встреть солнца", смелые русские казаки-землепроходцы.
Присмотритесь к илимке. Ее острый нос легко режет волну. Дно илимки плоское, сидит она в воде неглубоко и поэтому легко проходит через мелкие места и пороги. Подует попутный ветер — тотчас поднимается на мачте большой квадратный парус, и бежит наша илимка вперед, только руль успевай поворачивать.
Кто придумал илимку? Народ. Ангарцы сделали судно, приноравливаясь к особенностям своей реки. Ведь Ангара — река со многими странностями. Почти все реки мелки в верховьях, у истока, зато хороши для судоходства в низовьях, в устье. Ангара, наоборот, вполне судоходна уже сразу при выходе из Байкала и почти семьсот километров течет спокойно. Затем ей приходится пробивать себе дорогу через южную часть огромного Средне-Сибирского плоскогорья. Там, где путь реке преградили траппы — твердые изверженные породы, с трудом поддающиеся разрушению, — там и образовались пороги. В нижнем течении, несмотря на огромную ширину и мощь, Ангара и сейчас малодоступна большим пароходам.
Любопытна судьба ангарского судоходства. Уже в XVII веке с Енисея шли на восток по Ангаре казацкие челны. Позже река стала большой водной дорогой, трудной и опасной, но очень оживленной.
Раньше Россия вывозила из Китая много чая. Обозы с цибиками чая тянулись от Кяхты, города близ китайской границы, до самого Петербурга. Путь продолжался всю зиму. Были специальные ямщики-чаегоны. Увы, были и особые грабители — чаерезы. Чаерезы в пургу или в ночную пору подбирались к обозу и, разрезав веревки на санях, сбрасывали тюки с чаем или шелком. Горе чаерезу, если ямщикам удавалось поймать его!. Суд был короток и жесток: грабителя привязывали на морозе к дереву и обливали водой.
Какая же, однако, связь между перевозками чая и Ангарой? Ее нетрудно найти, если прочесть обнаруженное в архиве письмо одного кяхтинского купца, написанное сто пятьдесят лет назад брату в Петербург.
"Наконец-то мы отправили первую партию чая водным путем, — пишет купец. — Четыре баркаса на веслах и с парусом пойдут по Байкалу, потом вниз по Ангаре спустятся до Иркутска. Если будет на то благословение господне, два баркаса спустим до Енисея. Перевозки теперь нам обойдутся намного дешевле…"
Вел баркасы Игнат Думское, приказчик купца, набравший для такого рискованного дела команду из бывших каторжников. Нелегким было это плавание. Непреодолимым препятствием показались путешественникам ангарские пороги. "Нам почудилось, что мы попали в преисподнюю, — писал! Думсков своему купцу. — Стоял адский гром, казалось, что разверзлось само небо и оттуда хлынули потоки воды. Из клокочущей воды там и сям торчали каменные глыбы, вода крутилась и кипела, как в котле".
Трех гребцов вода смыла, и они погибли в водоворотах. Остальные выплыли. И вот наконец привели смельчаки свои баркасы в Енисейск. Слух об этом быстро разнесся по всей Сибири. Другие купцы тоже повезли товары водным путем. В сороковых годах прошлого века енисейский губернатор Степанов писал:
"Из Иркутска по Ангаре отправляются в начале июня суда и карбазы, из коих первые поднимают 2 тысячи, а последние 700 пудов; потому столь мало, что они должны встречать на сей реке беспрестанные препятствия от порогов, подводных камней и водоворотов. Препятствия сии до того затруднительны, что заставляют выгружать клади, перевозить их берегом через места опасные и снова нагружать их".
Ангара была только частью большой водной дороги. Ангарские суда спускались немного вниз по Енисею, приставали к берегу, груз перекладывался на подводы, и обычно его везли девяносто верст, до реки Кети. Здесь его снова грузили в другие баркасы и отправляли вниз по течению Кети. Кеть впадает в Обь. Из Оби баркасы бечевой поднимали против течения по ее притоку Иртышу, а затем по реке Тоболу до города Тобольска. Без карты проследить весь этот старый путь купцов нелегко. Но вот что ясно каждому и без карты: наши деды пользовались водным путем через всю Сибирь, от Забайкалья до Урала, преодолевая лишь один сравнительно небольшой сухопутный участок. Как тут не подивиться неистощимой энергии русского человека, его смекалке, его умению преодолевать препятствия!
Но что же, однако, случилось потом? Почему заглох этот путь? Прежде всего потому, что плавание вверх по Ангаре было мучительным и трудным делом, да и спуск вниз, через пороги, был связан с немалым риском. Правда, были попытки взрывами расчистить пороги, пустить в ход туэра, которые, передвигаясь на цепях, как уже знакомый нам туэр Казачинского порога, могли бы облегчить проводку караванов. Но тут началась постройка Великого Сибирского железнодорожного пути. Рельсы победили воду. Работы на Ангаре замерли.
Теперь эта светлая и быстрая река снова ожила. Сначала был расчищен проход для судов в Стрелковском пороге, расположенном всего в пяти километрах от устья. Пароходы стали плавать до села Богучаны. В 1946 году большие пароходы впервые прошли через Мурский порог и поднялись почти на пятьсот километров вверх по реке. Лишь самые мощные пороги — Шаманский и Падунский — остались пока недоступными. Всего же на Ангаре насчитывают сто шестьдесят шесть порогов, опасных мелей и коварных шивер — перекатов. Однако речники упорно стараются освоить эту реку. Почему?
Потому что Ангара — река будущего. Колоссальна энергия ее вод. На Ангаре можно построить гидростанции общей мощностью в пятнадцать миллионов лошадиных сил! Они могут дать очень дешевую энергию многим городам, фабрикам, рудникам. Если плотины перегородят могучую реку в среднем и нижнем течениях, то пороги скроются под водой, как это произошло на Днепре, и через шлюзы ангарских гидроузлов установится прямое водное сообщение. Тогда можно будет сесть на пароход в каком-нибудь порту на Байкале или даже на Селенге, спуститься по Ангаре в Енисей, а оттуда Северным морским путем плыть в Архангельск или Мурманск.
Итак, сама Ангара в будущем — неиссякаемый источник дешевой электрической энергии, удобный водный путь. А ее берега? Они заросли густым лесом, из которого можно строить дома и корабли. На Ангаре издавна добывали соль. Здесь есть богатейшие залежи каменного угля. И не только угля.
…В жаркий день по заброшенной охотничьей тропе через болотистую Приангарскую тайгу пробирались двое. Их плечи оттягивали тяжелые дорожные мешки. Один из путников нёс лопату и кирку. По виду оба напоминали чем-то золотоискателей, отправившихся на поиски богатой жилы: тот же легкий, неторопливый шаг, по которому узнают бывалого таежника, то же выражение упорства на лице.
Тропа вскоре затерялась, и путники, сверяясь по карте и компасу, пошли напрямик, продираясь сквозь чащу, где пахло сыростью и гниющими листьями. По старым, поваленным бурей древесным стволам они перебирались через речки, кипятили чай у дымного костра и после короткого отдыха отправлялись дальше. Один из них часто нагибался, осматривая попадавшие под ноги камни, доставал из ручьев обкатанную водой гальку. Но, как видно, все это было не то, что он искал.
Наконец, перебирая, окоченевшей рукой по дну безыменного студеного ключа, он не удержался от радостного восклицания. Что было на его ладони? Крупинки золота? Нет, геолог Виктор Иванович Медведков охотился не за ними. Его обрадовали какие-то невзрачные камешки. Это была руда.
Впрочем, еще нельзя было сказать, что он нашел руду. Ведь о признаках этой руды здесь, в Приангарье, знали давно. Были известны даже несколько крупных ее месторождений. Новая находка только давала ключ к поискам. Он, Медведков, должен найти не признаки, а залежи руды.
Вместе со своим спутником, охотником Пичугиным, геолог начал "прочесывать" тайгу. Камни, которые он нашел, очевидно были принесены ручьем откуда-то издалека: вода их сгладила, обкатала. Медведков пошел вверх по ручью, уперся в болотце, исходил его вдоль и поперек, но ничего не нашел. Возле болотца высилась небольшая сопка. Может быть, поблизости есть ключи? Геолог походил по сопке, даже забрался там на дерево, чтобы лучше видеть вокруг. Ручьев не было. Рядом бугрились еще несколько сопок, и только.
Тянулись дни, утомительные и однообразные. Взяв направление по компасу, Медведков продирался сквозь кустарники, зорко осматриваясь вокруг, увязая в болотах, над которыми тонко звенели тучи комаров. Карта местности, где он искал руду, покрылась параллельными линиями — маршрутами таежных скитаний. А руды не было.
Сколько километров прошел геолог по тайге? Может, три сотни, а может, и все пятьсот. И вот, когда он однажды шел по склону холма, спускаясь к какой-то речке, его внимание привлекли беспорядочно нагроможденные глыбы. Геолог ударил по одной из них молотком. Отвалился кусок, обнажив зернистый излом. Медведков взглянул — и усталость как рукой сняло: перед ним была руда, так долго ускользавшая руда!
Теперь как будто можно было вернуться к людям, выспаться на настоящей постели, съесть тарелку жирных щей вместо осточертевших сухарей.
Но Медведков не спешил в ближайшую деревню. Тайга рассказала ему лишь кое-что. Осталось неясным: какая связь между первой находкой в ручье и рудными глыбами на склоне? Там руда, тут руда… А между этими двумя местами? Может быть, где-то неподалеку скрыты богатые залежи — такие, о находке которых мечтает каждый геолог…
Медведков вернулся в знакомые места, к болотцу, откуда вытекал первый ключ. Вот и сопка. Впрочем, нет, это не та, на которую он поднимался, это другая, соседняя. Геолог добрался до вершины, огляделся вокруг. Вот оно, счастье! Справа, слева лежали точно такие же рудные глыбы, как и найденные недавно на склоне холма. Сопка состояла из руды.
Захваченный азартом искателя, геолог и на этот раз не ушел из тайги. Теперь уже и сухари казались лакомством: их было совсем немного. Но и у тайги оставалось выведать, в сущности, немногое.
…Однажды к палатке золотоискателей, которых на Ангаре немало, подошли два исхудавших, измученных человека. Их одежда истрепалась, глаза блестели голодным блеском. Но в полевой сумке одного из них была сложена потрепанная карта новых ангарских месторождений, а в заплечном мешке другого лежали тяжелые, как гири, образцы руды.