– Для меня это было бы честью.
– Для меня тоже. Ты умен и сообразителен. То есть, конечно, умна… – «Как птица-говорун», – подумала Маша. – Ты говоришь со мной. Ты даже догадалась меня поприветствовать, а это очень важная часть ритуала. Не то что в прошлый раз!
– А что было в прошлый раз?
– Просто кошмар. Крики, беготня… Иной раз пытались остановить меня какими-то нелепыми машинками, что изрыгали огонь и вонючие дымы, швыряли в меня мелкими снарядами, использовавшими энергию взрыва. Смешно… – но в голосе его не чувствовалось веселья. – Не сочти за бахвальство: для вашего оружия я практически неуязвим. К тому же, мне непонятно, зачем вы пытаетесь меня уничтожить? Я в общем-то простой механизм. Или организм, считай как хочешь. Все, что мне нужно, – это прогуляться с одного конца острова на другой. И, разумеется, станцевать мой танец. Больше ничего.
– Не держи на нас зла, – сказала Маша. – Мы этого не знали.
– Коль скоро не знали, нужно было просто спросить. Я бы все объяснил. Что тут сложного?
– Видишь ли, – вздохнула Маша. – До недавнего времени у нас не было обычая переговариваться с теми, кто нам непонятен.
– Тогда, может быть, вы прекратите допекать меня успехами своей военной науки?
– Я об этом позабочусь, – обещала Маша. – Может быть, тебя порадует новость о том, что военная наука у нас стала разделом истории. Мы давно уже ни с кем не воюем.
– Вот и славно. Немного уважения никому еще не вредило. В конце концов, не такой уж я частый гость в вашем мире. Большую часть времени я лежу в самом глубоком месте океанской впадины, зарывшись в грунт, и размышляю о вечности.
– Не мог бы ты поделиться со мной своими мыслями?
– Они не покажутся тебе откровением. Ведь я простой организм. Или я уже говорил об этом? Поэтому мысли у меня простые. И ме-е-едленные. Как и сам я. Мне некуда спешить. Позади меня вечность, да и впереди, в общем, тоже. Ну вот, скажем:
Вырвавшись далеко вперед,
Рискуешь увидеть спины отставших.
Жизнь – это бег по кругу.
– Забавная мысль, – сказала Маша, хотя ничего не поняла.
– Спасибо. На самом деле, ничего особенного. Это я так умничаю. А вот еще:
Когда весь мир на тебя ополчился,
И смысл бытия безвозвратно утрачен,
Найди утешение в огненном танце.
– Похоже, кое-кто и вправду умничает, – заметила Маша.
– Я лишь пытаюсь намекнуть, что мое время на исходе. Думаю, раз уж ты сообразила, как себя со мной вести, то окажешься достаточно умна, чтобы понять, что с моим весом на суше не очень-то комфортно.
– Извини. Не каждый день удается запросто поболтать с Гигантским Чудовищем. Да еще из ушедшего мира. Наверное, я должна что-то сделать в соответствии с твоей программой?
– Для начала, – сказало Чудовище, – слезь со своего постамента и за что-нибудь ухватись, да покрепче. Всё же вы здесь такие мелкие! Уж ты как хочешь, а станцевать я должен. Будет шумно. Кстати, можешь хлопать в ладоши в такт своей внутренней музыке. Вряд ли я услышу, но мне будет приятно сознавать, что впервые за долгое время у меня снова есть аудитория.
– С радостью, – сказала Маша.
Она со всей мочи стала отбивать ладошками ритм. Поскольку Маша не сильна была в мелодических конструкциях исчезнувших цивилизаций, она как умела воспроизводила партию малого барабана из «Болеро» Равеля.
Гигантское Чудовище не возражало. Оно грузно выпрямилось во весь свой соответственный имени рост и пустилось в пляс. Так как массивная туша не слишком располагала к батманам и эшапе, танцевальный номер заключался в перевалке с ноги на ногу, игривой жестикуляции верхними конечностями и размеренном покачивании головой. Всего этого хватило, чтобы остров как следует встряхнуло, а от шезлонгов и тентов в радиусе сотни метров остались одни щепки.
– Пожалуй, достаточно, – сказало Чудовище, шумно переводя дух. – Будем считать, что программа выполнена, – оглядевшись, оно добавило: – Кажется, я не слишком здесь намусорил.
Затем Чудовище выпустило в благоговейно застывшие грозовые тучи несколько длинных языков разноцветного пламени, которые сразу же рассыпались большими красивыми звездами.
– Ты уже уходишь? – спросила Маша.
– Увы, – сказало Чудовище. – Заболтался я с тобой. Да и тяжело тут у вас, на воздухе. Пора мне возвращаться в свою впадину. Уж не знаю, стоит ли нынче топать на тот конец острова, как полагалось бы.
– Наверное, не случится ничего страшного, если сегодня ты отступишь от заведенного распорядка, – сказала Маша. – К сожалению, мы оказались не готовы к твоему визиту надлежащим образом. Но в следующий раз все будет устроено так, чтобы ты мог спокойно прогуляться по острову и вволю потанцевать. Я сама прослежу за этим.
– Буду чрезвычайно признателен, – сказало Чудовище. – А теперь… ну, ты знаешь, что нужно сделать.
Маша немного растерялась. Но, к счастью, ненадолго – еще до того, как выжидательное выражение в огромных, похожих на шлифованный изумруд, глазах Чудовища сменилось недоумением.
– Додзо го-будзи-дэ, Дай-Кайдзю, – сказала она торжественно.
– Очень мило, – заверило Чудовище. – У тебя очаровательный акцент. Впрочем, смею тебя заверить, я понял бы сказанное на любом языке.
– Но как тебе это удается?
– Я и сам не знаю, – страховидная физиономия не выражала ровным счетом ничего, но в голосе отчетливо звучала растерянность. – Тебе лучше задать этот вопрос моим создателям.
– Боюсь, они уже не ответят.
– Тогда прими это как данность.
– Хорошо, – сказала Маша и повторила уже по-русски: – Прощай, Гигантское Чудовище.
Играющая перламутровыми блестками живая гора подалась назад и начала медленно, очень ме-е-едленно отступать в морские воды. Едва только ступни ног Чудовища увязли в прибрежном песке, как время оттаяло и продолжило свой бег. С удесятеренной силой взвыл холодный ветер, зазмеились молнии, небесный гром смешался с тяжким шумом взбеленившегося прибоя.
Прямо перед Машиным носом словно бы из ниоткуда возникла мощная фигура юноши Сабуро.
– Бегите прочь, Маша-сан! – вскричал тот, раскинув руки и пытаясь прикрыть ее своей широкой спиной. – Я задержу эту тварь!
– Успокойтесь, Сабуро-сан, – печально промолвила Маша. – Гигантское Чудовище уходит.
Сабуро в растерянности опустил руки.
– Что, совсем? – спросил он.
– Через девяносто девять лет оно вернется. Как и предсказывал профессор Хисамацу в своих таблицах.
– Острову больше ничто не угрожает?
– Ровным счетом ничего.
Сабуро выглядел совершенно убитым.
– Танака… гм… Хисамацу-сэнсэй хотел расстрелять монстра из квантовой пушки, – сказал он уныло. – Он так надеялся стать спасителем нации…
– Платформа с резервными батареями, – пробормотала Маша. Она чувствовала себя спелым ароматным лимоном, но после того, как его выжали. – Будьте добры, передайте профессору, чтобы не делал глупостей. Во-первых, у него все равно ничего не выйдет. А во-вторых, он может ненароком попасть в нас и тогда ему не то что спасителем нации, а и уборщиком в зоопарке не устроиться.
– Хай, – сказал Сабуро и быстро поклонился, пряча глаза.
Пока он, отойдя в сторонку, вел переговоры с профессором по мобильному видеалу (грозные вопли Хисамацу-сэнсэя разносились окрест на несколько метров), Маша в свою очередь связалась с Пармезаном.
– Мы все видели, – сказал тот сердито. – Никому здесь не понравилось твое поведение, уж поверь. Нельзя быть такой безрассудной, если ты не в курсе.
– Энигмастеру полагается быть безрассудным, – вяло возразила Маша. – Если ты не в курсе.
– Напишешь отчет, – пригрозил Пармезан, хотя уже и не так сурово. – И прибавь к своему отпуску одни сутки. За сегодня: ты ведь работала.
– Напишу, – согласилась Маша. – Но не сейчас. Что-то я подустала от этого отдыха. Вернусь-ка я домой.
– Только посмей, – сказал Гена и отключился.
– Не надо фоток, – ввернула Стася Чехова вдогонку. – Мы про вас целый фильм сняли.
Вернулся Сабуро, встал рядом с Машей. Они глядели на то, как уходит Гигантское Чудовище и никак не может уйти окончательно. Следом за ним, собравшись в тугой косяк, уходили и грозовые тучи. Небо над островом почти расчистилось, и стало понятно, что вообще-то еще ясный день.
– Как вы догадались? – наконец проронил юноша.
– Забавно, – сказала Маша. – Чудовище тоже об этом спрашивало. Все просто, Сабуро-сан. Я любопытная. Я недоверчивая. У меня интуиция, которая позволяет делать верные выводы на основании рассеянной информации, хотя бы даже и ложной. И я не верю в злой умысел. Если мы что-то или кого-то, не понимаем, это не значит, будто нам желают навредить.
– Ах да, – сказал Сабуро. – Вы же энигмастер.
– Фильмы про Годзиллу и разных там зверушек, – сказала Маша. – Это что, операция прикрытия?
– Да, – сказал Сабуро. – Когда в двадцатом веке было документально зафиксировано первое появление Жемчужного Утеса, правительство разработало специальную программу по дезориентации общественного мнения. Была инспирирована индустрия «кайдзю эйга» – производство фильмов про разных монстров. Годзилла, мотыльки, черепахи… Это позволило растворить капли достоверной информации в потоках вымысла отнюдь не отменного качества. Само же существо, которое вы называете Дай-Кайдзю, решено было считать достопримечательностью для сугубо внутреннего пользования.
– И пытаться изредка стрелять по нему из танков, – заметила Маша с иронией, – кидаться бомбами и целиться из квантовой пушки.
– Не все наши традиции идеальны, – сказал Сабуро. Он сунул свободную руку во внутренний карман куртки и достал оттуда серебристую босоножку. – Это ваше, Маша-сан.
В другой руке у него обнаружился длинный тонкий нож с деревянной рукояткой, похожий на те, что используют местные повара для разделки морепродуктов.
– Вы с этим собирались меня защищать? – иронически осведомилась Маша.