«Это» было мелким лесным прудом посреди открытой поляны, там и заканчивалась тропинка. Ближе к лету пруд высыхал, и на его месте вырастали густые высокие папоротники. Сейчас же его круглая, как блюдце, чистая, как хрусталь, поверхность мягко поблескивала. Вокруг росли стройные, юные березки и пробивались головки папоротников.
– Какая красота! – восхитилась Джейн.
– Давайте танцевать вокруг него, как лесные нимфы! – воскликнула Энн, опуская на землю корзину и протягивая подругам руки.
Но с танцем не сложилось – земля была болотистая, и у Джейн увязли галоши.
– Нельзя быть лесной нимфой, если носишь галоши, – решительно заявила Джейн.
– Прежде чем покинуть это место, надо дать ему имя, – сказала Энн, смирившись с неоспоримостью фактов. – Пусть каждая придумает название, а потом будем тянуть жребий. Начнем с тебя, Диана.
– Березовый пруд, – быстро отозвалась Диана.
– Хрустальное озеро, – предложила Джейн.
Энн, стоявшая позади, бросила на Присциллу умоляющий взгляд в надежде, что она придумает что-нибудь поинтереснее. И Присцилла, собравшись с духом, произнесла:
– Мерцающая гладь.
Предложение Энн было – Зеркало фей.
Все варианты написали на кусочках березовой коры карандашом, нашедшимся у Джейн в кармане, и положили в шляпу Энн. Присцилла закрыла глаза и вытащила один. «Хрустальное озеро», – ликующим голосом проговорила Джейн. Так пруд стал Хрустальным Озером, и даже если Энн подумала, что пруду не повезло, вслух она этого не произнесла.
Пробираясь дальше через подлесок, девушки вышли на зеленую уединенную полянку на задах пастбища мистера Сайласа Слоуна. За ней они разглядели новую тропинку, уходившую в лес и, посовещавшись, решили ее тоже исследовать. Их решимость была вознаграждена чередой приятных сюрпризов. Сначала тропинка, обогнув пастбище мистера Слоуна, вывела их к арке из сплетенных ветвей цветущих вишен. Девушки повесили шляпки на локти и стали плести венки из пушистых кремовых цветов. Потом тропинка резко свернула вправо и углубилась в такой густой и темный еловый лес, что девушкам казалось, что их окутали сумерки, скрыв небо и солнечный свет.
– Здесь живут злые лесные эльфы, – прошептала Энн. – Они жестокие и опасные, но навредить не смогут – им запрещено творить зло весной. Вот один уставился на нас из-за старой кривой ели. А вот уже несколько – видите? – сидят на большом мухоморе, мимо которого мы только что прошли. Добрых фей здесь нет – они всегда живут в солнечных местах.
– Хотелось бы их встретить, – мечтательно произнесла Джейн. – Как было бы хорошо, если б они исполнили три твоих желания… или хотя бы одно! Что бы вы попросили тогда, девочки? Я хотела бы быть богатой, красивой и умной.
– А я – высокой и стройной, – сказала Диана.
– Я хотела бы быть знаменитой, – призналась Присцилла.
Энн подумала о своих волосах, но потом отбросила эту мысль, посчитав ее недостойной.
– Я хотела бы, чтоб весна никогда не кончалась и вечно жила в наших сердцах и душах, – сказала она.
– Тогда земля стала бы раем, – заметила Присцилла.
– Только частично. В других местах будут и лето, и осень… да и зима тоже будет, только короткая. Признаюсь, я и в раю затоскую по искрящемуся от солнца снегу на полях и по морозному утру. А ты, Джейн?
– Я… я не знаю, – смущенно проговорила Джейн.
Она была хорошей девушкой и доброй прихожанкой, старалась быть достойной своей профессии и верила всему, чему ее учили. О небесах она думала не больше, чем было необходимо.
– На днях Минни Мей спросила меня, можно ли в раю носить каждый день праздничные платья, – сказала со смехом Диана.
– И ты ответила, что можно? – поинтересовалась Энн.
– Нет, конечно! Ответила, что там нас будут занимать другие вещи.
– А я думаю, что можно… иногда, – серьезно проговорила Энн. – В вечности достаточно времени для этого – не в ущерб более серьезным вещам. Верю, что все мы будем носить там красивые платья… наверное, правильнее сказать – облачения. Сначала я хотела бы несколько столетий носить розовое… может, за это время розовый цвет мне наскучит. Я так его люблю, но в этом мире он для меня под запретом.
За ельником тропа круто спустилась к залитой солнцем поляне. Там через ручей был перекинут бревенчатый мостик, перейдя который, девушки оказались в роскошной буковой роще, где воздух был как прозрачное, золотистое вино, зеленая листва обдавала свежестью, а земля под ногами казалась живой мозаикой из переплетенных солнечных лучей. Потом снова пошли вишни, а за ними – поросль молодых, стройных елочек. Наконец девушки вышли к холму – такому крутому, что они запыхались, взбираясь на него. Но открывшийся вид стал главным сюрпризом дня.
Перед ними развернулись задние участки ферм, тянувшихся вдоль верхней дороги в Кармоди. Ближе к холму на солнечном местечке в окружении буков и елей был сад – точнее то, что когда-то было садом. Его окружала полуразрушенная каменная ограда, поросшая травой и мхом. У восточной стороны разрослись буйно цветущие, похожие на снежные сугробы вишни. Сверху можно было разглядеть старые дорожки, а посредине – двойные шпалеры розовых кустов. Все остальное пространство захватили белые и желтые нарциссы, ветерок легко покачивал воздушные цветы над сочной зеленой травой.
– Боже, как красиво! – воскликнули девочки.
А Энн не могла вымолвить ни слова, очарованная зрелищем.
– Откуда здесь сад? – проговорила Присцилла в изумлении.
– Это, видно, сад Эстер Грей, – сказала Диана. – Я слышала мамин рассказ о нем, но сама его раньше не видела. И даже не предполагала, что он еще существует. Ты знаешь эту историю, Энн?
– Нет, но имя мне знакомо.
– Ты могла его видеть на кладбище. Эстер похоронили у тополей. На могиле стоит небольшой коричневый камень с высеченными открытыми вратами и надписью: «Светлой памяти Эстер Грей, скончавшейся в возрасте двадцати двух лет». Джордан Грей похоронен рядом, но на его могиле нет надгробия. Странно, что Марилла ничего тебе не говорила. Впрочем, все произошло тридцать лет назад, можно и позабыть.
– Раз есть история – мы должны ее знать, – сказала Энн. – Давайте расположимся среди нарциссов, и Диана нам ее расскажет. Ой, девочки, сколько их здесь… они все заполонили, словно ковер из солнечного и лунного света. Вот это открытие! Ради этого стоило пускаться в путь. Подумать только! Я уже шесть лет живу в миле от этого места и никогда раньше здесь не была. Ну, рассказывай, Диана.
– Давным-давно, – начала Диана, – эта ферма принадлежала старому мистеру Дэвиду Грею. Сам он здесь не жил… он жил там, где сейчас дом Сайласа Слоуна. У него был единственный сын Джордан, который однажды зимой уехал на заработки в Бостон и там полюбил девушку по имени Эстер Мюррей. Она работала в большом магазине и ненавидела свою работу. Эстер выросла в деревне и всегда мечтала жить на природе. Когда Джордан сделал ей предложение, она согласилась, но с условием, что он увезет ее в какое-нибудь тихое местечко в окружении полей и лесов. И он привез ее в Эйвонли. Миссис Линд говорила, что он очень рисковал, решив жениться на янки. Эстер и правда была хрупкого сложения, да и хозяйкой никудышной, но, по словам мамы, очень хорошенькой и милой. Джордан был готов целовать землю, по которой она ступала. Мистер Грей отдал сыну эту ферму, и тот построил здесь небольшой дом, в котором они с Эстер прожили четыре года. Эстер редко выходила в люди, ее тоже мало кто навещал, кроме мамы и миссис Линд. Джордан разбил для жены сад, который она обожала и проводила в нем почти все время. Образцовой хозяйкой она не была, но цветы были ее страстью. А потом Эстер заболела. Мама думает, что у нее еще до приезда в Эйвонли начала развиваться чахотка. Она не сразу слегла, но слабела с каждым днем. Джордан никому не позволил ухаживать за ней. Он все делал сам, и, по маминым словам, ни одна женщина не сравнилась бы с ним в такой нежной заботе. Каждый день он закутывал жену в шаль и выносил на руках в сад, где она проводила весь день, лежа на качелях со счастливым видом. Говорят, она каждое утро и каждый вечер просила Джордана опуститься рядом с ней на колени и вместе помолиться о том, чтобы ей было дано, когда придет время, закрыть глаза в этом саду. Ее молитва была услышана. Однажды Джордан, как обычно, вынес Эстер в сад, устроил на качелях, а сам собрал все распустившиеся розы и усыпал ими жену. Она только улыбнулась в ответ… и закрыла глаза… навеки, – тихо закончила Диана рассказ.
– Какая прекрасная история, – со вздохом проговорила Энн, утирая слезы.
– А что стало с Джорданом? – спросила Присцилла.
– После смерти Эстер он продал ферму и вернулся в Бостон. Ферму купил Джейбс Слоун. Он и передвинул дом ближе к дороге. А Джордан умер десять лет спустя, его прах перевезли в Эйвонли и захоронили подле Эстер.
– Не понимаю ее – как это бросить все и уехать в глушь? – сказала Джейн.
– А я как раз понимаю, – задумчиво произнесла Энн. – Сама бы я не хотела всегда так жить. Я люблю леса и поля, но и людей тоже. Хотя Эстер могу понять. Она страшно устала от шума большого города, от множества людей, которые приходят-уходят, и никому до нее нет дела. Ей захотелось укрыться от этого непрерывного гула, спрятаться в спокойном, уютном местечке на природе, где можно отдохнуть. И она получила то, что хотела, а это, думаю, удается немногим. До своей кончины она провела четыре прекрасных года… время полного счастья, так что ей можно, скорее, позавидовать. Закрыть в последний раз глаза и уснуть среди роз, когда дорогой человек с любовью смотрит на тебя – что может быть лучше?
– Это Эстер посадила здесь вишневые деревья, – сказала Диана. – Она говорила маме, что ей не суждено отведать с них плодов, но ей приятно думать, что деревья, которые она посадила, будут продолжать жить после ее смерти и делать мир прекраснее.
– Я рада, что мы выбрали нужную тропу, – проговорила Энн с сияющим лицом. – Этот майский день я избрала как свой второй день рождения, и какой прекрасный получила подарок – этот сад и его историю! А тебе мама рассказывала, как выглядела Эстер Грей? – обратилась она к Диане.