Позже мне рассказали, что с внезапными ветрами дело обстоит не так просто, но что в общих чертах мой уличный собеседник был прав.
Тува расположена в большой котловине, по форме несколько напоминающей грушу, повернутую узким концом на запад. Со всех сторон ее стеной окружают хребты, поднявшиеся на высоту двух и более километров. Вся Тува — это комната с толстыми стенами, без окон и дверей, а значит и без сквозняков. Ветры дуют выше стен. Летом в котловине застаивается перегретый солнцем воздух, люди задыхаются от жары. Зимой в ней неподвижно лежит морозная мгла, термометр падает все ниже и ниже, тепло земли уходит, излучается в безоблачное, черное и звездное по ночам небо. Зато в горах летом прохладно, а зимой сравнительно тепло: там ведь происходит движение воздуха, туда приходят воздушные струи из стран с менее континентальным климатом.
В Туве можно наблюдать явление "дождевой тени". Влажное дыхание далекого Атлантического океана, проникающее в глубь материка, доходит и до хребтов, окружающих Туву с запада и севера. Но хребты перехватывают влагу, осаждают ее своими холодными вершинами в виде дождей и снега. От гор на котловину ложится "дождевая тень": ветры, у которых уже отнята почти вся влага, проносятся высоко над жаждущими степями. Ее остатки они отдадут в другом, восточном конце котловины, снова столкнувшись с хребтами.
Холодный, а значит и более тяжелый, горный воздух скатывается по долинам довольно мирно и бесшумно. Он образует ровный, не очень сильный ветерок. Ветер, который, напротив, ведет себя очень буйно и даже срывает крыши, образуется от летнего перегрева воздуха. Этот воздух бурно устремляется вверх, образуя нечто вроде воронки, в которую втягиваются и окружающие воздушные слои. После того как массы легкого горячего воздуха поднимутся высоко над землей, их место у поверхности занимают более холодные, ветер быстро утихает, пыль садится на траву и дороги, становится легче дышать.
Кызыл находится примерно на широте Лондона, Варшавы, Курска. Но среднегодовая температура в Кызыле 3,8 градуса мороза, а в Лондоне — 9,8 градуса тепла. Кызыл — самый холодный из всех городов мира, расположенных на одной с ним широте. Вот что значит резко континентальный климат в центре Азии, в котловине, приподнятой почти на полкилометра над уровнем моря и окруженной кольцом гор, за которые цепляются облака!
Кызыл расположен у колыбели Енисея. Здесь сливаются два его истока — Бий-Хем и Каа-Хем, давая начало великой сибирской реке. Конечно, я в первый же день поспешил и берегу, чтобы своими глазами увидеть рождение богатыря.
Реки-близнецы сходятся почти под прямым углом. Бий-Хем несет свои воды мощно и плавно. Каа-Хем прибегает к месту встречи торопливо и стремительно. Он быстр, напорист и заставляет более спокойного старшего брата уступить: образовавшийся после слияния этих рек Енисей лишь немного отклоняется от прежнего направления Каа-Хема.
Над слиянием рек-близнецов — высокая гора. На ее вершине огромные буквы из белых камней образуют слово "Ленин". Это слово видно с любой улицы города. Его издали замечает пассажир летящего из-за Саян самолета. С любой дороги, ведущей в Кызыл, взор путника привлекают все те же белые буквы, слагающие великое и дорогое имя.
Крутясь воронками водоворотов, мчатся струи голубого Енисея. Он здесь действительно голубой, но это не цвет воды, а цвет яркого, почти всегда безоблачного неба, отраженного водой. Откуда же прибежали сюда эти струи, чтобы, омыв берега у Кызыла, продолжать свой путь?
Бий-Хем, или Большой Енисей, приносит воды из северо-восточного угла области, называемого Тоджей. Там высоко в горах, у самой границы Тувы, есть озеро Кара-Балык. Оно-то и дает начало Бий-Хему. До сих пор первые сто километров его пути показаны на карте голубыми точками: это значит, что тут не было подробной съемки и направление реки нанесено по рассказам и описаниям. Тоджа — край оленеводов и охотников. На прохладных высокогорных пастбищах бродят стада прирученных северных оленей, точно чудом занесенных сюда, так далеко от Заполярья. Тоджинский район — одно из самых глухих и малодоступных мест земного шара. Тут нет наезженных дорог, и вьючная лошадь с трудом пробирается по горным тропинкам. Да и сам Бий-Хем мало пригоден для путешествий. Точно бешеный зверь, ревет река, пенясь водопадами, пробивая путь между розовыми и красными скалами. Только последние полтораста километров перед Кызылом доступны для сплава плотов в половодье. Когда же вода спадет, Бий-Хем становится судоходным лишь до ближайшего крупного порога — Утинского, где река течет между скалами зеленоватого порфирита.
Труднодоступность очень замедляет хозяйственное развитие Тоджи. Многие тоджинцы все еще живут в шалашах — чумах, покрытых корой березы. Это последний уголок старой Тувы.
Каа-Хем, или Малый Енисей, подходит к Кызылу с юго-востока, из лесостепи. Начинается он также из озера, расположенного на высоте почти полутора километров. Оно называется Тери-Холь. Малый Енисей менее извилист, чем Большой, и берега его гуще населены. В лесостепи и холмистой степи вдоль Малого Енисея живут скотоводы и земледельцы. На пастбищах бродят стада овец и коров, табуны лошадей. И уже не олени, а верблюды пасутся в долине реки. Тут не видно берестяных чумов: их сменили бревенчатые избы либо войлочные юрты.
Вдоволь налюбовавшись реками-близнецами, слившимися в голубой Енисей, я отправился в городской парк, где заманчиво благоухали заросли бальзамического тополя. Вот удача! В парке как раз начинались состязания лучших тувинских борцов. Борьба называется "хуреш". Тувинцы борются в коротких курточках, которые почему-то называют жилетками, хотя у жилеток рукавов нет вовсе, а здесь вся курточка состоит почти из одних рукавов.
Перед схваткой борцы исполняют особый "танец орла", размахивая руками, как крыльями, и высоко подпрыгивая, точно собираясь взлететь. Побежденным считается тот, кто во время борьбы хотя бы на секунду коснулся земли рукой или упал на колено либо на бок. У каждого свой секундант, который кричит, суетится, подбадривает борца, а иногда и пребольно хлопает его для того, чтобы тот был злее. По-моему, секундант от криков и суеты устает больше, чем сам борец.
В парке я увидел старую афишу, приглашавшую посмотреть спектакль тувинского национального театра. Мне рассказали, что первое представление в Кызыле состоялось лет двадцать назад. Пьесы не было. Да и как можно написать пьесу, когда никто не умеет писать на родном языке? Поэтому актеры просто договорились между собой о том, что примерно должно произойти на сцене, и дальше действовали кто как умел. Теперь театр ставит большие пьесы русских и тувинских драматургов. Увы, посмотреть спектакль мне так и не удалось. Дело в том, что летом актеры ведут кочевой образ жизни. Верхом на лошадях, через тайгу, по головокружительным горным тропам они пробираются в отдаленные становища, где о театре и не слыхивали. Представления даются под открытым небом, в середине кружка немилосердно чадящих трубками и до крайности взволнованных и возбужденных зрителей. Зрителям очень нравится рассказ о том, как хитрая лиса выманила у падкой до лести вороны кусок сыра "пыштаг": басня Крылова и в лесной чащобе звучит живо и остро.
В Кызыле издается несколько газет на русском и тувинском языках. В городской библиотеке, у входа в которую стоит древнее каменное изваяние, можно найти почти любую книгу. От библиотеки рукой подать до музея и картинной галлереи, подаренной Кызылу ленинградцами. Белые каменные здания школ едва ли не самые большие и красивые дома в городе.
Как-то в воскресенье я бродил по улицам оживленного и веселого Кызыла. В парке играла музыка, у входа в кино толпились нарядные горожане. Вечерело, от реки потянуло сыростью. Мне захотелось взглянуть на Енисей. Река, ставшая холодной, серой, быстро мчалась мимо потемневших берегов. Далеко-далеко пламенели в последних лучах невидимого солнца снежные вершины Саян.
За оградой, на самом берегу, я увидел белый обелиск. При неверном свете уходящего дня можно было разобрать надпись: "Вечная память красным партизанам, геройски погибшим в 1919 году в борьбе против контрреволюционных банд…"
У обелиска лежали цветы. Жители города не забыли борцов, сложивших головы за счастье тувинского народа.
Мое путешествие по Енисею началось на плоту.
Нам предстояло спуститься из Кызыла до города Шагонара. Плот был маленький, из нескольких бревен — так называемый "салик". Оттолкнувшись шестом от берега, мы вверили свой незатейливый корабль волнам Енисея…
Плыть было весело. Река мчалась зло и стремительно, крутя плотик. Серые, безлесные горы отодвинулись от Енисея. Рощи бальзамического тополя зеленели на берегу, смотрелись в воду с многочисленных островов. Енисей все время был неспокоен: он шумел около скал, кое-где вдающихся в реку, и перекатывал по дну гальку, как-то по-особенному щелкая камнем о камень. Если хорошо прислушаться, наклонив ухо к самой воде, то можно было различить тонкий своеобразный свист или шуршание крупного песка, гонимого течением.
Вскоре мы достигли местности, которую называют "Сорок Енисеев". Может быть, Енисеев тут было меньше сорока — не знаю. Во всяком случае, река вдруг разделилась на множество мелких рукавов — проток. Тальник купался в тихих заводях. Недалеко от нас вспорхнула стайка уток. Откуда-то появились чайки, ловко нырявшие за рыбешкой. Мы залюбовались всей этой картиной и свернули не в тот рукав. С большим трудом удалось нам преодолеть мелкие перекаты, бредя по колено в воде и изо всех сил толкая плот сзади.
Наконец вдали показалась высокая гора, вернее — скала серого мрамора. На ее склоне, обращенном к Енисею, виднелась еще кое-какая зелень; противоположный склон был совершенно гол и безжизнен.
— Это Хайеркан — "Медведь-гора", — сказал мой товарищ по плаванию. — Вот, послушай, что рассказывают про эту гору старые люди. Давным-давно жил в этих местах могучий колдун — шаман. Был у него сын Иммакай. Старый шаман хотел научить сына разному колдовству, чтобы тот мог властвовать над людьми, держать их в страхе. Но Иммакай был человек простой, добрый. Вольная жизнь в горах была ему дороже всего. Он бежал от отца. Разгневался шаман, стал искать сына. Следы вели на этот вот Хайеркан, только тогда он был покрыт густым лесом. Вызвал шаман злых духов, те кружатся над горой, да только все попусту: удалец Иммакай легко уходил от них потайными тропами. Тогда старый шаман созвал колдунов со всей страны. Ночью они стали бить в бубны и выкрикивать какие-то заклинания. И появились на небе огненные облака, стрелы молний посыпались на гору, на тот ее склон, где скрывался беглец. Рычали звери, выл ураган, бушевало пламя, пожирая лес. Утром только черное пожарище виднелось там, где вечером шумели березы. Погубил сына старый шаман. Но только после этого страшного дела его прокляли все, даже другие колдуны. С тех пор он обернулся ветром и, не находя себе покоя, воет над горой. А на склоне, сожженном небесным огнем, так ничего и не растет, — закончил рассказчик.