Ирина: В российской школе всегда уделяли много внимания технике, упражнениям, гаммам.
Люка: Гаммы – это хорошо. Я бы рекомендовал играть гаммы, но только для того, чтобы понять аппликатуру, почему она такова, как перекладывать в другую тональность. Моя преподавательница говорила, что в русской школе детей учат, как играть терции. Но от этого ребёнок не научится играть терцовые этюды Шопена. Вы знаете, после конкурса многие говорили, что мой профессиональный уровень невысок, но это означает, что конкурс имени Чайковского – фейк, потому что на него попадают люди с таким уровнем, как у меня. Я всё-таки участвовал в конкурсе, и я играл «Терцовый этюд» Шопена, и Листа, и «Ночного Гаспара» Равеля, который, вообще-то, считается невоспроизводимым. Наверно, им кажется, что в моём исполнении это недостаточно виртуозно, потому что звучало не так, как они ожидали. Шопен любил этот этюд. Он говорил о нём, что он, как сибирский ветер, как снежная позёмка, и такая картина должна помочь музыканту правильно исполнить эту сложную вещь. Но нужна «крепкая» техника! А техника у тебя в голове.
Ирина: Я абсолютно с вами согласна, но, думаю, гаммы нужны еще и для того, чтобы понимать, что такое тональности.
Люка: И это хорошо. Но играть быстрее, играть бездушно, там-там-там – нет! Нет никакого смысла учиться такой игре. И я как-то поспорил со своим другом в консерватории. Он говорил, что сперва нужно найти работу, обустроить свой быт, создать условия и тогда готовиться к конкурсам. А я сказал ему – нет! Я считаю, что должен готовиться к конкурсу в тех условиях, которые у меня есть, здесь и сейчас. Даже если трудно. Потому что, если я добьюсь успеха, то у меня появятся любые условия, которые мне захочется иметь. А что касается техники, то здесь, как и везде, приоритетом должна быть музыка. Сейчас, через четыре года после конкурса имени Чайковского, я нахожусь в лучшей технической форме, у меня улучшились условия. У меня есть свой инструмент, у меня есть возможность играть. У меня в квартире есть звукоизолированная комната, я могу репетировать. Теперь я могу улучшать свою технику. Когда я сейчас вспоминаю историю с конкурсом Чайковского, то я ощущаю свою ответственность. Ведь что там произошло? Я был воодушевлён, будучи очень молодым и неопытным артистом. Кто-то скажет, что я был технически не очень подкован, но ведь я сыграл все ноты. А ошибки – все допускают ошибки, а главное заключается в том, что я со своей музыкой дошёл-таки до финала конкурса. И это очень важный факт. Если музыкант играет очень искренно и аутентично, он может дойти до финала крупного конкурса. И дело не в том, чтобы ублажить жюри, играть технично или исполнять «Блуждающие огни» Листа или сложнейший «Хаммерклавир» Бетховена просто ради демонстрации своих возможностей. Дело в том, чтобы сыграть ту программу, которую ты выбрал. Исполнить музыку.
Ирина: Вы замечательный музыкант. Вы имеете чёткую внутреннюю позицию. Когда я говорю с вами, сразу видно, насколько сильна ваша страсть к музыке. Трудно представить, откуда у вас взялись амбиции, которые заставили вас участвовать в конкурсе?
Люка: Нет. Амбиций у меня совсем немного. Амбиции – ничто по сравнению со страстью. Как может молодого человека не будоражить возможность сыграть в Большом зале консерватории! Это магия, это сказка. Это как Гарри Поттер, которого приняли в Хогвартс. Волшебство. Для меня этот момент выступления был не тяжёлым и трудным, а волшебным. Я наслаждался этим месяцем июнем 2015-го больше, чем каким-либо другим периодом своей жизни.
Ирина: То есть вы хотели участвовать, потому что конкурс открывал для вас новый мир?
Люка: Может быть, я слишком жёстко выражаюсь, но амбиции нужно запрещать. Человек не должен заниматься музыкой для реализации своих амбиций, чтобы обеспечить себя концертами, это не имеет отношения к музыке. Если я перестану давать концерты, я всё равно буду играть. Я начал играть музыку с того момента, когда впервые услышал музыку.
Сейчас, после нескольких лет концертных туров я познакомился со многими коллегами. Некоторые говорили мне: мы не привыкли к таким людям, как ты. Я спрашивал, а что же такого особенного во мне? Но ты же такой страстный любитель музыки! И я отвечал: а в чём же проблема? Вам, наверное, стоит спросить себя, почему в вас недостаточно страсти? Это же с ума сойти можно! Музыка дана нам, чтобы очаровывать мир, делать жизнь легче, а также, чтобы образовывать людей. Я уверен в том, что, если ты слушаешь музыку, ты становишься мудрее.
Вы же видите, что происходит сейчас во всём мире? Это какой-то бардак! Люди убеждены в том, что они становятся всё умнее и умнее, а на самом деле они стали глупее, чем когда-либо. Их мало что интересует, кроме них самих.
Меня это бесит, я-то хочу глубины, мне нужны эмоции, глубокие чувства, уверенность хоть в чём-то, поэтому я должен исследовать. Я любопытен, а музыка прекрасный объект. Она стимулирует мозг, стимулирует тело. Даже с научной точки зрения – учёные ведь культурные люди. Я знаю, что есть такое понятие как музыкальная терапия. Музыка вообще позволяет делать очень многое.
Ирина: А как складывается ваша жизнь после конкурса Чайковского?
Люка: Я в основном играл сольные концерты, сейчас много выступаю с оркестрами, сочиняю камерную музыку – это возможность сыграть собственное сочинение на концертах камерной музыки. Два в одном. Я был бы огорчён, если бы перестал играть сольные концерты. Хотя тут есть одна проблема – если слишком часто играешь камерную музыку, тебя заносят в категорию камерных пианистов и начинают приглашать только на такие концерты. Это очень глупо.
Ирина: Это уж точно!
Люка: А что касается оркестра, то, начиная с конкурса, я разучиваю по пять-шесть концертов в год. Сейчас у меня примерно двадцать пять концертов. Такой ритм работы мне подходит. Концерт для фортепиано с оркестром готовить не так долго. Эта задача не сравнима с сольной программой. Сделать двухчасовую сольную программу гораздо сложнее. Ты не сможешь сделать это, если у тебя нет какой-то музыкальной концепции, чтобы построить её, сделать логичной. Для этого надо иметь музыкальные предпочтения, определённую музыкальную культуру. Я начинаю работать над сольными программами года за три до концерта и уже знаю, из чего будет состоять моя следующая сольная программа, а, может, и последующая тоже.
Ирина: Люка, а когда вы находитесь на сцене, вы чувствуете, что вы излучаете светлую, солнечную энергию в зал?
Люка: Я работаю над этим. По многим личным причинам в прошлые годы я был значительно мрачнее, чем сейчас. Сейчас я всё больше обретаю свой свет, потому что теперь меня окружают хорошие, позитивные люди. И в моей жизни стало больше света и в моей игре тоже.
Ирина: Я очень остро чувствую, находясь в зрительном зале, забирает ли музыкант у меня энергию или отдаёт мне. После некоторых концертов выходишь совершенно разбитый. А с некоторых ты не идёшь, а летишь, вдохновленный. Вы распознаете это энергетическое влияние музыканта на слушателей?
Люка: Я чрезвычайно чувствителен к этому. Если это тёмная энергия, я ухожу после первого отделения. Иногда я даже плачу.
Ирина: Вы ранимый человек?
Люка: Я разговаривал с одним другом о том, что есть люди, которые слишком близко к сердцу принимают все, что происходит вокруг них. Тех людей, у которых очень «тонкая кожа», я называю людьми сентиментальными, а те, кто чувствуют сердцем – это по-настоящему чувствительные люди. Чувствительность располагается там, где сердце, в самой его глубине.
Ирина: Как вам удается защищать себя? Ведь в нашем мире небезопасно: столько жадности, агрессии, злобы.
Люка: А я не защищаюсь. Мой отец как-то сказал: похоже, твой способ защиты – это расхаживать везде голым. Я обнаружил, что это лучший способ защиты, он снимает агрессию у других. В большинстве случаев агрессивные люди оказываются дезориентированы открытым поведением. Если ты закрываешься, то предоставляешь людям поверхность для удара. Но если никакой брони у тебя нет, то они просто исчезают. Но, конечно, иногда моя жизнь инфицируется какими-нибудь токсичными отношениями, токсичными людьми. С этой проблемой сталкиваются все, просто нужно осознавать её наличие. Мы все инфицированы.
Ирина: Главное понять это как можно скорее.
Люка, а кто ваши кумиры? Мне пришло бы в голову назвать имена Софроницкого, Скрябина, Рахманинова. Это так?
Люка: Рахманинов как пианист, конечно, но ещё меня очень вдохновляет Альфред Корто, Самсон Франсуа, Марсель Мейер, конечно, Горовиц, Артур Рубинштейн. Это гениальные пианисты. Горовиц – о нём можно много что сказать, но какой удивительной личностью он был! Он был своего рода аристократом, весёлым человеком, с невероятным интеллектом. Нам сейчас не хватает такого исполнения. Слишком много спорта, слишком много пустоголовых людей допущено сейчас на сцену. А в нём было что-то благородное, что-то аристократичное. Рубинштейн – человек такого же калибра, такого же масштаба.
Ирина: Почему мы теряем этот уровень качества?
Люка: Потому что мы потеряли культуру. Качество идёт рука об руку с культурой. Вы знаете, большинство моих друзей, когда я завожу речь об аристократии, считают, что я имею в виду буржуазию, потому что люди не знают значения слова аристократия. Это не имеет отношения к деньгам, а означает, что человек несёт в себе традицию и символы всего общества, становится как бы драгоценным камнем всего общества. Это было утрачено. Любой может разбогатеть, участвуя в каком-нибудь тупом телевизионном шоу. Так зачем же развивать мозг и становиться умнее? Такова логика. Нет, жизнь – это не только деньги, жизнь – это поиск смысла жизни. Ради чего ты просыпаешься с утра? Если только ради денег, то тебе конец. Всему человечеству конец. Я этого не понимаю. Если я и готов против чего-то бороться, так это против подобной идеологии. Она меня бесит.