а, присмотрелся к реке и увидел, что лед в пороге движется как-то странно. Часть льдин плыла медленно и словно толпилась в беспорядке, не зная дороги, а часть двигалась быстро, подхваченная невидимой сильной струей.
Точно зачарованный, смотрел Лазарев на движение льдов. Перед ним раскрывалась тайна порога. Охотник постарался запомнить, где лед мчался быстро, свободно и беспрепятственно, и, придя в деревню, объявил:
— Я знаю, как провести барку через порог.
Один купец решил рискнуть. Лазарев повел суденышко там, где была главная струя ледохода. Барка легко проскочила порог. Так наблюдательность помогла Лазареву стать знаменитым лоцманом. Он и его сыновья провели через порог много различных судов.
Этой же старой "лазаревской дорогой" прошел и наш огромный караван, спешивший теперь к устью Подкаменной Тунгуски. Вскоре на каменистом берегу уже можно было рассмотреть высокое и красивое здание с радиомачтами. Загремела якорная цепь, погружаясь в прозрачную, — но желтоватую, как спитой чай, воду Подкаменной Тунгуски, куда повернул наш караван.
Я пошел обедать и занял столик в уютном ресторане, из окон которого виднелась за рекой девственная тайга. На столах, покрытых белоснежными скатертями, были поставлены цветы. Мы ели вкусную янтарную уху из стерлядей. На водах Тунгуски покачивались два самолета. Пилоты и пассажиры обедали, перед тем как вылететь дальше на север. В углу сидели два охотника, их ружья были тут же прислонены к стене, и, наверное, мне удалось бы услышать какой-нибудь интересный рассказ, если бы теплоход не загудел вдруг протяжно и басовито, приглашая вернуться на его борт.
На капитанском мостике появился новый человек — лоцман с густой, окладистой бородой. Он обошел всех и каждого поздравил с началом рейса, добавляя, что вода сейчас стоит очень высоко и караван пойдет в "лучшем виде".
Так начался наш рейс по Подкаменной Тунгуске, одному из крупнейших притоков Енисея: ее длина — тысяча пятьсот семьдесят километров. Теплоход, хорошо справляясь с быстрым течением, продвигался — вперед. Мы с интересом наблюдали причуды вечной мерзлоты. Местами с гористого берега сползал в воду весь почвенный слой вместе с молодым березником, кустарником, мхом и травой. Неровности склона придавали этому "ползущему лесу" совершенно необыкновенный вид.
Опровергая привычное представление о стройных стволах, растущих прямо вверх, тут был какой-то ощетинившийся в разные стороны лес-дикобраз…
Незаметно караван дошел до фактории "Черный остров". Фактория — это небольшой поселок, где житель тайги может продать добытую пушнину и найти все, что ему нужно. Тут обязательно есть склады с товарами, лавка, красный уголок, радиостанция, иногда — доктор, а то и небольшая больница. Тут знают все последние новости, могут дать полезный совет, помочь в беде.
Строения фактории "Черный остров" прилепились на крутом берегу реки, стесненные безбрежным таежным океаном. Караван тотчас окружили "ветки" — легчайшие лодочки, выдолбленные из древесного ствола. Право, индейская пирога по сравнению с ними кажется довольно крупным судном. Плавать на ветке — большое искусство. Достаточно одного неловкого движения — и вы примете холодную ванну. Но в том-то и дело, что хозяева крохотных лодочек никогда не делают этих неосторожных движений. Ветка в их опытных руках кажется почти живым существом, наделенным необыкновенной подвижностью.
Я сошел на берег в ботинках и тотчас вынужден был вернуться обратно. Тут нужны были сапоги! Казалось, что склон так крут, что на нем не могла задержаться даже небольшая лужица воды. На самом деле весь берег сочился бесчисленными струйками, и ноги вязли в самой настоящей топи. Это тоже "шутила" вечная мерзлота. Но о ней речь будет впереди.
На стене бревенчатого дома фактории кто-то растянул для просушки три свежие шкуры. Две шкуры были медвежьи, а третья вызвала жаркий спор. Механик говорил, что это лошадиная шкура; помощник механика утверждал, что шкура принадлежит корове, которую задрали медведи, поплатившиеся за разбой собственными шкурами. Но тут подошел местный житель и разрешил затянувшийся спор.
— Шкурами любуетесь? — сказал он. — Славные были медведи, мы их недалеко от фактории подстрелили. Да и лось попался просто красавец, одни рога чего стоят.
Между тем охотники, объехавшие на своих быстрых ветках весь караван, вытащили свои суденышки на берег и собрались в кружок. Это были кето, таежные следопыты. Черные грубошерстные кафтаны с яркими нашивками были свободны и просторны. Мягкие сапоги из оленьей кожи, простые, легкие и удобные, делали бесшумными шаги охотника. На поясе кето носили ножи в грубых деревянных ножнах, а за поясом — пестро расшитые бисером кисеты из тонкой замши. Несколько не вязалось с их воинственной внешностью то, что мужчины по-женски повязывали головы платками.
Охотники набили крепчайшим листовым табаком здоровенные березовые трубки, обильно украшенные медью, и комары тотчас улетели восвояси. Да что комары! Медведь, и тот обратился бы в паническое бегство от одного дыма доброго десятка трубок, из которых каждая вмещала сразу пригоршню табаку.
Завязалась беседа. Кето, родной язык которых односложен, хорошо говорят по-русски. Родословную этого небольшого народа надо искать у древних обитателей долины верхнего Енисея. Кето переселились на север позже других племен. В предании об Осиновском пороге скрыто зерно истины. На севере у кето нет родственников. Наиболее близкий им народ — аринцы, или арины, жили далеко на юге и давно уже исчезли с лица земли. Последний аринец умер двести лет назад.
Один крупный исследователь народов Сибири раньше писал о кето:
"Эта группа охотников, совершенно обнищавшая, утратила свой национальный характер, обезличилась вконец и стала на грань определенно выраженного вымирания".
Посмотрел бы этот исследователь на кетские охотничьи колхозы, на школы, в которых учатся дети кето, на здоровую, сильную молодежь, которая уезжает учиться в Ленинградский институт народов Севера, чтобы снова вернуться на родную реку для больших и славных дел!
Кето — искусные охотники и не менее искусные рыболовы. Они очень любят рыбу, и перед гостем, заглянувшим к ним на огонек костра, тотчас появится рыба во всех видах — соленая, вяленая, сушеная, вареная, жареная. Появятся и пресные лепешки, испеченные прямо в горячей золе. Легкая, изящная посуда из коры березы, забавные игрушки, вырезанные из дерева, красивые вышивки, наконец кисеты, затейливо украшенные бисером, говорят о склонности кето к ремеслам. Но главное занятие таежных следопытов — охота.
Об охоте они могут говорить часами. Я едва успевал делать заметки в записной книжке, когда мои собеседники принялись рассказывать о белке и ее повадках.
Белка, по их словам, устраивает гнездо из мелких сучьев, мха, пуха и перьев, иногда делая в нем два отверстия — сверху и сбоку, чтобы в случае нападения какого-либо врага можно было ускользнуть через запасный выход. Впрочем, белка не очень большая домоседка и, отправляясь в поисках корма в далекое путешествие, часто не возвращается к гнезду.
— Слушай хорошо, — говорил, дымя трубкой, один охотник, а другие кивали головой в знак согласия с его словами. — Когда шибко большой мороз, белка вдет к другой белке. Собираются три, пять, десять белок. Понимаешь? Сидят в дупле, греют друг друга.
Вот, наверное, забавная картина — беличье общежитие!
— Белка плавает хорошо, — продолжал охотник. — Тунгуску может переплыть. Когда плывет, хвост кверху держит. Если ветер, волны, хвост намок — пропал, однако, зверь. Вода его сразу хватает, топит…
Белка любит кедровые орехи, но ест также семена лиственницы, грибы, лакомится ягодами, яйцами, молодыми побегами растений. Оказывается, этот милый зверек не брезгует и мелкими птичками. На зиму белка запасает орехи и шишки в дуплах деревьев, раскладывает на ветках и пнях грибы, стараясь выбрать такие места, которые не заносит снегом. Если на лакомые кедровые орехи неурожай, белка вынуждена довольствоваться семенами сосны. Но свежие сосновые шишки очень смолисты, и с ними много хлопот. Начиная зимовку, зверек сначала съедает те запасы, которые расположены подальше, а потом, в середине зимы, питается из своих ближайших "кладовых".
Белка, по мнению кето, очень "проста" по сравнению с другими четвероногими. Ее можно ловить ловушками, кладя для приманки поджаренные грибы. Но чаще всего охотники "добывают" белку ружьем.
За ценным зверьком обычно охотятся поздней осенью и ранней весной. Охотники уходят в тайгу с собаками. Пес, обнаружив белку, загоняет ее на дерево и поднимает лай. Подходит охотник и смотрит, где притаился зверек. Если белка запряталась в дупло, то он стучит топором по дереву. Чаще всего зверек в испуге выскакивает на ветку. В мороз охотник не стучит, а ждет притаившись. Белка не может неподвижно сидеть на холоде, мороз подмораживает ей пятки. Чтобы не замерзнуть, она начинает двигаться, обнаруживает себя и гибнет под пулей. Белка "крепка" на рану. Поэтому охотники стараются попасть ей точно в голову. Тогда и шкурка останется цела и лишнего заряда тратить не надо.
…До следующей фактории — Суломая — было несколько километров. Когда караван причалил к берегу, я не поверил своим глазам: среди встречавших был хорошо запомнившийся мне охотник из фактории "Черный остров". Он махал нам рукой, как старым знакомым, и широко ухмылялся. Оказывается, за полчаса до отхода каравана проворный кето сел в ветку и легкими, точными ударами весла погнал ее вверх по реке. К нашему приходу он уже успел рассказать суломайцам все новости, которые узнал на караване.
Суломай расположен на высоком берегу. Сверху видна светлая, гибкая полоса реки, убегающей между гор. В Суломае построена большая таежная школа. Красный флаг развевается над ней. Кругом торчат пни столетних лиственниц, кедры подступают к ней чуть не вплотную; рядом, под берегом, глухо шумит на камнях ворчунья-река.
В просторный, светлый класс школы зимним утром собираются ребята, ничего, кроме берега своей реки, не видевшие, и с увлечением решают задачу о том, где встретятся два поезда, более скорые, чем олени. Что такое поезд, они знают только по картинкам и по рассказам своего учителя. Учитель-кето — бывший охотник. Он учился в Ленинграде и повидал многое. Как почти везде на Севере, дети живут при школе, в общежитии, а во время каникул плавают в ветках, бродят с отцом по тайге или помогают матери выделывать звериные шкуры.