Энн подняла со стола указку – длинную, тяжелую указку из твердой древесины.
– Подойди ко мне, Энтони.
Это было далеко не самое суровое наказание из всех, выпавших на долю Энтони. Даже впавшая в бешенство Энн – а именно такой она и была в эту минуту – не могла жестоко наказать ребенка. И все же болезненные удары указкой победили самоуверенность Энтони, самообладание его покинуло, он сморщился от боли, на глазах выступили слезы.
Энн охватило раскаяние. Она отложила указку и велела Энтони возвращаться на место. Сама села за стол, испытывая угрызения совести и горькое чувство стыда. Гнев отступил, и она многое отдала бы сейчас за возможность выплакаться. Вот к чему ее привели самоуверенность и бахвальство… Она отходила указкой своего ученика. Теперь Джейн отпразднует триумфальную победу! И у мистера Харрисона появится возможность над ней похихикать! Но мучительнее всего была мысль, что упущен шанс добиться расположения Энтони Пая. Теперь он никогда ее не полюбит.
Энн неимоверными усилиями, сравнимыми разве что с подвигами Геракла, сдерживала слезы, пока не добралась до дома. Там, закрывшись у себя в комнате, она выплакала в подушку весь свой стыд, сожаление и разочарование… она плакала так долго, что это не на шутку встревожило Мариллу, и та, поднявшись к ней, потребовала объяснений.
– Дело в том, что я поступила против совести, – заливалась слезами Энн. – О, Марилла, это был по-настоящему черный день. Мне так стыдно. Я потеряла над собой контроль и отхлестала Энтони Пая.
– Мне приятно это слышать, – убежденно проговорила Марилла. – Давно пора приструнить этого проказника.
– Нет, Марилла. Не знаю, как мне теперь смотреть в лицо детям. Чувствую, я сильно упала в их глазах. Вы представить себе не можете, каким отвратительным чудовищем я была. Никогда не забуду взгляда Пола Ирвинга… в нем было удивление и разочарование. Марилла, я так старалась быть терпеливой и завоевать расположение Энтони, а теперь все пошло прахом.
Натруженной рукой Марилла ласково погладила блестящие, растрепанные волосы девушки. Когда рыдания Энн поутихли, Марилла заговорила с необычной для нее нежностью:
– Ты все принимаешь близко к сердцу, Энн. Все мы совершаем ошибки… но люди их забывают. И черные дни бывают у всех. А что до Энтони Пая, почему тебя так беспокоит то, как он к тебе относится? Ведь он один такой.
– Ничего не могу с собой поделать. Мне хочется, чтобы все меня любили, и мне больно, когда кто-то не любит. От Энтони Пая я уже никогда не дождусь сердечного расположения. Какой идиоткой я выставила себя сегодня, Марилла! Сейчас я вам все расскажу.
Марилла прослушала всю историю, и, если ее что-то и рассмешило, то Энн об этом никогда не узнала. Наконец женщина ободряюще проговорила:
– Не бери это в голову. Черный день завершен, ему на смену придет новый, и пока в нем нет никаких ошибок. Спускайся-ка вниз и поужинай. Хорошая чашка чая и слойки со сливовым вареньем, которые я сегодня испекла, надеюсь, поднимут тебе настроение.
– Слойки со сливовым вареньем не успокоят мятущуюся душу, – скорбно отозвалась девушка, но Марилла увидела в ее словах добрый знак – Энн опять заговорила высокопарным слогом.
Радужная атмосфера за столом, веселые лица близнецов и бесподобные слойки Мариллы (Дэви съел аж четыре) сделали свое дело. Ночью Энн крепко спала, а проснувшись утром, обнаружила, что и она, и мир стали другими. За ночь мягкий, пушистый снег плотно укрыл землю, и эта восхитительная белизна сверкала на морозном солнце благословенным покровом, наброшенным на ошибки и унижения прошлого.
– Каждое утро – всему начало. Каждое утро рождается заново мир! – пела Энн, одеваясь.
Из-за выпавшего снега ей пришлось сделать круг и идти в школу по главной дороге. И словно по иронии судьбы, выйдя на дорогу, она почти столкнулась с Энтони Паем, который брел мимо, утопая в снегу. Энн снова почувствовала себя виноватой, но, к ее крайнему изумлению, Энтони не только приподнял шапку… что он никогда раньше не делал… но и непринужденно заговорил с Энн:
– Трудно идти сегодня, правда? Разрешите, я понесу ваши книги, учительница.
Задаваясь вопросом, не спит ли она, Энн отдала Энтони учебники. До школы они шли в полном молчании, но, забирая книги, она ему улыбнулась… не обычной дежурной доброй улыбкой, к которой она часто прибегала, чтобы добиться его расположения, а сердечной, открытой улыбкой друга. И Энтони в ответ тоже улыбнулся… нет, по правде говоря, он расплылся в улыбке. Такая улыбка не обязательно свидетельствует о почтении, и тем не менее Энн почувствовала, что, если она пока не добилась симпатии мальчика, то уважение приобрела.
Зашедшая в Зеленые Крыши миссис Рейчел Линд это подтвердила:
– Ну, Энн, в случае с Энтони Паем ты одержала победу. Он говорит, что ты, похоже, ничего, хоть и женщина. Говорит, ты так его отходила, как не всякий настоящий учитель сможет.
– Вот уж не ожидала битьем добиться такого результата, – произнесла Энн с долей грусти, чувствуя, что идеальные установки сыграли с ней злую шутку. – Это неправильно. Я уверена, что моя теория воспитания добром не может быть ложной.
– Может, и так, но Паи – исключение из правил, вот что я скажу, – убежденно заявила миссис Рейчел.
– Я не сомневался, что ты, в конце концов придешь к этому, – сказал мистер Харрисон, услышав о произошедшем.
А Джейн любила вспоминать этот случай и частенько посмеивалась над Энн.
Глава 13Золотой денек
Шедшая по направлению к Яблоневому Косогору Энн столкнулась на старом, замшелом мосту через ручей, что был чуть ниже Зачарованного Леса, с Дианой, которая держала путь в Зеленые Крыши. Девушки присели у Ключа Дриады, где крошечные папоротники, похожие на кудрявых зеленых человечков, пробуждались от зимней дремы.
– Я как раз шла к тебе просить, чтобы ты помогла в субботу с моим днем рождения, – сказала Энн.
– С твоим днем рождения? Но он был в марте!
– Тут моей вины нет, – рассмеялась Энн. – Если б родители посоветовались со мной, такого бы не было. Я предпочла бы родиться цветущей весной. Как чудесно прийти в этот мир в одно время с майскими цветами и фиалками! Тогда можно было бы считать себя их сводной сестрой. Но раз мне не повезло родиться в мае, остается только праздновать в это время хотя бы придуманный день рождения. Присцилла приезжает в субботу, Джейн тоже будет дома. Отправимся вчетвером в лес и проведем там чудесный день, встречая весну. Никто из нас еще не прочувствовал весну по-настоящему, но где ее лучше узнать, как не в лесу? Мне хочется осмотреть все затаенные полянки, все безлюдные места. Я уверена, что есть множество прелестных укромных уголков, которые никто толком не видел, хотя, возможно, и смотрел на них. Мы подружимся с ветром, небом и солнцем и принесем домой весну в сердцах.
– Звучит потрясающе, – сказала Диана с легким недоверием к магическому смыслу слов Энн. – А не промочим ли мы ноги?
– Мы наденем галоши, – ответила Энн, проявив снисхождение к практицизму подруги. – А ты приходи рано утром в субботу, поможешь подготовить все для пикника. Мне хочется, чтобы угощение было, насколько это возможно, изысканным, соответствующим весеннему очарованию… – маленькие пирожки с джемом, хворост, песочное печенье с розовой и желтой глазурью и пирог «Лютик». Нужно захватить еще и сэндвичи, хотя в них нет ничего поэтического.
Суббота оказалась идеальным днем для пикника – теплым, солнечным, полным голубизны и света. Легкий, шаловливый ветерок проносился по полям и садам. Нежная зелень с россыпью мелких цветков пробивалась на залитых солнцем пригорках и лугах.
Мистер Харрисон, боронящий землю на задворках своей фермы, тоже почувствовал весеннее волнение в обычно спокойной крови пожилого человека. Он видел четырех девушек с корзинами в дальнем конце своего поля, граничившего с перелеском из берез и елей. До него донеслись радостные голоса и звонкий смех.
– Как легко быть счастливой в такой день, правда? – задала риторический вопрос Энн со свойственной ей философичностью. – Давайте постараемся, девочки, чтоб он стал для нас золотым днем, о котором мы всегда будем вспоминать с восторгом. Прочь мирские заботы! Джейн, у тебя вчера дела не ладились в школе?
– Как ты догадалась? – удивилась Джейн.
– Мне знакомо это выражение на твоем лице… Оно и у меня частенько бывает. Будь умницей, прогони его на время. Хоть до понедельника. А может, и дольше. Ой, девочки, только взгляните на эти фиалки! Такую красоту надо сохранить в дневнике памяти. Когда мне будет восемьдесят лет… если, конечно, будет… я закрою глаза и увижу эту полянку точь-в-точь такой, как сейчас. Вот и первый подарок, который принес нам этот день.
– Если б можно было видеть поцелуй, думаю, он был бы похож на фиалку, – сказала Присцилла.
Энн вся засветилась от радости.
– Как я рада, Присцилла, что ты выразила свои чувства вслух, а не сохранила только для себя. В нашем мире жить было бы интереснее… хотя и так неплохо… если б люди говорили то, что думают.
– Некоторых людей не захочется слушать, – мудро предположила Джейн.
– Возможно, но они сами виноваты, что у них в голове рождаются скверные мысли. Зато мы сегодня вольны говорить все, ведь мысли у нас могут быть только прекрасными. Каждая из нас пусть говорит все, что приходит ей в голову. Это и будет настоящий разговор. Смотрите, какая тропинка. Никогда ее раньше не видела. Пойдем по ней.
Тропинка была извилистая и такая узкая, что, хотя девушки шли гуськом, еловые ветки все равно хлестали по лицам. Под елями тянулся бархатный ковер из мха, а дальше – на более открытом месте, где деревья были ниже и росли реже, – землю украшала молодая зелень.
– Как много здесь слоновьих ушей! – воскликнула Диана. – Нарву большой букет – они такие красивые.
– Как можно было дать такому прекрасному растению столь неблагозвучное имя? – удивилась Присцилла.
– Похоже, человек, так назвавший его, был либо напрочь лишен воображения, либо наделен в чрезмерной степени, – сказала Энн. – О, девочки, только взгляните на это!