Таково прошлое Енисейской "золотой тайги".
…Не скоро еще иссякнут золотые жилы и россыпи в междуречье Ангары и Подкаменной Тунгуски. Да вот, чтобы далеко не ходить за примером: зимой 1946 года старатель Колесников нашел здесь самородок весом в 7 килограммов 202 грамма. Золотопромышленность в семидесятых годах прошлого века пришла в упадок не потому, что земля обеднела, а потому, что с помощью лопаты и таза можно брать лишь тот металл, который лежит почти на поверхности.
Итак, старатель Колесников нашел самородок. Значит, в "золотой тайге" по-прежнему бродят упрямые люди в поисках богатых жил и россыпей? Да, бродят. Идут в самые глухие дебри, пробираются на безыменные ключи, промывают песок, в котором нет-нет, да и блеснет желтая крупинка.
Но теперь артели старателей получают все, что им нужно, от конторы прииска. Они не знают нужды даже в случае неудачи поисков. Они — разведчики.
Работают старатели и на тех месторождениях, где почему-либо невыгодно применять машину.
Машина — вот главная добытчица металла в сегодняшней "золотой тайге". Не крытый корой шалаш, а добротный дом в большом рудничном поселке стал жилищем нынешнего золотоискателя. Год от году меняется облик гористого междуречья Ангары и Подкаменной Тунгуски, где властвовали некогда звериные законы старой "вольной каторги".
Сегодня в Енисейской "золотой тайге" стоят молодые поселки. Вот Северо-Енисейск, или Советский рудник. Он расположен в глухих лесах. Ему сорок лет.
Но первые десять лет жизни рудник представлял собой крохотный поселок у подножья горы, на вершине которой были заложены неглубокие штольни.
Эта гора теперь изрыта вдоль и поперек. Длина всех ее подземных ходов достигает пятидесяти километров. В шахтах, где добывается золотоносная руда, стучат перфораторные молотки, работающие при помощи сжатого воздуха. Электровозы доставляют руду на фабрику.
Конечно, очень интересно смотреть, как белые глыбы кварца, которые, казалось, не уступят по твердости ничему в мире, в фабричной дробилке в искрах и запахе серы превращаются сначала в камешки, а потом, попав под многотонные "бегуны", становятся легкой мукой. Вода смывает эту муку и несет ее на медные листы, натертые ртутью. Ртуть "притягивает" к себе золото, а каменная пыль уносится прочь. Существуют и другие способы извлечения золота из размолотой породы.
Очень интересно наблюдать и работу гидромониторов, когда струи воды вырываются из особых стволов и вгрызаются в содержащую золото землю с такой силой, что трудно себе представить. Эти струи ломают деревья, отбрасывают тяжелые камни, уносят в канаву в виде жидкой массы все то, что еще минуту назад представляло собой холмик или склон оврага. Масса попадает в обогатители, где все основано на том, что золото благодаря своему большому удельному весу выпадает на дно быстрее всех прочих частиц, размытых гидромонитором.
Но интереснее всего наблюдать работу драги.
Помню, я ехал по таежной тропе и вдруг услыхал гудок — не то заводской, не то пароходный.
Но спутник объяснил мне, что это гудит драга — наверное, на ней что-нибудь случилось, или просто одна смена кончает работу, а другая начинает.
Когда мы подъехали ближе, стал слышен "разговор" драги: скрип, глухое ворчание, скрежет.
Наконец мы увидели и саму виновницу всего этого шума, такого необычного для тайги.
Как вам описать драгу? Она напоминает и дом, и пароход, и землечерпалку, и даже, пожалуй, комбайн. Дом она напоминает тем, что у нее железная крыша, выкрашенная масляной краской, а в надстройках видны окна. Но она плавает, дает свистки и тем самым заставляет вспомнить о пароходе. Главная часть драги — черпаки, такие же, как и у землечерпалки. А на комбайн она похожа тем, что сразу делает много дел: сама землю роет, сама извлекает из нее золото, сама передвигается с места на место.
Мы долго наблюдали, как работает царица "золотой тайги". Вот, сотрясаясь от напряжения, драга вонзает свои огромные черпаки, насаженные на цепь, прямо в берег. Ее качает, легкие волны бегут во все стороны. В каждом черпаке захвачено столько земли, сколько землекопу не вырыть и за час. За первым черпаком такую же порцию загребает второй, третий, и так без конца. Ручьями, нет — потоками стекает с черпаков мутная вода. А черпаки, сбросив свою добычу в стальную огромную бочку, снова устремляются в атаку, перегрызая корни деревьев, дробя камни, хватая глыбы, В бочке между тем струи воды, не менее сильные, чем в гидромониторах, размывают добычу черпаков. Через множество отверстий этой вращающейся бочки тяжелые золотые крупинки идут на особые шлюзовые столы, а камни и пустая порода выбрасываются вон и по транспортеру уходят за корму драги.
Драга прокладывает себе целые каналы, или, как их называют, разрезы, передвигая по ним свое грузное тело, весящее почте сто тысяч пудов. Ну что против нее какое-нибудь ископаемое чудовище!
Сам мамонт показался бы заморышем рядом с драгой, а пещерного льва она могла бы убить одним из своих черпаков.
Вечером, когда на драге зажглись электрические огни, к разрезу подошли четыре человека — трое мужчин и девушка.
— Эй, на драге! Давай лодку, смена пришла.
Эти четверо должны были сменить других четырех, легко управлявшихся с машиной, заменяющей труд нескольких тысяч золотоискателей!
ГЛАВА VIII. РЕКА ТАЕЖНЫХ СЛЕДОПЫТОВ
Обь-Енисейский канал. — Землепроходец Цапаня. — Осиновский порог. — Что увидел охотник Лазарев. — Устье Нодкаменной Тунгуски — "Черный остров". — Кето — таежные следопыты. — Как охотятся на белку. — "Щеки". — Разговор с комсомольцем. — Небесный гость. — Охотник за метеоритами.
Реку таежных следопытов я впервые узнал несколько лет назад, во время экспедиционного рейса на "дикие притоки". С тех пор плаванье в глубь Эвенкии стало обычным делом, и этим мы обязаны искусству енисейских речников.
"Дикие притоки" — это Подкаменная и Нижняя Тунгуски, впадающие в Енисей. Огромные реки, они до недавнего времени были едва исследованы и пользовались самой дурной славой из-за своих порогов, мелей и коварных шивер. Даже небольшие пароходы отваживались подниматься вверх по ним не далее нескольких десятков километров, и то лишь с опытным" лоцманами. Не горели на этих реках бакены, не видно было пристаней, и эхо свистков не пугало тишину тайги. "Одно слово — дикие притоки", говорили между собой енисейцы.
А потом в тайге начались важные перемены. Новые прииски и поселки Северной "золотой тайги", примыкающей к Подкаменной Тунгуске, требовали уже столько разных машин, товаров и продуктов, что везти их на небольших катерах и баржах или зимой на санях стало просто невозможным. Кроме того, далеко на Нижней Тунгуске появились таежная столица Тура, к которой можно было попасть либо на самолете, либо по реке — других путей не существовало.
И в Москве сказали: "Довольно "диким притокам" быть дикими, их надо осваивать. Обжили тайгу, обживем и реки. Принимайтесь-ка за дело, речники Енисея!"
Вот тогда и отправился в рейс большой караван.
Его повел "Красноярский рабочий". Этот теплоход — настоящий богатырь.
Машина мощностью в тысяча шестьсот лошадиных сил вращала два винта за его кормой, где гудели буруны вспененной воды. Толстый буксирный трос повис над волнами, соединяя теплоход с десятком тяжело нагруженных железных и деревянных барж.
Мы должны были дойти по Енисею до впадения Подкаменной Тунгуски и доставить вверх по ней грузы для золотой промышленности, затем снова вернуться на Енисей и, спустившись до устья Нижней Тунгуски, попытаться проникнуть по этой реке на нашем огромном теплоходе с несколькими баржами в глубь Эвенкии, к самой Туре.
За Енисейском река снова переменилась. Здесь начался нижний Енисей — самая широкая, самая величественная часть реки, текущей теперь почти прямо на север.
Недалеко от Енисейска впадает слева река Кас, и вот какая история, нашумевшая в свое время, связана с ней.
В те годы, когда о строительстве железной дороги через Сибирь еще и не помышляли, мечтой сибиряков был водный путь от Урала до Байкала. Первые землепроходцы, перетаскивая свои легкие суденышки через волоки между реками, пользовались этим путем. Но в начале прошлого столетия такой способ передвижения безнадежно устарел: нельзя же было тащить посуху из реки в реку баржу с тысячами пудов товара! Требовалось как-то улучшить древние пути и прежде всего соединить каналом Обь и Енисей. О таком канале много судили и рядили, но все попусту.
Однажды енисейский купец Фунтусов узнал от кочевников, что река Кас очень близко подходит к реке Кети, притоку Оби. Предприимчивый купец снарядил небольшую экспедицию. Вернувшись в Енисейск, разведчики заявили, что между двумя реками без особых трудов можно прорыть канал.
Сведения об экспедиции Фунтусова попали в печать. Сначала о ней заговорили сибирские газеты, а потом даже петербургские.
Дошло до того, что царь Александр II сказал как-то министру, ведавшему путями сообщения:
— Вот мой брат Константин все говорит, что следует заняться соединением Оби с Енисеем. Я прошу обратить внимание на этот вопрос.
— Слушаю, ваше величество, — бойко ответил министр.
Царь часто забывал о своих распоряжениях. Поэтому министр решительно ничего не сделал для того, чтобы в самом деле заняться каким-то каналом в Сибири. Прошло несколько месяцев, и вдруг царь снова спросил министра:
— А в каком положении дело соединения Оби с Енисеем?
Вопрос был неожиданным, но министр не растерялся.
— Уже приступлено к изысканиям, ваше величество, — не сморгнув глазом, сказал он.
Уйдя от царя, министр призадумался. А что, если царь вздумает еще раз спросить о злополучном канале? Не миновать тогда неприятностей! Как же поступить? Отправлять в Сибирь экспедицию для изысканий поздно. Ведь он, министр, сказал, что изыскания уже начаты. И тут министерскую голову осенила блестящая мысль: никаких изысканий не делать, а сразу строить канал там, где бродила экспедиция этого купчишки.