Осенью 1928 года в газетах появились тревожные заголовки: "Где Кулик?", "Безрезультатные поиски ученого"… Дело в том, что Кулик снова отправился на Подкаменную Тунгуску и достиг района падения метеорита. Тут на маленькую экспедицию обрушилась беда: один за другим заболели ее участники. Оставалось бросить собранные коллекции и возвращаться. Но Кулик поступил иначе: он отправил больных товарищей, а сам остался в тайге, чтобы докончить работу. Остался один, без запасов продовольствия, без помощников.
Долгое время от ученого не было никаких известий. Академия наук решила снарядить экспедицию на помощь Кулику. Другую экспедицию отправил журнал "Всемирный следопыт". Уже глубокой осенью эвенки провели отряд к месту, где начинался бурелом. Еще несколько часов — и экспедиция встретила Кулика, истощенного, ослабевшего, но бодрого и неунывающего. У него кончались продукты, и последние дни ученый питался мясом белок. К населенным местам экспедиция возвращалась уже в сорокаградусные морозы. Помощь в тайгу пришла во-время!
И ведь этот удивительный человек, рисковавший жизнью ради науки, был вовсе не молод: ему шел пятый десяток, за его плечами была революционная работа, заточение в крепости, фронтовая, окопная жизнь, многолетние скитания в поисках метеоритов.
Год сменялся годом. Тайна тунгусского метеорита по-прежнему не давала покоя ученому. Еще одна экспедиция. Еще одна. Незадолго перед войной знаменитого охотника за метеоритами можно было встретить на улицах ангарского села Кежмы. Высокий, сутуловатый, он шагал, стуча тяжелыми дорожными башмаками. На голове у него была тюбетейка, а в руках кожаный шлем летчика. Глядя через очки своими добрыми глазами, он говорил знакомым:
— Вот, собираюсь полетать над своим метеоритом.
И верно, тунгусский метеорит был "его" метеоритом, его мечтой, его целью. Ученый говорил о нем тепло и проникновенно, как говорят о чем-то дорогом, близком. Два лета самолет, на борту которого находился профессор Кулик, кружил над буреломом. Теперь удалось составить точный фотоплан места падения. Если бы удалось еще найти осколки!..
Но осколки так и не были найдены. Леонид Алексеевич Кулик не смог продолжать поиски. Когда началась Отечественная война, он подал заявление о вступлении в партию и ушел добровольцем на фронт. Ему было тогда почти шестьдесят лет, но он шел в атаку рядом с молодыми солдатами. Вражеская пуля ранила его. Рана оказалась смертельной…
Метеориты летят к нам посланцами далеких, загадочных миров. Это гости из Вселенной. Люди науки, отдающие лучшие годы жизни поискам и изучению метеоритов, помогают разгадывать великие тайны природы.
Путь советского ученого через глухую, болотистую тайгу у Подкаменной Тунгуски был путем к познанию звезд. Этим путем идут сейчас другие.
ГЛАВА IX. "ТУРУХАНКА"
Край ссылки. — По тюрьмам и этапам. — В глухих деревушких-станках. — "Да здравствует жизнь!"i — Кораблекрушение у острова. — Наставник капитанов. — В ледяной воде. — Ветеран Енисея. — Торговые гости плывут в Сибирь. — Древний город Мангазея.
Та часть Енисея, которая заключена между устьем Подкаменной Тунгуски и устьем Нижней Тунгуски, едва ли не самая неинтересная для путешественника. Берега однообразны. Еще не кончился лес, но и не началась тундра. Все вокруг точно слиняло. Кажется, что караван движется мимо одних и тех же берегов.
Река вступила здесь в пределы бывшего Туруханского края — гибельного края царской ссылки.
Царь хотел превратить Туруханский край в огромную тюрьму. Тут давили все живое, старались сделать побережье Енисея мертвым, пустынным, наводящим тоску и отчаяние. Тяжело дышалось здесь постоянным жителям, родившимся и выросшим среди суровой природы. Что же тогда говорить о тех, кого царское правительство ссылало сюда на долгие годы!
Представьте себе путь этих людей. После одиночных тюремных камер их гнали по этапам в кандалах или везли за решеткой в арестантском вагоне в Сибирь. Долгой и мучительной была эта дорога. Ничего еще, если ссыльный успевал добраться до Енисея летом: тогда его хоть не держали несколько месяцев до навигации в каменном мешке красноярской тюрьмы, а сразу отправляли дальше, на север.
Вагон сменялся трюмом вонючей баржи, куда едва проникал свет. Затхлая вода плескалась под настилом на дне. Сыро, душно, тесно. Немногим лучше было и тогда, когда ссыльного отправляли вниз по реке в лодке. Величественный Енисей, суровая краса его берегов сначала успокаивали подневольного путешественника. Жандармы, развалившиеся в лодке, казались такими жалкими, ничтожными и бессильными в этом царстве бескрайных вод и бездонного голубого неба. Но чем дальше на север, тем труднее становилось плаванье.
Под осень ледяной, пронизывающий ветер с океана терзал ссыльного, тщетно кутавшегося в ветхое пальто или пиджак. Холодные волны заливали лодку. Кружился в воздухе снег — предвестник унылой полярной ночи.
Но вот наконец и село Монастырское. Ссыльного выводят на крутой берег. Оглянувшись вокруг, он видит белую церковь, приземистые серые дома, разбросанные довольно беспорядочно, тротуары из досок над топкой грязью, длинный, напоминающий барак, дом полицейского управления, обугленные срубы, оставшиеся после недавнего пожара. По песчаному косогору над Енисеем — землянки ссыльных. Там, где в Енисей впадает Нижняя Тунгуска, — крытые берестой чумы остяков. Пустынно и дико вокруг. Только парус рыбака на бескрайных водных просторах оживляет эту безрадостную картину.
Но далеко не всех ссыльных оставляли в Монастырском. Это казалось царскому правительству слишком опасным. К тому же, живя в одном месте, ссыльные могли поддерживать, ободрять друг друга. Это тоже никак не входило в расчеты царских жандармов. Ведь они-то добивались того, чтобы сломить дух и волю ссыльного, подорвать его здоровье, сделать Туруханский край его могилой.
Поэтому наиболее опасных революционеров отправляли из Монастырского по глухим деревушкам — станкам. Там они должны были жить почти в полном одиночестве. Ни газет, ни книг, ни друзей. Нередко уже к середине бесконечной полярной ночи кончался керосин, и чуть не круглые сутки приходилось сидеть либо в полутьме, либо при свете лучины, слушая, как где-то с грохотом трескается от лютого мороза промерзшая земля.
Вокруг расстилалась снежная равнина. Глубокие сугробы подступали к самому порогу избушек. Лишь северное сияние озаряло временами темный небосклон.
Конечно, у многих, попадавших в Туруханский край, немедленно возникала мысль о побеге. Бежать, скорее бежать из этих гиблых мест, пока еще есть силы, пока простуда, недоедание и болезни не унесли здоровья! И сначала ссыльному кажется, что бежать не так уж трудно. Стражник живет в отдельной избе. Жители станка с утра до ночи заняты тяжелым трудом — им не до ссыльного. Кругом сколько угодно укромных мест, где можно первые дни переждать погоню.
Но на самом деле бежать из туруханской ссылки было почти невозможно. На севере ждала неизбежная голодная смерть в безлюдной тундре. На восток и запад простирался океан непроходимой тайги, где бродили лишь хищные звери. Тут не было не только дорог, но и троп. Непосилен был одинокому путнику, не знающему законов таежной жизни, путь через эти дебри, где во многих местах не ступала еще нога человека. Оставалась одна дорога — Енисей. Но здесь не дремала полиция. У крутых берегов, где не было обходных путей, устраивались засады. У Осиновского порога, который не могла миновать стороной ни одна лодка, всегда стояли наготове быстроходные моторки. Полицейский кордон в Ворогове проверял всех плывущих и идущих вверх по реке, немедленно задерживая того, кто казался хоть сколько-нибудь подозрительным.
Отчаяние и безнадежность овладевали ссыльными, когда они убеждались, что побег невозможен. Неудивительно, что один из первых туруханских ссыльных, декабрист Шаховский, сошел с ума. Многие кончали жизнь самоубийством. Были и такие, которых ссылка делала калеками на всю жизнь.
Гиблую "Туруханку", как называли ссылку на север Енисея, могли стойко, с честью вынести лишь люди могучего духа, могучей силы воли, непоколебимой веры в светлое будущее.
Такие люди были. В туруханскую глушь они пришли борцами, не сложившими оружия, Они и здесь тысячами невидимых нитей оставались связанными с народом и в народе черпали силу и бодрость.
Это были большевики.
В июне 1913 года в Монастырское был доставлен один из крупнейших организаторов большевистской партии, Яков Михайлович Свердлов — "товарищ Андрей". По ухабистой дороге его повезли через тайгу, туда, где на высоком каменистом берегу Енисея прилепилось несколько низеньких, старых изб. Это был станок Сели-вановский.
Свердлов поселился в комнате с двумя подслеповатыми окнами, с нависшим над головой потолком. Здесь Якову Михайловичу предстояло жить долгие месяцы, не встречаясь с товарищами по революционной работе, жить в отрыве от мира.
В Туруханский край был вскоре после Свердлова выслав товарищ Сталин. В Краткой биографии товарища Сталина рассказывается:
"23 февраля 1913 года Сталин был арестован на вечеринке, устроенной Петербургским комитетом большевиков в зале Калашниковской биржи. На этот раз царское правительство высылает Сталина в далекий Туруханский край на четыре года".
Товарищ Сталин сначала жил под надзором полиции в станке Костино.
Это было крохотное селение на берегу Енисея, в нескольких десятках километров от Монастырского.
Угрюмая, заболоченная тайга подступала к избам рыбаков. Станок был так мал и глух, — что пароходы около него почти никогда не останавливались. Зимой пурга заметала тропы, и только столбы дыма, поднимавшиеся в морозном воздухе, напоминали о том, что среди снегов здесь живут люди.
Поселив товарища Сталина в Костино, царские жандармы не успокоились. Они не были уверены, что им удалось лишить товарища Сталина возможности вести революционную работу. Аресты, тюрьмы, ссылки, следовавшие друг за другом, до сих пор не дали никакого результата. С 1902 до 1913 года товарищ Сталин арестовывался семь раз, был в ссылке шесть раз, бежал из ссылки пять раз.