Если бы мы прислушались к советам медицинской системы, их бы не случилось.
Когда я училась в ординатуре, одной из моих лучших подруг была хирург-онколог. Во время встречи с мамиными врачами у меня в голове звучали слова, сказанные ею за много лет до этого: «Если вы войдете в отделение хирургической онкологии, вам сделают операцию вне зависимости от того, нужна она вам или нет».
Я помню, как разговаривала с подругой после работы: она была потрясена, увидев, как пациента заставляют делать операцию, в которой не было необходимости. Часто она предлагала пациентам с последней стадией рака пройти паллиативную терапию (которая делает все возможное, чтобы создать пациенту комфорт и покой в последние дни его жизни). Старшие врачи, как правило, отклоняли это предложение. Она рассказала мне, что хирург «сошел бы с ума», если бы предложил пациенту что-то, кроме операции. Если пациент говорил, что хочет отказаться от хирургического вмешательства, руководители отделения заставляли его подписать документ «Отказ от медицинского вмешательства», лишающего его средств на получение паллиативной помощи или менее инвазивных вариантов лечения.
Отношения между врачом и пациентом – это всегда дисбаланс сил: пациент боится за свою жизнь и не может не согласиться, когда врач предлагает мнимое «лекарство» для решения проблемы диабета, или болезни сердца, или депрессии, или рака.
Никто не идет в медицину, чтобы наживаться на пациентах. Есть гораздо более простые способы заработать деньги, чем четыре года обучения в медицинской школе, еще от трех до девяти лет ординатуры, экзамен MCAT, три экзамена USMLE (экзамены на получение лицензии на медицинскую деятельность в США), а также устные и письменные ответы на экзаменационные вопросы комиссии. Почти все врачи, с которыми я сталкивалась, в детстве мечтали лечить болезни и работали как сумасшедшие, чтобы стать врачами. Они неустанно изучали науки, поступали в медицинские колледжи, ведомые идеалистическими представлениями, и становились гордостью своей семьи. Они поступали в ординатуру, имея сотни тысяч долларов долга по студенческому кредиту, и поначалу воспринимали хроническое недосыпание и грубость начальства как неотъемлемую часть опыта – ведь «великие достижения рождаются из великих жертв».
Но почти повсеместно у врачей, которых я встречала, этот идеализм в конце концов переходит в цинизм. Мои коллеги по ординатуре часто говорили, что сомневаются, в своем ли они были уме, когда решились на такие жертвы. Я разговаривала с успешным хирургом, который десятки раз писал заявления об уходе. Другой постоянно мечтал бросить все и стать пекарем. Многие из моих руководителей-врачей отчаянно хотели проводить больше времени со своими детьми. Я не раз была свидетелем слез в операционной, когда хирургические операции откладывались, а значит, врач не успевал вернуться домой и поцеловать детей перед сном. Некоторые из них страдали от суицидальной депрессии. Я поняла, почему среди всех профессий у врачей самый высокий уровень выгорания и самоубийств.
Неизбежно я пришла к пониманию, которое, как я полагаю, разделяют врачи в каждой больнице Америки: они чувствуют себя запертыми в ловушке неработающей системы. Для большинства из них смена профессии немыслима из-за финансового давления и страха потерять статус доктора медицины.
Эти преданные своему делу профессионалы обременены сотнями тысяч долларов долга и попадают в систему, движимую одним простым финансовым стимулом: каждая организация, озабоченная вашим здоровьем, зарабатывает больше денег, когда вы больны, и меньше, когда здоровы, – от больниц до фармацевтических компаний, медицинских учебных заведений и даже страховых компаний.
Этот стимул привел к созданию системы, которая явно вредит пациентам.
Представьте, что вы – разумный инопланетянин, который перенесся из космоса в Соединенные Штаты и увидел картину здравоохранения: более 75 % смертей и 80 % расходов на медицину вызваны ожирением, диабетом, болезнями сердца и другими предотвратимыми и излечимыми метаболическими заболеваниями, которые мы имеем сегодня. А теперь представьте, что вы попросили этого инопланетянина выделить 4 триллиона долларов – сумму, которую мы ежегодно тратим на здравоохранение, – на решение этой проблемы. Вряд ли этот инопланетянин сказал бы, что мы должны ждать, пока все заболеют, а затем выписывать рецепты и проводить процедуры, которые не устраняют основную причину их болезни. Но именно этим мы сегодня и занимаемся, потому что это приносит постоянный доход крупнейшей индустрии в стране.
Большинство книг о здоровье содержат рекомендации и заканчиваются предупреждением: «Посоветуйтесь со своим врачом».
У меня другой совет: когда речь идет о профилактике и лечении хронических заболеваний, не стоит доверять здравоохранению. Возможно, это звучит пессимистично или даже пугающе, но понимание стимулов нашей медицинской системы и того, почему она не заслуживает нашего доверия, – это первый шаг к тому, чтобы стать осведомленным пациентом.
Последние 20 лет жизни моя мама получала медицинское обслуживание, которое многие считают лучшим в мире. Она часто посещала клинику Майо для профилактической сдачи анализов и регулярно обследовалась у врачей в Стэнфордской больнице. И все же, несмотря на то что она год за годом исправно проходила через их вращающиеся двери, она не исцелилась. Врачи подкручивали показатели ее здоровья с помощью множества лекарств, но эти препараты не помогали ей исправить беспорядок в клетках. Как и почти любое хроническое заболевание, рак поджелудочной железы можно предотвратить, применяя на протяжении всей жизни правила хорошей энергии, описанные в этой книге. Увы, никто в этих выдающихся медицинских учреждениях не дал ей рекомендаций по фундаментальному улучшению функционирования ее клеток. Они проявили агрессивную настойчивость только тогда, когда она была смертельно больна и когда предлагаемые ими вмешательства привели бы лишь к дополнительным страданиям.
Я слышу, как вы задаете этот вопрос: разве наша система здравоохранения за последние 100 лет не произвела чудесный переворот в медицине? Разве за это время продолжительность жизни не увеличилась почти вдвое? Медицина сложна – почему мы должны подвергать сомнению систему, которая так хорошо работает?
Продолжительность жизни увеличилась в основном благодаря санитарным нормам и мерам по борьбе с инфекционными заболеваниями; методам экстренной хирургии при острых и угрожающих жизни состояниях, таких как воспаление аппендикса или травмы; и благодаря антибиотикам, позволяющим справиться с угрожающими жизни инфекциями. Короче говоря, почти каждое «медицинское чудо», которое мы можем вспомнить, – это избавление от острой проблемы (то есть проблемы, которая, если ее не решить, неминуемо убьет вас). Острые состояния не приносят прибыль нашей современной системе, потому что пациент быстро вылечивается и больше не является клиентом.
Начиная с 1960-х годов медицинская система стала использовать доверие, возникшее у людей благодаря победам медицины в схватках со смертью, чтобы привлечь пациентов обещаниями избавить их от хронических заболеваний (которые могут длиться всю жизнь и, следовательно, являются более прибыльными).
Но лечение хронических заболеваний за последние 50 лет было крайне неэффективным. Сегодня мы разделили болезни на отдельные группы, и для всего есть свое лечение:
• Высокий уровень холестерина? Обратитесь к кардиологу, чтобы он назначил вам статины.
• Высокий уровень глюкозы натощак? Обратитесь к эндокринологу для назначения метформина.
• СДВГ? Обратитесь к невропатологу, чтобы он назначил вам аддералл.
• Депрессия? Обратитесь к психиатру, чтобы подобрать селективный ингибитор обратного захвата серотонина (SSRI).
• Не можете уснуть? Обратитесь к сомнологу и купите золпидем.
• Беспокоят боли? Обратитесь к терапевту, чтобы получить опиоидный анальгетик.
• Синдром поликистозных яичников? Обратитесь к акушеру-гинекологу для назначения кломифена.
• Эректильная дисфункция? Обратитесь к урологу за виагрой.
• Избыточный вес? Обратитесь к специалисту по ожирению за вегови.
• Синусовые инфекции? Обратитесь к лору для назначения антибиотика или операции.
Но никто не говорит, а многие врачи даже не осознают, что уровень заболеваемости всеми этими болезнями растет именно в то время, когда мы тратим триллионы долларов на их «лечение».
Невзирая на все это, нам говорят: «Доверьтесь науке». Очевидно, что это не имеет смысла. В течение последних 50 лет нас пытались отучить задавать вопросы – именно тогда, когда произошел взрыв хронических заболеваний.
Одним из самых цитируемых врачей на занятиях в медицинских школах является доктор Уильям Стюарт Холстед, врач-основатель клиники Джона Хопкинса (это произошло в начале 1900-х годов). Он же создал концепцию ординатуры. Для Холстеда медицинское образование было «сверхчеловеческое посвящение в сверхчеловеческую профессию, которая требовала героизма, самоотречения, усердия и неутомимости».
По мнению Холстеда, в больнице нет никого важнее хирурга, разрезающего тело пациента и избавляющего его от болезни. Агрессивные медицинские вмешательства были варварскими: следовало причинить пациенту кратковременную боль ради долгосрочной выгоды. Чтобы добиться чести стать хирургом, требовалось пройти дарвиновский отбор, гарантирующий, что этой привилегии достигнут только лучшие и самые талантливые. Он устраивал многодневные хирургические семинары с ординаторами, чтобы проверить их и отсеять тех, кто не подходил.
Примерно тогда же Джон Д. Рокфеллер, понимая, что может использовать побочные продукты своей нефтедобычи для создания лекарств, активно финансировал медицинские школы по всем Соединенным Штатам, обучавшие по учебному плану, основанному на модели Холстеда: «Вмешательство – прежде всего». Сотрудник Рокфеллера Флекснер подготовил доклад, в котором излагалось видение медицинского образования: приоритет в нем отдавался хирургическому вмешательству, а диетические, традиционные и холистические средства лечения клеймились как неэффективные и антинаучные. В 1910 году конгресс США утвердил доклад Флекснера, установив, что любое медицинское учреждение в стране, имеющее право на выдачу диплома, должно следовать модели Холстеда и Рокфеллера.