После этих загадочных слов она с триумфом продолжила путь, а Энн побежала на кухню и столкнулась с Мариллой.
– Энн, кто эта женщина?
– Скажите, Марилла, я похожа на сумасшедшую? – спросила Энн серьезно, но в глазах у нее сквозило лукавство.
– Не больше обычного, – ответила Марилла без тени сарказма.
– Тогда ответьте, я не сплю?
– Да что с тобой, Энн. Что за чепуху ты несешь? Скажи, кто эта женщина?
– Марилла, если я не рехнулась и не сплю, значит, эта женщина… существует в реальности. Да мне и не придумать такую шляпку. Она называет себя женой мистера Харрисона.
Теперь и у Мариллы округлились глаза.
– Женой? Почему тогда он выдавал себя за холостяка?
– Он, кстати, не выдавал, – сказала Энн, стараясь проявлять объективность. – Мистер Харрисон никогда не говорил, что не женат. Люди сами стали так думать. О, Марилла, что на это скажет миссис Линд?
Они выяснили это тем же вечером. Миссис Линд нисколько не удивилась! Она ожидала чего-то в этом роде! Миссис Линд всегда знала, что мистер Харрисон не так прост!
– Подумать только – бросил жену, – с возмущением произнесла она. – О таком пишут в Штатах, но кто бы мог подумать, что и у нас в Эйвонли случится нечто подобное?
– Но мы не знаем точно, бросил ли он ее, – запротестовала Энн, намереваясь защищать друга, пока его вина не доказана. – Факты нам не известны.
– Скоро будут известны. Я прямо сейчас иду туда, – пообещала миссис Линд. В словаре миссис Линд слово «деликатность» отсутствовало. – Никто не знает о том, что мне известно о приезде этой особы, и к тому же мистер Харрисон должен был привезти из Кармоди лекарство для Томаса, и это будет для меня удобным предлогом. Я разберусь, в чем там дело, а на обратном пути заскочу к вам и все расскажу.
Миссис Линд бесстрашно ринулась туда, куда Энн и ступить боялась. Она бы сама никогда не согласилась пойти сейчас к мистеру Харрисону, но вполне естественная доля любопытства ее грызла, и в глубине души она была рада, что миссис Линд собирается раскрыть эту тайну. Они с Мариллой с нетерпением ждали возвращения миссис Линд, но так и не дождались. Этим вечером она не появилась в Зеленых Крышах. Объяснение дал Дэви, вернувшийся в девять часов от Булдеров.
– В лощине я встретил миссис Линд и еще какую-то чужую женщину, – доложил он. – Боже, как же они трещали – наперебой, все время перебивая друг друга. Миссис Линд просила передать вам, что сожалеет, но прийти сегодня не сможет – уже поздно. Я безумно голодный, Энн. Мы пили в четыре часа чай у Милти, но мне кажется, что миссис Булдер по-настоящему жадная. Нам не дали ни варенья, ни пирога. Даже хлеба и того было мало.
– Дэви, нельзя критиковать то, чем тебя угощают в гостях, – сказала торжественно Энн. – Это говорит о плохих манерах.
– Понял… Я только так подумал, – бодро сказал Дэви. – Так ты накормишь голодного мальчика?
Энн посмотрела вопрошающе на Мариллу. Та вошла за Энн в буфетную и предусмотрительно закрыла плотно дверь.
– Намажь ему хлеб вареньем. Знаю я, какой чай подают у Булдеров.
Дэви со вздохом взял кусок хлеба.
– Все-таки мир устроен несправедливо, – заметил он. – У Милти есть кошка, у которой случаются припадки… Это длится уже три недели каждый день. Милти говорит, что зрелище очень забавное. Я сегодня специально к нему зашел посмотреть. Но вредная старая кошка на этот раз обошлась без припадка, и, казалось, здоровее ее нет существа на свете. Мы с Милти только зря потратили на нее время. Ну да ладно, – лицо Дэви с каждой минутой становилось все более довольным, словно сливовое варенье проникало в самую его душу, – когда-нибудь увижу. Не похоже, чтоб она бросила это занятие – уж очень в него втянулась. Какое же вкусное это варенье!
Сливовое варенье могло вмиг излечить Дэви от всех горестей.
В воскресенье лил такой сильный дождь, что жизнь в Эйвонли будто замерла, но к утру понедельника все каким-то образом уже знали, что произошло в доме Харрисона. Школа вибрировала от слухов, и Дэви вернулся домой, полный разного рода информацией.
– Марилла, у мистера Харрисона новая жена… Не то чтобы совсем новая, просто Милти говорит, что они некоторое время жили, как неженатые. А я всегда думал, что люди женятся раз и навсегда. Но Милти горит, что можно приостановить это дело, если не ладится, и самый простой способ – бросить жену, что и сделал мистер Харрисон. По словам Милти, он ушел, потому что жена бросала в него вещи… тяжелые. «Нет, ушел потому, что она не разрешала ему курить», – говорит Арти Слоун. «Она бранила его без конца, кто такое выдержит?» – настаивает Нед Клей. Я не бросил бы свою жену из-за такого, а топнул бы ногой и сказал: «Извольте, миссис Дэви, меня слушаться, ибо я муж, глава семьи». Эти слова быстро поставили бы ее на место. Хотя Аннета Клей уверяет, что это жена его бросила, потому что он, заходя в дом, не вытирал ботинки. И Аннета говорит, что понимает жену. Я прямо сейчас пойду к мистеру Харрисону, чтобы на нее взглянуть.
Дэви вскоре вернулся в полном расстройстве.
– Миссис Харрисон нет дома… Она вместе с миссис Линд уехала в Кармоди за новыми обоями для гостиной. Мистер Харрисон просил Энн прийти, он хочет с ней поговорить. Надо сказать, пол у него чистый, а мистер Харрисон бритый, хотя вчера не было никакой проповеди.
Энн не узнала кухню мистера Харрисона. Пол был оттерт до блеска, мебель сверкала чистотой, плита начищена так, что в нее можно было смотреться, как в зеркало, стены ровно побелены, а оконные стекла лучились на солнце. Мистер Харрисон сидел за столом в обычной рабочей одежде, но, если в пятницу она была вся в пятнах и прорехах, теперь ее аккуратно почистили и заштопали. Он был тщательно выбрит, а редкие волосы ровно подстрижены.
– Садись, Энн, садись, – предложил мистер Харрисон радушно, но голос его звучал так обреченно, как обычно звучат голоса жителей Эйвонли на похоронах. – Эмили с миссис Линд поехали в Кармоди… Похоже, они теперь закадычные подружки. Вот и закончилась моя спокойная жизнь. Отныне до конца моих дней жить мне в чистоте и порядке.
Мистер Харрисон изо всех сил старался, чтобы голос его звучал уныло, однако не мог скрыть веселый блеск в глазах.
– Мистер Харрисон, вы же рады приезду жены! – воскликнула Энн, укоризненно грозя пальцем. – И не притворяйтесь, что не рады. Это бросается в глаза.
Мистер Харрисон смущенно улыбнулся.
– Ну, я понемногу привыкаю к новому порядку. Не могу сказать, что приезд Эмили мне неприятен. Мужчине нужна защита – особенно в таком поселке, как наш, где, если решишь сыграть в шашки с соседом, тебя тут же уличат в намерении жениться на его сестре. Еще и обнародуют эту ложь в газете.
– Никто не приписывал бы вам планы в отношении Изабеллы Эндрюс, если б вы не прикидывались холостяком, – сказала сурово Энн.
– Кто прикидывался? И в помине не было. Если б меня спросили о семейном положении, я бы честно ответил, что женат. Но все почему-то назначили меня холостяком. Сам я не пылал желанием распространяться на эту тему… мне и так было тяжело. Представляю, какую радость испытала бы миссис Линд, узнав, что меня бросила жена.
– Кое-кто думает, что это вы ее бросили.
– Начала она, Энн. Начала она. Я расскажу тебе всю нашу историю – не хочу, чтобы ты думала обо мне хуже, чем я есть… И об Эмили тоже. Только давай выйдем на веранду. Здесь такая пугающая чистота, что во мне просыпается ностальгия по прежнему дому. Думаю, я постепенно привыкну, но пока мне лучше находиться во дворе. У Эмили сейчас нет времени, чтобы и с ним разобраться.
Они уютно устроились на веранде, и мистер Харрисон начал свой скорбный рассказ:
– Я жил прежде в Скотсфорде, в Нью-Брансуике. Сестра вела хозяйство, и меня все устраивало – она не возводила чистоту в культ, ко мне претензий не предъявляла и, по словам Эмили, тем самым нанесла мне вред. Но три года назад сестра умерла. Перед концом она тревожилась о моей будущей судьбе и взяла с меня слово, что я женюсь. Она советовала взять в жены Эмили Скотт, которая слыла образцовой хозяйкой и имела собственные деньги. «Эмили Скотт и не посмотрит на меня», – сказал я. «А ты сделай ей предложение – и увидишь», – настаивала сестра. Чтобы успокоить сестру, я согласился попробовать. Так и сделал. И Эмили дала согласие. Никогда в жизни я не был так удивлен… Такая хорошенькая и рассудительная женщина – на кой я ей сдался, старый пень? Поначалу я думал, что мне невероятно повезло.
Мы поженились, отправились в Сент-Джон на две недели в свадебное путешествие и потом вернулись домой. Приехали мы в десять часов вечера, и, даю тебе слово, Энн, через полчаса она уже приступила к уборке. Ты, наверно, подумаешь, что в этом была необходимость… Вижу по твоему лицу, что именно так ты и думаешь… но срочной необходимости, поверь, не было. Признаю, что идеальный порядок в моем холостяцком жилье я не поддерживал, но перед самой женитьбой нанял женщину, которая вычистила и убрала дом. И, когда мы приехали, все выглядело вполне прилично. Но надо знать Эмили. Если привести ее в только что возведенный дворец из белого мрамора, она, как только переоденется в старое платье, тут же затеет уборку. В тот раз она закончила чистить дом к часу ночи, а в четыре была уже на ногах и принялась за старое. Так с тех пор и пошло… И конца этому не было видно. Она непрерывно подметала, отмывала, вытирала пыль и прекращала эту свою деятельность только на воскресенье, но, похоже, с трудом могла дождаться понедельника, чтобы продолжить любимое занятие. Что ж, каждому свое. Я был готов это терпеть, если меня оставят в покое. Но не тут-то было. Эмили захотела перекроить меня на свой лад, а ведь я был уже далеко не молод. Мне не разрешалось входить в дом, не сменив ботинки на тапочки. Курить позволялось только в сарае. Я всегда был не в ладах с грамматикой, а работавшая в молодости учительницей Эмили взяла за правило меня поправлять. Еще ее бесило, когда я ел с ножа. И так каждый день – попреки, перепалки. Сказать по правде, Энн, я тоже не был на высоте. Не шел навстречу, хотя мог бы… Когда она делала замечания, я в ответ дерзил. А однажды в раздражении сказал, что она не обращала внимания на грамматику, когда я делал ей предложение. Это был удар ниже пояса. Женщина скорее простит, если мужчина ее ударит, чем намекнет, что она была рада выскочить замуж. Мы с ней постоянно пререкались – словом, хорошего было мало. Может, все как-то и сгладилось бы, если б