Гилберт не пытался облечь свои мысли в слова, потому что твердо знал, что Энн безжалостно пресечет в зародыше все разговоры о чувствах или – что еще хуже – рассмеется ему прямо в лицо.
– Рядом с этой березкой ты сама как настоящая дриада, – пошутил он.
– Я люблю березы, – сказала Энн, касаясь щекой нежной атласной коры стройного деревца, и движения ее при этом были полны естественной грации.
– Тогда тебе будет приято услышать, что мистер Мейджор Спенсер решил высадить ряд белых берез вдоль дороги у своей фермы, выразив тем самым солидарность с «Обществом», – сказал Гилберт. – Он говорил со мной об этом сегодня. Мейджор Спенсер – самый прогрессивный житель Эйвонли, настоящий гражданин. И мистер Уильям Белл подхватил эстафетную палочку – он собирается устроить живую изгородь из пихт вдоль главной дороги и дорожки, ведущей к его дому. Наши дела получают поддержку. Сомнения остались позади – мы обрели признание. Старшее поколение стало проявлять интерес к нашему начинанию, и в Уайт-Сэндз тоже появились желающие примкнуть к «улучшателям». Даже Илайша Райт изменил свое мнение об «Обществе», как только услышал на пикнике от американцев из Отеля восторженные отзывы о насаждениях на обочинах. Наши дороги они называют самыми красивыми на острове. А когда, в свое время, и остальные фермеры последуют доброму примеру мистера Спенсера – посадят декоративные растения и устроят живые изгороди перед своими фермами – Эйвонли будет самым красивым поселком в нашей провинции.
– Благотворительное общество собирается привести в порядок кладбище, – сказала Энн. – Надеюсь, они этим всерьез озабочены, и тогда им самим придется собирать деньги. Нам заниматься этим делом бессмысленно после провала с покраской здания магистрата. Но благотворительное общество никогда не занялось бы кладбищем, если б их не тормошили. Деревья, посаженные нами у церкви, зацвели, и попечительский совет обещал мне, что на следующий год нам обнесут оградой школьный двор. Если они сдержат слово, тогда устроим в школе специальный день по озеленению поселка, чтобы каждый школьник посадил дерево, и у поворота появится новый сад.
– Мы добились успеха почти во всех наших начинаниях, кроме сноса развалюхи Булдера, – сказал Гилберт, – но тут я не надеюсь на успех. Леви не пойдет на уступки – очень уж хочет нам насолить. Во всех Булдерах живет дух противоречия, и в нем он особенно силен.
– Джулия Белл предлагает вторично отправить к нему представителей комитета, но мне кажется лучше просто прекратить с ним общение, – глубокомысленно произнесла Энн.
– И, как говорит миссис Линд, довериться Провидению, – улыбнулся Гилберт. – Конечно, больше никаких посольств. Они только раззадоривают его. Джулия Белл ошибается, когда думает, что можно все решить с помощью комитетов. Следующей весной, Энн, нам надо развернуть кампанию по приведению в порядок газонов и лужаек. Посеем семена этой программы уже зимой. У меня есть хорошие пособия по газоноведению, и я вскоре подготовлю по этой теме доклад. Наши каникулы подходят к концу. В следующий понедельник начинаются школьные занятия. Не знаешь, Руби Джиллис получила место в Кармоди?
– Да, получила. Присцилла написала, что переводится в школу ближе к дому, а на ее место попечительский совет берет Руби. Жаль, что Присцилла не вернется к нам, но, раз она так решила, порадуемся за Руби. На выходные она будет приезжать домой, и мы снова, как в прежние времена, будем вместе – она, Джейн, Диана и я.
Когда Энн вернулась домой, она застала Мариллу сидящей на ступенях крыльца. Та только что пришла от миссис Линд.
– Завтра мы с Рейчел поедем в город, – сказала она. – Мистер Линд чувствует себя лучше, и Рейчел хочет сделать нужные покупки, прежде чем случится новый приступ.
– А я намереваюсь подняться завтра как можно раньше, очень уж у меня много дел, – с достоинством произнесла Энн. – Перво-наперво я пересыплю перья из старой перины в новый чехол. Давно пора это сделать, но я все откладывала – такая тягомотина с этими перьями. Знаю, что откладывать неприятные дела на завтра – отвратительная привычка, и я с ней распрощаюсь, иначе как мне тогда учить порядку детей. Это непоследовательно. Потом надо испечь пирог для мистера Харрисона, дописать доклад о садах для «Общества», отправить письмо Стелле, выстирать и накрахмалить муслиновое платье и сшить фартучек для Доры.
– Да ты и половины этого не сделаешь, – недоверчиво произнесла Марилла. – По себе знаю – как наметишь сделать кучу всего, непременно что-то помешает.
Глава 20Дела обыденные
На следующее утро Энн поднялась рано и радостно приветствовала новый день, уже развернувший победные знамена рассвета на перламутровом небе. Зеленые Крыши утопали в солнечном свете, узорчато расписанном тенями от ветвей ив и тополей. Далее простиралось пшеничное поле мистера Харрисона – чистое золото, слегка покачиваемое ветерком. Мир был так прекрасен, что Энн провела минут десять, опершись на калитку и блаженно впитывая в себя эту красоту.
После завтрака Марилла принялась собираться в дорогу. Она брала с собой Дору, которой уже давно была обещана награда за хорошее поведение.
– А ты, Дэви, будь умницей и не доставляй Энн хлопот, – наказала Марилла. – Будешь хорошим мальчиком, привезу тебе из города полосатый леденец на палочке.
Увы, Марилла понемногу опустилась до порочной практики подкупом добиваться своей цели.
– Я не буду плохим нарочно. А если нечаянно – что тогда? – хотел знать Дэви.
– Нужно стараться, чтобы такого не произошло, – предупредила Марилла. – Энн, если сегодня придет мистер Ширер, возьми кусок мяса и бифштексы. Если он не появится, придется тебе зарубить к завтрашнему обеду курицу.
Энн кивнула.
– Сегодня для нас двоих я не буду готовить обед, – сказала она. – Нам с Дэви хватит остатков холодной ветчины, а к вашему приезду я поджарю бифштексы.
– Я скоро пойду к мистеру Харрисону. Помогу ему собирать красные водоросли, – объявил Дэви. – Он попросил меня об этом. Уверен, там меня и на обед пригласят. Очень хороший человек мистер Харрисон. С ним легко. Надеюсь, что буду похожим на него, когда вырасту, то есть буду вести себя как он… А вот выглядеть как он мне бы не хотелось. Но, похоже, такая опасность мне не грозит. Миссис Линд говорит, что я очень красивый ребенок. Как ты думаешь, Энн, это сохранится? Я хочу знать.
– Думаю, сохранится, – сказала Энн серьезно. – Ты действительно красивый мальчик, Дэви… – Тут Марилла с неодобрением посмотрела на Энн. – Но главное – быть хорошим и добрым, и тогда твоя красота не исчезнет.
– На днях кто-то назвал Минни Мей Барри уродиной, и она плакала. И ты сказала, что, если она будет хорошей, доброй и любящей, никто не назовет ее некрасивой, – недовольно проговорил Дэви. – Видимо, человеку на этом свете только и остается быть хорошим и добрым – что-то вроде обязанности.
– А разве ты не хочешь быть хорошим? – спросила Марилла, которая многому научилась за свою жизнь, но так и не усвоила бесполезность подобных вопросов.
– Я хочу быть хорошим, но не слишком хорошим, – сказал Дэви. – Чтобы быть директором воскресной школы, совсем не обязательно быть хорошим. Вот мистер Белл – очень плохой человек.
– Что за ерунда! – воскликнула Марилла с негодованием.
– Мистер Белл этого не скрывает, – убежденно сказал Дэви. – В прошлое воскресенье он назвал себя на службе ничтожным червем, жалким грешником, погрязшим в пороке. Что такого страшного он совершил, Марилла? Кого-то убил? Или украл церковную кружку с пожертвованиями? Я хочу знать.
К счастью, в этот момент к дому подъехала миссис Линд, и Марилла поспешно удалилась, радуясь, что удалось выскользнуть из расставленной западни. «Не стоит мистеру Беллу, – думала она, – прибегать к такой опасной риторике, особенно в присутствии маленьких мальчиков, которые “хотят все знать”».
Оставшись одна, Энн ретиво принялась за работу. Подмела полы, застелила постели, накормила кур, выстирала и повесила сохнуть муслиновое платье. Пора было переходить к перемещению перьев из одной перины в другую. Энн поднялась на чердак и надела первое попавшееся под руку старое платье из синего кашемира, которое она носила в четырнадцать лет. Оно было явно коротким и таким же тесным, как то памятное платье из грубой полушерстяной ткани, в котором она впервые переступила порог Зеленых Крыш. Такое платье не могли испортить ни пух, ни перья. На голову Энн повязала большой красно-белый носовой платок Мэтью и, завершив свой туалет, спустилась в комнату при кухне, куда Марилла перед отъездом помогла ей перенести перину.
К несчастью, Энн заглянула в висевшее у окна треснувшее зеркало и увидела семь ненавистных веснушек, которые сегодня выделялись ярче обычного, а может, так казалось при ярких солнечных лучах, бивших в незатененное окно.
«Ох, я забыла протереть вчера лицо лосьоном, – подумала она. – Пойду-ка в кладовую и сделаю это сейчас».
Чего только ни предпринимала Энн, чтобы избавиться от этих веснушек. Однажды у нее кожа с носа сошла, а веснушкам все было нипочем. Несколько дней назад Энн нашла в журнале очередной рецепт лосьона от веснушек и, так как все ингредиенты были в пределах доступности, она быстро изготовила лосьон сама к большому неудовольствию Мариллы, считавшей, что, если Провидение наградило тебя веснушками, с этим надо смириться.
Энн быстро сбежала в кладовую. Там всегда было сумрачно из-за близко подступавшей к окну ивы, а сейчас, когда от мух повесили занавески, в кладовой воцарилась полутьма. Энн взяла с полки бутылочку с драгоценным лосьоном и тщательно протерла нос с помощью заготовленной заранее губки. Покончив с этим важным делом, она вернулась к работе. Тому, кто хоть раз перекладывал пух и перья из одного чехла в другой, нет нужды говорить, как выглядит человек после столь нелегкого труда. Платье Энн было белым от пуха, а выбившиеся из-под платка волосы походили на венчик из перьев. И как раз в этот неподходящий момент раздался стук в дверь кухни.