– Трудно быстро побороть привычку и расстаться с той маленькой девочкой, – весело отозвалась Энн. – Четырнадцать лет я была ею, а взрослею меньше трех. Думаю, оказавшись в лесу, всегда буду чувствовать себя ребенком. Только на пути из школы домой я могу немного помечтать… и еще с полчаса перед сном. Остальное время посвящено учительству, самообразованию и помощи Марилле по уходу за близнецами, так что фантазиям места нет. Но за короткое время перед сном, оставшись одна в своей комнатке под крышей, я переживаю необыкновенные приключения. Я всегда представляю себя какой-нибудь выдающейся, исключительной персоной… знаменитой певицей, или сотрудницей Красного Креста, или королевой. Вчера я была королевой. Очень увлекательно воображать себя королевой. Одно удовольствие – никаких неудобств и обязанностей. Можно в любой момент выйти из роли, что невозможно для королевы в реальной жизни. А в лесу мне нравится представлять себя дриадой, живущей в дупле древней сосны, или крошечным ночным эльфом под сухим листком. Белая береза, которую я целовала, – моя сестра. То, что она дерево, а я девушка – разница не принципиальная. А ты куда направляешься, Диана?
– К Диксонам. Я обещала раскроить новое платье. Может, заглянешь к ним вечерком? Вместе бы пошли домой.
– Возможно… раз Фред Райт уехал в город, – сказала Энн с самым невинным выражением лица.
Диана покраснела, покачала головой и пошла своей дорогой. Однако рассерженной она не выглядела.
Энн была настроена навестить вечером Диксонов, но не сложилось. В Зеленых Крышах творилось такое, что ни о чем другом нельзя было и помыслить. Марилла с глазами, полными ужаса, встретила ее во дворе.
– Дора пропала.
– Дора? Пропала?! – Энн взглянула на Дэви, который в этот момент раскачивался на калитке с затаенным лукавством в глазах. – Ты знаешь, где она, Дэви?
– Не-е… не знаю, – твердо ответил Дэви. – Не видел ее после обеда, ей-богу.
– Я ушла около часа, – сказала Марилла. – Внезапно стало плохо Томасу Линду, и Рейчел срочно послала за мной. Когда я уходила, Дора играла с куклой на кухне, а Дэви за сараем лепил из глины куличики. Домой я вернулась только полчаса назад… и Доры нигде не было. Дэви уверяет, что он ее не видел.
– Да, не видел, – важно подтвердил Дэви.
– Она должна быть где-то поблизости, – сказала Энн. – Дора никогда далеко не отходит… Сами знаете, какая она робкая. Может быть, спит себе в какой-нибудь комнате?
Марилла покачала головой.
– Я весь дом облазила. Разве что она забралась в один из сараев.
Поиски продолжились. Дом снова осмотрели, как и строения во дворе. Энн прочесала фруктовый сад и даже заглянула в Зачарованный Лес, окликая Дору по имени. Марилла со свечой обследовала погреб. Дэви неотступно следовал то за одной, то за другой и прямо фонтанировал идеями, выдвигая разные версии, где может находиться Дора. Наконец все сошлись снова во дворе.
– Ничего не понимаю, – тяжело вздохнула Марилла.
– Где же она может быть? – жалко проговорила Энн.
– А вдруг она упала в колодец? – весело предположил Дэви.
Энн и Марилла испуганно переглянулись. У них мелькнула одна и та же мысль, которую они не осмеливались облечь в слова.
– А… вдруг? – прошептала Марилла.
Почувствовав слабость и тошноту, Энн подошла к колодцу и заглянула в него. Ведро, как обычно, стояло на своей полке. В глубине слабо поблескивала тихая вода. Колодец Катбертов был самым глубоким в Эйвонли. Если Дора… Нет, Энн даже думать об этом не могла. Ее бросило в дрожь, и она отвела глаза.
– Беги скорее к мистеру Харрисону, – сказала Марилла, заламывая в отчаянии руки.
– Ни мистера Харрисона, ни Джона Генри сейчас нет дома. Они уехали в город. Побегу за мистером Барри.
Энн быстро привела мистера Барри, который принес с собой «клешню» – рабочий конец корчевателя. Пока мистер Барри с его помощью обследовал колодец, охваченные ужасом Марилла и Энн стояли рядом, затаив дыхание, а Дэви, оседлав калитку, наблюдал за происходящим с веселым интересом.
Наконец мистер Барри с облегчением покачал головой.
– Там ее нет. Однако интересно, куда она могла деться? А вы уверены, молодой человек, что не знаете, где ваша сестра?
– Я уже много раз говорил, что не знаю, – ответил Дэви с оскорбленным видом. – Может, ее бродяга увел.
– Чепуха, – резко сказала Марилла, почувствовав облегчение оттого, что жуткое предположение о колодце отпало. – Как думаешь, Энн, не могла она пойти к мистеру Харрисону? С тех пор, как ты взяла ее туда, она только и говорит что о попугае.
– Не верится, что Дора пустилась в такой долгий путь, но все же пойду посмотрю, – сказала Энн.
Если б кто-нибудь взглянул в этот момент на Дэви, то непременно бы отметил, как изменилось выражение его лица. Он тихо сполз с калитки и во всю прыть побежал к сараю.
Энн поспешила через поле к дому мистера Харрисона, не очень надеясь, что отыщет там девочку. Дом был заперт, ставни закрыты, и не было никаких следов чьего-нибудь присутствия. Поднявшись на веранду, Энн громко позвала Дору.
Из кухни послышались пронзительные крики и ругательства Рыжего, но в паузах Энн расслышала жалобный плач из маленького сарайчика, где мистер Харрисон держал инструменты. Энн бросилась туда, отодвинула засов на двери и увидела перед собой маленькую заплаканную девочку, одиноко сидящую на перевернутом бочонке с гвоздями.
– О, Дора, как ты нас напугала! Как ты здесь оказалась?
– Мы с Дэви пришли посмотреть на Рыжего, – рыдала Дора, – но так его и не увидели. Дэви пнул ногой дверь, и попугай стал ругаться. А потом Дэви привел меня сюда, закрыл засов и убежал. Выбраться я не смогла и только сидела и плакала. Мне было очень страшно, а еще я замерзла и страшно хочу есть. Я думала, Энн, что ты никогда не придешь.
– Дэви?! – только и смогла произнести Энн.
С тяжелым сердцем вела она Дору домой. Ушла радость, которую она испытала, найдя девочку в целости и сохранности, и осталась только боль от жестокого поступка Дэви. Озорное желание ради шутки запереть Дору еще как-то можно было простить. Но Дэви хладнокровно лгал… лгал, видя их панику. Это было настолько чудовищно, что такое нельзя спустить. Энн захотелось забиться в какой-нибудь угол и вволю наплакаться от разочарования. За прошедшее время она успела сильно полюбить Дэви… до этой минуты она и не подозревала, насколько сильно. Ей было невыносимо больно знать, что он мог осознанно лгать в такой ситуации.
Марилла слушала рассказ Энн, храня глубокое молчание, которое не сулило Дэви ничего хорошего. А мистер Барри рассмеялся и посоветовал как следует всыпать мальчишке. Когда он ушел, Энн принялась ласкать и утешать рыдающую, продрогшую Дору, она накормила ее ужином и уложила в постель. Потом вернулась на кухню, куда Марилла привела, а скорее, с угрюмым видом приволокла сопротивлявшегося Дэви, которого отыскала в самом темном углу стойла.
Марилла швырнула его на коврик на полу, затем отошла и села у восточного окна. Энн сидела, безвольно опустив руки, с противоположной стороны. Виновник встал между ними, и обращенная к Марилле спина выражала покорность и страх. Однако в повернутом к Энн лице, помимо виноватого выражения, проскальзывала надежда на понимание: да, он виноват и заслуживает наказания, однако потом они с Энн смогут посмеяться над этой историей.
Но в серых глазах Энн он не увидел и тени улыбки, словно то, что он сделал, не было простым озорством, а чем-то ужасным и отвратительным.
– Как ты мог так поступить, Дэви? – грустно произнесла она.
Дэви неловко поежился.
– Я хотел, чтобы все посмеялись. Последние дни проходили так скучно. Казалось, что немного попугать вас не помешает. И это мне удалось.
Несмотря на свой страх и легкое раскаяние, Дэви не смог сдержать улыбки при воспоминании о своей проделке.
– Но ты нам все время лгал, Дэви, – еще печальнее проговорила Энн.
Дэви выглядел озадаченным.
– Что значит лгал? Ты хочешь сказать «врал»?
– Я хочу сказать, что ты говорил неправду.
– Конечно, говорил, – откровенно заявил Дэви. – А иначе вы не испугались бы. Так надо было сделать.
Страх и напряжение дали о себе знать, а упорство нераскаявшегося Дэви стали последней каплей. Две крупные слезы выступили у Энн на глазах.
– О, Дэви, как ты мог? – голос ее дрожал. – Разве ты не понимаешь, как плохо ты поступил?
Дэви был потрясен. Энн плачет… она плачет из-за него. Волна искреннего раскаяния накатила на маленькое сердечко и растопила его. Он бросился к Энн, зарылся в ее колени, обхватил руками шею и расплакался.
– Я не знал, что вранье – так плохо, – рыдал Дэви. – Откуда мне знать? Дети мистера Спротта врут каждый день и при этом божатся и крестятся. Наверное, Пол Ирвинг никогда не врет, и я буду изо всех сил стараться поступать как он. Но ты меня больше все равно не будешь любить. Почему ты не рассказала раньше, что врать плохо?
Уткнувшись лицом в плечо Энн, он безутешно лил слезы. Внезапно Энн пронзило понимание чувств мальчика, она крепко его обняла и посмотрела поверх вихрастой головы на Мариллу.
– Дэви не знал, что врать плохо, Марилла. Думаю, надо на этот раз его простить, если он пообещает никогда впредь не говорить неправду.
– Теперь, когда я понял, что врать скверно, такое не повторится, – лепетал Дэви между всхлипываниями. – Если вы когда-нибудь поймаете меня на вранье… – Дэви задумался на минуту, ища подходящее наказание, – …тогда можете содрать с меня заживо кожу.
– Не говори «вранье», Дэви… говори «ложь». – Энн перешла на учительский тон.
– Почему? – спросил Дэви, успокаиваясь и поднимая на них заплаканные глаза, в которых было непонимание. – Почему «вранье» говорить плохо, а «ложь» хорошо? Это слово не хуже.
– Это жаргон. Маленькие мальчики им не пользуются.
– Как много на свете всего, чем нельзя пользоваться. Жаль, что нельзя говорить «вранье», но раз вы так считаете, больше этого слова от меня не услышите. А сейчас что вы со мной сделаете? Скажите! – Энн умоляюще взглянула на Мариллу.