Ирина: Почему вы выбрали именно Нелли Миричою?
Аида: Я ее очень люблю. Она на меня похожа – жесткая и справедливая. Как певицу я ее знала давно, и она мне нравилась. Но я не знала, что она такой хороший и сильный педагог. Я увидела ее по телевизору на проекте «Большая опера». Она была самым строгим членом жюри, но делала очень правильные и точные замечания, и я подумала: «Вот это мой педагог».
Ирина: Немало случаев, когда в классическую музыку переходят исполнители из других жанров. Например, замечательная сопрано Рене Флеминг пришла из джаза, стала оперной звездой и покорила мир. У вас поворот в сторону оперы произошел в 2012–2013 годах. Был какой-то конкретный толчок или вы просто созрели?
Аида: Созрела для этого, это точно сказано. Начала глубже чувствовать, просто выросла, с возрастом приходит какое-то понимание, осознание, в том числе, и вера в себя. А вот веру в себя дают какие-то поворотные моменты в жизни. Я всегда была очень разборчива в репертуаре, очень аккуратно выбирала песни, арии, а затем уже роли. Потому что голос – мой единственный инструмент, такой хрупкий. И торопиться некуда. Я ещё в том возрасте, когда могу себе позволить петь более легкий репертуар. Я подразумеваю под этим Джильду и Адину, я вообще люблю комедии.
Ирина: А актрисой вам нравится быть?
Аида: Да, очень. Это тоже с опытом пришло, и ещё после знакомства с некоторыми режиссёрами. Например, c Дмитрием Черняковым моим любимым и обожаемым.
Ирина: Рецензии на «Снегурочку» в Париже были просто потрясающие. Мне, как русскому человеку, приятно, что музыку Римского-Корсакова, наконец, узнали и оценили. Это абсолютно ваша роль и внешне, и внутренне. Вы создали необыкновенный образ девушки, которая на самом деле ради любви может все.
Аида: Парижская «Снегурочка» Дмитрия Чернякова занимает в моей жизни совершенно особое место. Снегурочку я себе представляла совсем другой: более сказочной, где-то холодной, но, в то же время, хрупкой и наивной. Ею все восхищаются, она женственна, движения плавные.
Ирина: Она неземная…
Аида: В моем представлении, да, а у Димы Чернякова она как раз земная и немножечко диковатая девочка. Совсем не сказочный персонаж. Она не знает, как общаться с людьми, у нее угловатые движения, она немножечко даже как мальчик.
Ирина: Вы настолько женственная, вам, наверное, было трудно?
Аида: Ну, более женственная, чем эта Снегурочка, конечно. Было очень трудно. У меня возникало много «но» и «нет». Режиссёру я этого сказать не могла. С собой боролась. В какие-то моменты даже закрывалась от всех и плакала, не могла понять, как это всё связать с вокалом. Всё, что учила до этого о вокале, нужно было резко изменить, подстроить под движения. Потому что я никогда не пела вот в таком согнутом состоянии, когда не то что петь, дышать сложно…
Ирина: А вниз головой?
Аида: Нет, вниз головой я пела в постановке «Война и мир» в Мариинском театре. Это мне захотелось эффекта добавить. Но вниз головой не так сложно петь, как сложенной как книжечка, да еще когда тебя переполняют эмоции. А Дима пытался из меня актрису вытащить, и в актёрском плане я у него многому научилась. Мне говорили: «Если ты справишься со «Снегурочкой», ты справишься с любой другой ролью». Потому что «Снегурочка», она и весёлая, комичная и где-то очень драматичная, где-то просто слезы мешали, а без слез там было никак нельзя. Я не плакала, наверное, только последний спектакль из восьми. А так всю вторую половину спектакля я просто рыдала, потому что сама проживала. Сама над собой плакала. И мне кажется, зал вместе с нами радовался и рыдал. Проникся историей, проникся музыкой, проникся, я думаю, и нашей игрой, которую Дима довел до совершенства. От этой постановки даже самый холодный, самый расчетливый зритель растает.
Ирина: А музыка Римского-Корсакова, как вы ее воспринимаете? Вы и по облику немного Шемаханская царица, крови восточные, татарские. Хотя знаю, что у вас также русская кровь и польская чуть-чуть.
Аида: Да-да, какая у вас информация! Римский-Корсаков один из моих самых любимых композиторов. И если вы слышали мой альбом, который записан на «Дека классик»…
Ирина: Это потрясающий дебют был, за который вы получили премию ECHO Klassik.
Аида: Спасибо! Там очень много романсов Римского-Корсакова и арий из опер. «Шемаханская царица» – партия, о которой я мечтала, но боялась, потому что я не чистое колоратурное сопрано, мне казалось, все-таки голос должен быть немного другой, и выше и, может быть, где-то даже легче. У меня было такое представление после прослушивания старых записей. Поэтому я сначала послушала, попела, позанималась с педагогом и только потом дала ответ Валерию Абисаловичу Гергиеву. А он всегда с пониманием большим относится. Он говорит: «Будь осторожной, будь терпеливой при выборе репертуара».
Ирина: С Валерием Гергиевым вы встретились до «Опералии»?
Аида: Да, мы встретились в Лондоне. Он пригласил меня в Мариинский сначала на роль Сюзанны, потом я пела у него Адину, Шемаханскую царицу, Наташу в «Войне и мире»…
Ирина: Кажется, вы себя чувствуете прекрасно на всех площадках: в зале на пять тысяч человек, на стадионе, перед камерами. Талант позволяет вам быть собой везде?
Аида: Наверное, я созрела для этого. Знаете, как мудрость приходит с годами, так и вера в себя. Вообще, я человек очень стеснительный, и мне понадобилось время, чтобы полюбить камеру. Я до сих пор не чувствую себя расслабленной перед ней.
Ирина: Это потому что вы любите контролировать себя.
Аида: Да, наверное.
Ирина: Аида, вы получили высшее музыкальное образование за рубежом? Как вы сами себя определяете, у вас русская вокальная школа или нет?
Аида: Совсем не русская. Серьезное вокальное образование я получила в Нюрнберге, затем в Вене. Немецкий язык для меня теперь второй родной. Я уехала учиться в 17 лет.
Ирина: Для родителей большой подвиг решиться отправить ребенка учиться далеко от дома.
Аида: Вы правы! Я сама сейчас мама и не представляю, отпустила ли бы я своего ребенка. Родители у меня как раз такие, которые опекают. И для них это был очень серьезный шаг. Им просто при жизни памятник поставить можно. Ребенок все равно в этом возрасте хочет из домашнего гнездышка вырваться, а родители переживают, для них это расставание сложнее.
Ирина: Родительская любовь в этом и выражается. Как часто они к вам приезжали в Нюрнберг?
Аида: Возможности финансовой не было часто приезжать. Иногда по три месяца не виделись, для меня это слишком много. Но такая жизненная школа сделала меня сильнее. Потом был Венский университет. Там я изучала бельканто. Забавно, но сольфеджио и всех этих точных наук у нас было больше, чем специальности. И я не могла понять, как можно сразу после окончания университета стать оперной певицей и выйти на сцену? Конечно же, во время учебы я искала педагогов, чтобы отдельно заниматься.
Ирина: А в Московской и Петербургской консерватории даже студенческие оперные театры есть.
Аида: Да-да, в Вене такого нет.
Ирина: Итак, вы в Вене. Часто посещаете оперный театр и даже пытаетесь устроиться туда на работу билетёршей. Был такой эпизод?
Аида: Да, было такое. Хотелось быть ближе к музыке, ближе к опере и ко всем звездам, которыми я так восхищалась, учиться у них. Я понимала, что по-настоящему научиться можно только слушая, наблюдая, впитывая. Никакой другой вакансии, кроме билетёра, в оперном театре не было, но даже билетёром меня не взяли, потому что российским студентам сложно получить разрешение на официальную работу в Европе. Тем не менее, я ходила постоянно в оперу, брала стоячие места. До сих пор считаю, что они самые лучшие – там замечательный звук, видишь прекрасно, особенно в партере. Минус, что стоять долго.
Ирина: Когда вы учились в Вене, вы продолжали участвовать в телевизионных конкурсах в России?
Аида: Да. Совмещала. Поступали предложения, я откликалась. Совсем попсу я никогда не исполняла. Та же самая «Нежность» Пахмутовой или «Подмосковные вечера» в России уже практически классика.
Ирина: А такие проекты, как «Большая опера», приносят свои плоды?
Аида: Конечно. Любой проект, где есть соперники и нужно бороться, – это здорово. Каждый конкурс – очень хорошая школа. Даже если ты не победил – это огромный опыт и шаг вперед. К конкурсу ты готовишься больше, чем к какому-либо выступлению, понимаешь степень ответственности, чувствуешь конкуренцию и стараешься показать свою лучшую сторону.
Ирина: С самой лучшей стороны вы себя показали на главном конкурсе вашей жизни – в 2013 году «Опералия» в Вероне. И вот ведь совпадение – именно в этом городе вы и познакомились с Пласидо Доминго чуть раньше.
Аида: Да, бывают такие знаки судьбы, я к ним очень прислушиваюсь. Он пригласил меня на свой конкурс именно в Вероне. Был гала-концерт на «Арена де Верона», в котором я участвовала и пела на сегодняшний день уже коронную мою «Джульетту». За кулисами я увидела маэстро Доминго, с волнением подошла и спросила: «Маэстро, можно с вами сфотографироваться?» А он спрашивает – я была в костюме Джульетты – «Это ты сейчас пела Джульетту?» Я говорю: «Да». «Ты уже участвовала в моем конкурсе? У меня было много российских певцов». Я говорю: «Нет, еще не участвовала». И он пригласил меня. Конечно же, я сказала, что приеду и поблагодарила его. Но потом послушала записи с конкурса в Ютюб и поняла, что так, девочка, притормози. А спустя три года, после того, кстати, как я уже спела в Мариинском театре, мама, за день до окончания подачи заявок на очередную «Опералию», заполнила анкету и сказала: «Готовься». У меня оставалось ровно четыре месяца…