Новую Мангазею в конце концов постигла судьба старой. Она захирела и опустела.
Нынешний город Туруханск стоит в другом месте — там, где когда-то мангазейцы построили Троицкий монастырь и около него село Монастырское. Он расположен на высоком, обрывистом берегу, у впадения в Енисей самого мощного притока — Нижней Тунгуски. Это город рыболовов и охотников, центр большого и богатого района. Здесь находится крупный питомник, в котором разводят черно-бурых лисиц.
Мы только что приблизились к берегу, около которого стояла целая флотилия рыбацких лодок, как навстречу каравану понеслась легкая моторная лодка. В ней стоял человек в морской фуражке и делал нам какие-то знаки. Пока мы строили догадки, кто бы это мог быть, гость уже вскарабкался на палубу. В руках он держал исписанный бланк. Это была радиограмма. Капитан быстро прочел ее.
— Мы не будем останавливаться в Туруханске, — сказал он и сложил листок вчетверо. — Нам нельзя медлить ни минуты. Сейчас на Нижней Тунгуске половодье, но ожидается сухая погода и быстрое обмеление реки.
Капитан взялся за ручку свистка. Рулевой начал крутить штурвал.
Нос теплохода повернулся в сторону Нижней Тунгуски.
ГЛАВА X. КАРАВАН ИДЕТ В ЭВЕНКИЮ
"Корчага". — Белая ночь на Нижней Тунгуске. — Графитный рудник. — Кто такие эвенки? — Про оленей. — Древности Таймуры. — Походы мангазейцев. — Таежная столица. — Прощай, Тура!
Итак, мы не надолго покинем Енисей и отправимся по Нижней Тунгуске, в глубь земли эвенков, в те глухие места, которые еще неточно положены на карты и где еще далеко не везде ступала нога человека.
Наш караван плывет сначала вдоль высокого берега, поросшего ельником. Дома Туруханска становятся все меньше и меньше и наконец совсем исчезают. Идет не то дождь, не то снег. Скрываются за серой пеленой и далекие горы, сверкавшие на горизонте снежными вершинами.
— Ну, сейчас будет "Корчага", — предупреждает лоцман рулевых, и в голосе его звучит тревога. — Тут надо не зевать!
Издали доносится какой-то глухой шум и что-то вроде чавканья или всхлипыванья.
Так вот она, знаменитая тунгусская "Корчага"! Посреди реки мы видим гигантскую воронку воды. Вырванная половодьем лиственница плывет к водовороту. Одно мгновение — и ее уже засосало в пучину. Она вынырнет где-то далеко, очищенная от сучьев и коры бешеной силой реки.
Горе неосторожному рыбаку, лодка которого попадет в "Корчагу"! Да что лодка: были случаи, когда водоворот засасывал большие илимки, а выбрасывал лишь щепки и обломки.
"Корчага" глухо ворчит и стонет, точно жалуется на кого-то. Это большие камни на дне стукаются друг о друга, и звук, приглушенный слоем воды, становится похожим на голос неведомого животного. Говорят, в тихий день ворчание "Корчаги" слышно даже в Туруханске.
Признаюсь, я с опаской наблюдал за страшным водоворотом. Конечно, наш теплоход — не лодка и не илимка, но кто его знает, как может обернуться дело. И действительно, теплоход вдруг потянуло в сторону "Корчаги". Караван встал почти поперек реки. Баржи, которые мы вели за собой, стали беспокойно рыскать из стороны в сторону.
— Правей, правей держи! — взволнованно закричал лоцман. — Еще правей!
Лицо его посерело, всем телом он подался как-то вбок, точно желая помочь судну.
Нет, все-таки теплоход оказался сильнее! Преодолев всасывающие струи "Корчаги", караван выровнялся и стал, уходить все дальше от неприятного места.
Но каким образом получился этот гигантский водоворот? Дело в том, что на обоих берегах в этом месте в реку вдаются два мыса, один немного дальше другого. Они резко меняют направление реки. Вода, ударившись в один мыс, словно отскакивает от него и направляется к противоположному берегу. Но там ей путь преграждает другой мыс. Течение как бы закручивается, образуя водоворот.
В нижнем течении Тунгуска петляет между гор. Река здесь не шире полукилометра. Берега угрюмы, местами они заросли лиственницей и елью. Кое-где к воде подступают скалы, то совершенно голые, то расцвеченные бледнозелеными пятнами мхов. Их суровость и мрачность еще более подчеркивались отвратительной погодой. Тяжелые рваные тучи неслись низко-низко, чуть не задевая за скалистые горные вершины, покрытые снегом. Такие вершины, на которых ничего не растет, здесь называют "гольцами". Лоцман показал мне гору, прозванную "Головой мудреца". Действительно, она очень напоминала большую голову с клочьями седых волос.
Следом за "Корчагой" нам предстояло преодолеть Большой порог.
"Как, опять Большой порог?" скажете вы. Да, опять. Почти все сибирские реки порожисты, и на каждой из них один порог всегда больше других. Это и есть Большой порог. Таким образом, даже маленькие реки имеют свои большие пороги.
Можно привыкнуть к неприятностям, которые приносят сибирские реки путешественникам. Но все же Большой порог на Нижней Тунгуске еще раз заставляет задуматься над тем, каким мужеством и выдержкой должны обладать сибирские капитаны и лоцманы.
Представьте себе два каменистых берега, между которыми вода мчится со скоростью восемнадцати-двадцати километров в час, пенясь и клокоча. Сначала вам кажется, что здесь вообще невозможно пройти, что река перегорожена сплошными грядами острых камней. Но лоцман находит проход между этими препятствиями. Он точно знает, где какая глубина и где наименее бурное течение.
Конечно, сразу вести за собой две-три баржи через порог не может даже самый мощный буксировщик. Сначала мы берем одну, а остальные дожидаются очереди, став на якоря.
Машина работает изо всех сил, а кажется, что мы стоим на месте. Только по тому, как медленно уплывает назад какой-нибудь бугор или дерево на берегу, можно заметить, что судно все же движется. Вот рядом с бортом показывается первый камень, высунувшийся своей скользкой вершиной из воды. Его называют "Сторожем". Он сторожит вход в порог. Рядом со "Сторожем" огромная плоская "Плита". Волна воды то совсем закрывает ее, то обнажает снова. Малейшая оплошность лоцмана — и теплоход ткнется в камни. Малейшая заминка в машине — и нас отбросит назад, на "Сторожа". Но все идет без заминок.
Наш теплоход пробивался через порог хотя и медленно, но самостоятельно. Менее мощным судам приходится поступать иначе. Они не могут силой своих машин преодолеть течение. Поэтому матросы сначала посуху тянут длинный металлический канат и один его конец закрепляют в скалах выше порога. Когда это сделано, канат начинают наматывать носовой лебедкой. Выходит, что судно, во-первых, подталкивается! вперед работающей на полную мощь машиной, а во-вторых, подтягивается на канате. Так оно хоть и с черепашьей скоростью, но все же подвигается вперед.
Мы перетаскивали караван круглые сутки: ведь темноты в здешних местах летом не бывает.
Белые ночи! Мне никогда не забыть того, что я увидел на Нижней Тунгуске однажды июньской ночью. Было поздно. Я потушил свет в каюте и выглянул в иллюминатор. Посмотрел — и сначала ничего не мог понять: передо мною расстилался самый настоящий зимний пейзаж. Ночь была холодная. Выпал снег. Он лежал шапками на темных елях, покрыл прибрежные камни. Кругом было не очень светло — так, как бывает ранним январским утром. Только торопливые речные струи нарушали картину "зимы".
Нижняя Тунгуска — огромная река. Она длиннее Днепра, почти вдвое длиннее Рейна и лишь немного уступает Дунаю. Она протянулась более чем на две с половиной тысячи километров, пришла к Енисею с востока, почти от берегов другой великой сибирской реки — Лены. Ее истоки настолько близки от ленских вод, что, кажется, достаточно прорыть небольшой канал — и можно открыть сквозное сообщение Лена — Енисей. Но увы! Если бы даже такой канал существовал, добираться до него с Енисея через бесчисленные пороги и перекаты было бы настолько трудно, что все равно пришлось бы рано или поздно отказаться от затеи.
Нижняя Тунгуска — пустынная река. Фактории здесь редки. Можно плыть двое суток и почти не встретить признаков человеческого жилья, за исключением заброшенных охотничьих избушек, прилепившихся над впадающими в реку горными потоками.
Но за Большим порогом начались сравнительно спокойные и обжитые места. Мы прошли почти триста километров и теперь подходили к Ногинскому графитному руднику. После холодных дней и надоевшего летнего снега выглянуло наконец солнце. Сразу стало радостней на душе. А тут еще на горе, надвое разделенной долиной ручья, показались строения рудничного поселка, запахло дымом человеческого жилья. Совсем хорошо!
Нижнюю Тунгуску природа наградила щедро, почти расточительно. Да вот, например, рудник, у которого караван бросил якоря. В обрыве берега был отчетливо виден матовый пласт графита толщиной в несколько метров. Не надо рыть шахты, проходить штольни: бери прямо с поверхности и грузи в баржи. Здесь так и делают, поднимая только за зиму добытые куски графита повыше на берег, чтобы ранней весной, во время разлива, река не утащила их в воду.
Но в Ногинске есть не только графит. Пока теплоход ставил баржи под погрузку, мы небольшой компанией пошли побродить по берегу. Миновали поселок, стали подниматься в гору. Итти тяжело: приходится все время прыгать с кочки на кочку. Кругом камни, мох, болото. Лекарственно пахнет богульник, между пней журчит вода. Где-то монотонно кукует залетная гостья.
Наконец перед нами возникает вход в шахту. Опять гора черного камня. Но это уже не графит, а уголь. Уголь встречается на Нижней Тунгуске почти повсюду. Очень многие считают, что запасы Тунгусского бассейна превосходят запасы старой всесоюзной кочегарки — Донбасса и могут поспорить с Кузнецким бассейном.
Угли здесь разные: от низкосортных бурых до отличного антрацита. Придет время, и города горняков возникнут на берегах реки. Стальная колея рассечет тайгу, и эшелоны с углем помчатся отсюда во все стороны.
Что еще есть на Нижней Тунгуске, кроме угля и графита? Правильней было бы сказать: чего только нет на Нижней Тунгуске! Вот, например, исландский шпат, очень нужный в оптике. У нас в Советском Союзе добывается примерно три четверти его мировой потребности, и наилучший исландский шпат встречается именно здесь, на Нижней Тунгуске. Геологи находили вблизи реки и другие полезные ископаемые. Некоторые считают, что здесь есть нефть. А древесина, а драгоценные меха, а рыба? Кто подсчитывал их неисчерпаемые запасы?