– Энн, по-моему, ты несешь чепуху.
– Ну конечно, дорогой. Разве ты не знаешь, что только очень глупые люди все время говорят дельные и разумные вещи.
– Я думаю, ты все-таки могла бы ответить разумно на мой вполне разумный вопрос, – сказал обиженно Дэви.
– Ты слишком мал, чтобы понять, – сказала Энн. И тут же пожалела о своих словах – разве не она, получая в детстве такие же пренебрежительные ответы, дала себе слово, что никогда ни одному ребенку не скажет, что он слишком мал, чтобы это понять. Сейчас она нарушила свое слово… иногда пропасть между теорией и практикой очень широка.
– Я стараюсь изо всех сил скорее расти, – сказал Дэви, – но в этом деле особенно не поспешишь. Если б Марилла так не жадничала с вареньем, думаю, я рос бы гораздо быстрее.
– Марилла не жадная, Дэви, – строго произнесла Энн. – Как ты можешь быть таким неблагодарным!
– Есть другое слово, которое означает то же самое, но звучит гораздо лучше. – Дэви наморщил лоб, стараясь припомнить. – Я слышал, как Марилла сама себя так называла.
– Если ты имеешь в виду «экономная», то это совсем другое. Быть экономной – это прекрасное качество. И не имеет никакого отношения к жадности. Будь Марилла жадной, она не взяла бы тебя и Дору к себе после смерти вашей мамы. Ты хотел бы жить у миссис Уиггинс?
– Вот уж нет! – с жаром произнес Дэви. – И у дядюшки Ричарда тоже. Лучше жить здесь, даже если Марилла будет – тут это длинное слово – когда дело доходит до варенья. Потому что рядом ты, Энн. Пожалуйста, расскажи мне что-нибудь на ночь. Только не волшебную сказку – из тех, что любят девчонки, а что-то поинтереснее… пусть там стреляют и убивают и дома горят. Вот в таком духе.
К счастью для Энн, ее окликнула Марилла из своей комнаты:
– Диана непрерывно шлет тебе сигналы. Ты бы сходила и узнала, что там случилось.
Энн побежала к себе в комнату. Вспышки из окна Дианы летели в сумерках по пять в очередь, что означало еще по давней детской договоренности – «приходи сразу же, мне нужно тебе сказать что-то важное». Энн быстро накинула на плечи белую шаль и поспешила через Зачарованный Лес и пастбище мистера Белла к Яблоневому Косогору.
– Для тебя хорошие новости, Энн, – сказала Диана. – Мы с мамой только вернулись из Кармоди, где в магазине мистера Блэра я встретила Мэри Сентнер из Спенсерваля. И она сказала, что у старых дев Копп, что живут на Дороге Тори, есть блюдо с веточкой голубой ивы, и оно, по ее словам, точь-в-точь такое же, какое было на благотворительной ярмарке. Они, скорее всего, согласятся его продать – известно, что Марта Копп легко расстается с тем, что приносит деньги. Но, если там не сладится, есть похожее блюдо у Уэсли Кейсона в Спенсервале, хозяева его точно продадут, но есть сомнения – до какой степени оно соответствует тому, что было у тети Жозефины.
– Завтра же еду в Спенсерваль, – решительно объявила Энн, – но ты должна поехать со мной. Хоть бы нам повезло! Послезавтра мне надо в город, а как я покажусь на глаза мисс Барри без блюда? Это пострашнее того случая, когда пришлось ей признаться, что я главная виновница в том злополучном прыжке на кровать в гостевой комнате.
При этом воспоминании девушки звонко расхохотались. Если кто-то из читателей не знает, что произошло в гостевой комнате и хочет узнать, я отсылаю его к предыдущей книге об Энн.
На следующий день девушки отправились на поиски драгоценного блюда. До Спенсерваля было десять миль пути, а погода не располагала к путешествию. День был жаркий и безветренный, а по пыли на дороге можно было предположить, что сухая погода держалась, по меньшей мере, недель шесть.
– Скорей бы уж полило, – сказала со вздохом Энн. – Все вокруг пересохло. На поля больно смотреть, а деревья словно тянут к небу иссохшие руки, моля о дожде. Каждый раз, когда я выхожу в сад, у меня сжимается сердце. Хотя мне грех жаловаться – кому плохо, так фермерам, у которых гибнут посевы. Мистер Харрисон говорит, что трава на его пастбище выжжена солнцем, и бедные коровы с трудом находят пропитание. Встречаясь с ними взглядом, он испытывает глубокий стыд, чувствуя себя виноватым.
Уставшие девушки добрались до Спенсерваля и свернули на Дорогу Тори… широкую и безлюдную, о чем свидетельствовала полоса травы меж колесами. По обеим сторонам дороги шел густо разросшийся молодой ельник. В редких просветах виднелись огороженные задние пастбища спенсервальских ферм или вырубки, поросшие кипреем и золотарником.
– Откуда это название «Дорога Тори»? – спросила Энн.
– Мистер Аллен говорит, что оно возникло по тому же принципу, по которому рощею называют место, где нет деревьев, – ответила Энн. – На этой дороге живут только девицы Копп, да еще на дальнем конце – старый Мартин Бовер. Правда, он либерал. Когда у власти были тори, они проложили эту дорогу, создавая видимость, что на что-то годятся.
Отец Дианы всегда голосовал за либералов, поэтому Диана с Энн никогда не вели разговоры о политике. Ведь в Зеленых Крышах все были за консерваторов.
Наконец коляска подъехала к старой усадьбе Коппов – месту такой преувеличенной ухоженности, что даже Зеленые Крыши уступили бы ему первенство. Сам дом и окружающие его хозяйственные постройки были выбелены так основательно, что резало глаза, а в аккуратном саду, окруженном таким же белоснежным дощатым забором, даже придирчивый глаз не углядел бы ни одного сорняка.
– Ставни закрыты, – печально проговорила Энн. – Наверно, никого нет дома.
Так и оказалось. Девушки озадаченно переглянулись.
– Не знаю, как быть, – сказала Энн. – Будь я уверена, что блюдо именно такое, какое было у мисс Жозефины, я дожидалась бы их прихода, не задумываясь. А если блюдо окажется не таким? И к Уэсли Кейсону будет поздно ехать?
Диана взглянула на небольшое квадратное окошко над фундаментом.
– Уверена, что это окно буфетной, – сказала она. – Этот дом точно такой же, как у дяди Чарльза в Ньюбридже, и у них там буфетная. Ставни не закрыты, и, если забраться на крышу сарая рядом, можно заглянуть внутрь и, возможно, увидеть блюдо. Как ты считаешь, это не будет плохим поступком?
– Не думаю, – сказала Энн после некоторого размышления. – Ведь мы на это идем не из-за пустого любопытства.
После того, как этические вопросы были благополучно разрешены, Энн приготовилась лезть на упомянутую, с островерхой крышей, «маленькую постройку», в которой раньше жили утки. Девицы Копп перестали держать уток («очень уж они неопрятные птицы»), и сарайчик уже несколько лет пустовал, за исключением тех периодов, когда в него отправлялись в ссылку сидящие на яйцах куры. Хотя сарайчик тоже сверкал белизной, но на вид был шатким, и у Энн зародились некоторые сомнения, когда она осмотрелась с бочонка, поставленного на ящик.
– Боюсь, он меня не выдержит, – сказала она, с опаской ступая на крышу.
– Обопрись о подоконник, – посоветовала Диана.
Энн так и сделала. Вглядевшись в окно, она испытала огромную радость: впереди на полке стояло то самое блюдо, какое ей было нужно. Блюдо – последнее, что она увидела перед катастрофой. Обрадовавшись, Энн утратила осторожность, перестала опираться о подоконник, даже слегка подпрыгнула от восторга… и уже в следующий момент провалилась сквозь крышу до самых подмышек и там повисла, не понимая, что делать дальше. Диана бросилась в сарай и, обхватив несчастную подругу за талию, попыталась помочь ей спуститься.
– Ой, не надо! – вскрикнула бедная Энн. – В меня впились какие-то длинные, острые палки. Попробуй подтащить что-нибудь мне под ноги – может, тогда удастся выбраться.
Диана подкатила все тот же бочонок, и он оказался достаточно высоким, чтобы Энн смогла опереться на него ногами. Но освободиться из западни не получилось.
– А что, если мне залезть на крышу и попытаться вытащить тебя? – предложила Диана.
Энн безнадежно покачала головой:
– Нет, жерди очень острые. Вот если найти топор, тогда ты могла бы вырубить меня. О, я действительно начинаю верить, что родилась под несчастливой звездой.
Диана осмотрела все вокруг, но топора не нашла.
– Нужно идти за подмогой, – сказала она, возвращаясь к пленнице.
– Нет, пожалуйста, не надо, – взмолилась Энн. – Если призовем на помощь, все узнают о нашем приключении, и будет стыдно нос на улицу показать. Нет, надо дождаться возвращения сестер и попросить их хранить молчание. Они-то знают, где у них топор, и освободят меня. Когда я не шевелюсь, все вполне терпимо. От боли я не страдаю. Интересно, во сколько девицы Копп оценят сарай? Я обязательно возмещу нанесенный ущерб, дело не в деньгах. Только хочется, чтобы они поверили, что я заглядывала в окно буфетной не из любопытства. Меня утешает то, что блюдо оказалось в точности таким, как у мисс Жозефины, и, если мисс Копп согласится его продать, я готова пострадать.
– А что, если девицы Копп не вернутся домой до ночи? Или до завтра? – предположила Диана.
– Если они не появятся до захода солнца, придется звать на помощь, – неохотно сказала Энн, – но надо терпеть до последнего. Господи, ну и история! Эти злоключения еще можно было б вытерпеть, будь в них хоть капля романтики, как у героинь миссис Морган. Но наша ситуация смехотворна. Представь себе, что подумают девицы Копп, когда при въезде во двор увидят торчащую над крышей сарая голову девушки… Послушай, это что, стук колес?.. Нет, похоже, это гром.
Так оно и оказалось. Диана, обежав вокруг дома, вернулась с известием, что с северо-запада на них быстро надвигается огромная черная туча.
– Думаю, будет ужасная гроза! – в отчаянии воскликнула она. – О, Энн, что нам делать?
– Надо к ней приготовиться, – спокойно проговорила Энн. По сравнению с тем, что уже случилось, гроза казалась ей пустяком. – Поставь лошадь и коляску под навес. К счастью, я захватила зонтик. И еще возьми мою шляпу. Марилла была как всегда права, отговаривая меня надевать мою лучшую шляпу в поездку по Дороге Тори.
Диана едва успела распрячь пони и отвести его под навес, как тяжелые капли дождя упали на землю. Там она сидела, созерцая все более усиливающийся ливень. За плотной стеной дождя ей было трудно разглядеть Энн, которая храбро держала зонтик над непокрытой головой. Гром отошел, но дождь лил как из ведра около часа. Время от времени Энн отводила зонтик и ободряюще махала подруге рукой. Ни о каком разговоре при таких условиях речь идти не могла. Наконец дождь прекратился, выглянуло солнце, и Диана отважилась пройти по лужам через двор.