеанского партнера? В частности — Томаса. Макнилла. Вам известна замечательная, гениальная широта его замыслов? Старый бонза поступил в высшей степени разумно, отправившись к нему. Ха, ха, ха! Если бы он спросил у меня, я не посоветовал бы ему ничего другого.
— Вы думаете, что можно считать инцидент исчерпанным?
— Вполне! Томас Макнилл сумеет его успокоить забавами с игрушками любимого содержания. Бонза заменит свое рычание удовлетворенным бормотанием. Хотите пари? Ни слова Макниллу, и через неделю мы узнаем, что и эта сила еще не потеряна для империи!
Разговор между двумя бывшими руководителями островной империи продолжался долго…