– Если говорить в прозе, то – да, – серьезно ответила Энн. – Это Стивен Ирвинг – отец Пола. Бог знает, что из этого получится, но будем надеяться на лучшее, Шарлотта.
– Я надеюсь, что он женится на мисс Лаванде, – последовала однозначная реакция Шарлотты. – Некоторые женщины с рождения обречены быть старыми девами, и, боюсь, я одна из них. С мужчинами у меня нет терпения. Но мисс Лаванда другая. Я часто тревожусь, что будет с ней, когда я вырасту и тоже уеду в Бостон. В нашей семье больше нет девочек, а если она возьмет кого-то со стороны, непонятно, к чему это приведет. Новая девушка может смеяться над ее выдумками, не класть вещи на место и не откликаться, когда ее будут звать Шарлотта Пятая. Может, новенькая будет аккуратнее и не станет бить посуду, но она никогда не сможет любить хозяйку больше, чем я.
И верная маленькая служанка бросилась к плите, шмыгая носом.
Чайный ритуал прошел в Обители Эха в обычное время, но никто почти ничего не ел. После чая мисс Лаванда пошла к себе в комнату и надела новое шелковое платье цвета незабудки, а Энн уложила ей волосы. Обе были ужасно взволнованны, хотя мисс Лаванда делала вид, что невозмутима и спокойна.
– Надо завтра обязательно заштопать эту дырочку, – нервно произнесла она, внимательно осматривая штору, словно ничего более важного сейчас не было. – Эти шторы совсем не такие прочные, какими должны быть, учитывая заплаченные за них деньги. О боже, Шарлотта опять забыла стереть пыль с перил на лестнице. Нужно сделать ей выговор.
Энн сидела на ступенях крыльца, когда на садовой тропе появился Стивен Ирвинг.
– Это единственное место на земле, над которым не властно время, – сказал он, восхищенно оглядываясь вокруг. – Я был здесь двадцать пять лет назад, и с тех пор здесь ничего не изменилось – тот же дом, тот же сад. От этого я чувствую себя снова молодым.
– В заколдованном замке время замирает, – серьезно сказала Энн. – Оно оживает только с появлением принца.
Мистер Ирвинг с печальной улыбкой взглянул на восторженное, юное лицо, сияющее надеждой.
– Иногда принц приходит поздно, – отозвался он, не попросив Энн перевести ее слова в прозу. Как родственная душа, он все понимал с полуслова.
– О нет, не поздно, если принц настоящий и приходит к настоящей принцессе, – сказала Энн и, решительно встряхнув рыжеволосой головой, открыла перед ним дверь гостиной. Когда он скрылся внутри, Энн плотно закрыла дверь и чуть не наткнулась в передней на Шарлотту Четвертую, которая, казалось, вся источала «плутни, пыл, задор»[12].
– О, мисс Ширли, мэм, – пробормотала она. – Я подсмотрела из кухонного окна… Он ужасно красивый… И подходящего возраста для мисс Лаванды. Как вы думаете, мисс Ширли, мэм, это очень нехорошо, если подслушать у двери?
– Очень плохо, Шарлотта, – твердо сказала Энн. – Лучше уйдем отсюда, чтобы не подвергаться искушению.
– Все из рук валится, когда томишься в ожидании, – вздохнула Шарлотта. – А что, если он не сделает ей предложения? От этих мужчин никогда не знаешь чего ждать. Вот моя старшая сестра, Шарлотта Первая, была уверена, что помолвлена. А он, оказывается, об этом и не думал, и теперь сестра говорит, что никому из мужчин больше не верит. Или другой случай. Один мужчина думал, что влюблен в некую девушку, а, оказывается, все время любил ее сестру. Если мужчина сам не знает, чего хочет, как тут разобраться бедной женщине?
– Давай лучше пойдем на кухню и почистим серебряные ложки, – предложила Энн. – Работа, к счастью, не требует умственных усилий, а я сегодня просто не могу собраться с мыслями. Да и время за работой быстрее идет.
Прошел час. Потом, когда Энн отложила последнюю сверкающую чистотой ложку, девушки услышали, как захлопнулась входная дверь. Обе со страхом переглянулись.
– О, мисс Ширли, мэм, – задыхаясь, проговорила Шарлотта, – если он так быстро уходит, значит, ничего нет и никогда не будет. – Девушки прильнули к окну. Похоже, у мистера Ирвинга и в мыслях не было уходить. Он и мисс Лаванда медленно шли по дорожке к каменной скамье.
– О, мисс Ширли, мэм, он обнимает ее за талию, – восторженно прошептала Шарлотта Четвертая. – Выходит, он сделал-таки ей предложение, иначе она не позволила бы такую вольность.
Энн обхватила пухленькую Шарлотту за талию, и они пустились в пляс по кухне, пока обе не запыхались.
– О, Шарлотта! – весело воскликнула Энн. – Я не пророчица и не дочь пророчицы, и тем не менее решусь на предсказание. Еще не успеют покраснеть листья клена, как в этом старом каменном доме будет свадьба. Хочешь, я переведу это в прозу, Шарлотта?
– Нет, я поняла, – сказала Шарлотта. – Свадьба – это не поэзия. Что с вами, мисс Ширли, мэм, вы плачете! Почему?
– Потому что это прекрасно… Так романтично… и печально, – ответила Энн, смахивая слезы с ресниц. – К этой красоте почему-то примешивается толика грусти.
– Конечно, любая женитьба – риск, – согласилась Шарлотта Четвертая, – но, если говорить начистоту, мисс Ширли, муж – это еще не самое большое зло.
Глава 29Поэзия и проза
Весь следующий месяц Энн жила в состоянии, которое жители Эйвонли назвали бы круговертью. Подготовка собственного скромного гардероба для Редмонда отступила на второй план. Мисс Лаванда готовилась к свадьбе, и в каменном доме шли бесконечные консультации, планирования и обсуждения. Восхищенная и взволнованная Шарлотта Четвертая все время маячила на заднем плане. Затем приехала портниха и принесла с собой смятение и замешательство при выборе фасонов и нескончаемые примерки. Энн и Диана проводили в Обители Эха почти половину своего времени. По ночам Энн не могла уснуть, переживая, правильный ли дала совет мисс Лаванде выбрать коричневую ткань для дорожного платья, а не темно-синюю, и именно из серого шелка шить платье фасона «принцесса».
Все, кто знал историю мисс Лаванды, были счастливы. Пол Ирвинг, как только отец рассказал ему о свадьбе, тут же примчался к Энн в Зеленые Крыши, чтобы обсудить эту новость.
– Я так и знал, что могу довериться отцу в выборе второй мамы, – сказал он гордо. – Как чудесно иметь отца, на которого можно положиться. Я так люблю мисс Лаванду! Бабушка тоже довольна. Она очень рада, что папа не женился на американке снова. Первый раз ему повезло, но это не значит, что повезло бы и во второй. Миссис Линд полностью одобряет этот союз и думает, что положение замужней женщины поможет мисс Лаванде избавиться от некоторых странностей и стать как все люди. Но я надеюсь, она от них не избавится, потому что эти странности мне особенно нравятся. И так этих «всех людей» слишком много развелось. Вы ведь понимаете, мисс Ширли.
Шарлотта тоже сияла от счастья.
– О, мисс Ширли, мэм, как же прекрасно все обернулось. После возвращения мистера Ирвинга и мисс Лаванды из свадебного путешествия я поеду в Бостон и буду у них жить, а ведь мне всего пятнадцать. Все остальные до шестнадцати лет сидели дома. Какой замечательный мистер Ирвинг! Он с мисс Лаванды пылинки сдувает, а как смотрит на нее… Мурашки по коже. Это не поддается описанию, мисс Ширли, мэм. Я ужасно рада, что они так любят друг друга. Ничего лучше и быть не может, хотя некоторые обходятся без этого. Моя тетка выходила замуж три раза, и она рассказывала, что первый раз вышла по любви, а второй и третий – по расчету, и со всеми мужьями была счастлива… Если не считать похорон. И все-таки она рисковала.
– Как все романтично, – вздыхала Энн, беседуя вечером с Мариллой. – Если б я не сбилась с пути, когда мы шли к Кимбалам, то не познакомилась бы с мисс Лавандой и, если б не встретила ее, то не привела бы к ней Пола, и он не написал бы отцу о знакомстве с мисс Лавандой. Тот получил письмо, когда уже собрался переехать в Сан-Франциско, но передумал и решил послать в Сан-Франциско своего партнера, а сам приехал сюда. О мисс Лаванде он ничего не слышал целых пятнадцать лет. Ему сказали тогда, что она собирается замуж, он поверил и больше никогда о ней ни у кого не спрашивал. Но теперь все встало на свои места. В этом есть немного и моей заслуги. Правда, миссис Линд утверждает, что все предопределено, так что их встреча непременно бы произошла. Однако приятно думать, что именно ты оказалась орудием в руках судьбы. Это так романтично.
– Не вижу тут ничего особенно романтичного, – решительно заявила Марилла. По ее мнению, Энн слишком увлеклась подготовкой к чужой свадьбе и совсем забросила собственные дела. Приготовления к отъезду в университет нельзя пускать на самотек, а Энн чуть ли не каждый день бегает в Обитель Эха помогать мисс Лаванде. – Сначала два юных идиота ссорятся и дуются друг на друга, потом Стив Ирвинг уезжает в Штаты, там женится и, по слухам, брак счастливый. Но тут умирает его жена, и через какое-то время он решает приехать домой, чтобы узнать, не примут ли его назад. Тем временем оказывается, что его бывшая возлюбленная живет одна – возможно, потому что никто из достойных мужчин не сделал ей предложения, – они встречаются и решают пожениться. Ну и где здесь романтика?
– Да, в твоем рассказе романтики и правда нет. – Энн поежилась – ее словно окатили холодной водой. – В прозе все именно так и выглядит. Но если посмотреть на случившееся сквозь призму поэзии, все выглядит иначе… И, я думаю, это гораздо приятнее… – Энн пришла в себя, ее глаза снова засияли, щеки зарумянились.
Взглянув на просиявшее юное лицо, Марилла воздержалась от дальнейших саркастических комментариев. Возможно, ей внезапно открылось, что Энн наделена божественным даром смотреть на вещи сквозь некую преображающую – или обнажающую? – призму, которую мир не в силах вручить или отнять. И все вокруг кажется Энн облитым неземным светом, ярким и свежим, однако это ви́дение недоступно людям, которые, как она или Шарлотта Четвертая, смотрят на мир только как на прозу.
– А когда свадьба? – спросила она, помолчав.
– В последнюю среду августа. Их обвенчают в саду подле шпалер жимолости… На том самом месте, где мистер Ирвинг сделал ей предложение двадцать пять лет назад. О, Марилла, это романтично даже в прозе. Никаких лишних свидетелей не будет – только миссис Ирвинг, Пол, Гилберт, Диана, кузины мисс Лаванды и я. Потом молодые шестичасовым поездом уедут в свадебное путешествие к Тихому океану. А осенью, вернувшись, заберут с собой Пола и Шарлотту Четвертую и уедут в Бостон. Обитель Эха опустеет… Кур и корову, конечно, продадут, окна заколотят, но каждое лето супруги будут приезжать сюда. Я этому рада. Иначе зимой в Редмонде мне было бы больно думать о милом каменном домике, одиноком и всеми покинутом… О его пустых комнатах… Еще хуже, если в нем поселились бы чужие люди. А теперь я буду представлять его таким, каким знала, пребывающим в радостном ожидании лета, когда жизнь и смех снова вернутся в его стены.