Энн и Диана трудились так усердно, что в десять часов вечера Шарлотта Четвертая наконец успокоилась. Она заплела волосы в несметное число косичек, ее усталое худенькое тельце готовилось ко сну.
– Думаю, этой ночью мне не сомкнуть глаз, мисс Ширли, мэм, из страха, вдруг что-то пойдет не так в последнюю минуту… Не взобьется крем… или мистера Ирвинга хватит удар, и он не сможет прийти.
– У него вроде нет такой привычки, разве нет? – спросила Диана, и уголки ее губ чуть приподнялись. Для нее Шарлотта Четвертая была если не образцом красоты, то уж точно неиссякаемым источником веселья.
– Такие вещи происходят не по привычке, – важно ответила Шарлотта Четвертая. – Они просто случаются… Вот и все. Удар может настигнуть любого. Его нельзя предсказать. А мистер Ирвинг похож на моего дядю, которого удар шарахнул, когда он мирно обедал. Но, может, все и обойдется. В этом мире нужно всегда надеяться на лучшее, готовиться к худшему и принимать, что Бог пошлет.
– Меня беспокоит только одно – какая будет завтра погода, – сказала Диана. – Дядюшка Эб обещал в середине недели дождь, а я после той страшной бури стала ему доверять.
Энн, которая лучше знала, какое на самом деле имел отношение к буре дядюшка Эб, не тревожилась по этому поводу. Она заснула сном праведника, но ее ни свет ни заря разбудила Шарлотта Четвертая.
– О, мисс Ширли, мэм, простите, что я так рано вас беспокою, – донесся из замочной скважины горестный голосок, – но дел еще полно… Ох, мисс Ширли, мэм, я боюсь, будет дождь. Может, вы встанете и успокоите меня? – Энн бросилась к окну в надежде, что Шарлотта Четвертая сочинила про дождь, и главным ее желанием было всего лишь поднять ее из постели. Но увы! Утро и впрямь не предвещало ничего хорошего. Сад мисс Лаванды, которому надлежало к этому времени нежиться в чистом и ласковом трепете солнечных лучей, лежал тусклый и неподвижный под затянутым мрачными облаками небом.
– Как это несправедливо! – воскликнула Диана.
– Будем надеяться на лучшее, – решительно заявила Энн. – Если дождя не будет, то прохладный жемчужно-серый день лучше палящего солнечного.
– Но дождь будет, – ныла Шарлотта. Она уже проскользнула в комнату – смешная фигурка с множеством косичек на голове, концы которых, перетянутые белыми ниточками, торчали в разные стороны. – До последней минуты будет нервы трепать, а затем как польет… Гости промокнут… Дорожку у дома развезет… Они не смогут пожениться у жимолости… Плохая примета, если на невесту ни разу не упадет солнечный луч, что бы вы ни говорили, мисс Ширли, мэм. Я так и знала – все шло слишком гладко.
Казалось, Шарлотта Четвертая на глазах превращалась в Элайзу Эндрюс.
Дождь так и не пошел, хотя до последнего всех держал в напряжении. К полудню комнаты были украшены, стол красиво накрыт, а наверху невеста в свадебном платье ожидала жениха.
– Вы такая красивая! – восторженно проговорила Энн.
– Чудесно выглядите, – подтвердила Диана.
– Все готово, мисс Ширли, мэм, и ничего ужасного не произошло… Пока, – бодро заключила Шарлотта, и с этими словами удалилась к себе в комнату переодеться. Там косички были расплетены, буйные кудри разделены пополам и уложены в две косы, завязанные теперь не двумя, а четырьмя бантами, на которые пошла новая ярко-голубая лента. Два верхних банта наводили на мысль о крылышках, растущих прямо из шеи Шарлотты, что вызывало в памяти херувимов Рафаэля. Шарлотта сочла результат превосходным и, быстро облачившись в белое платье, настолько сильно накрахмаленное, что могло стоять само по себе, с чувством глубокого удовлетворения осмотрела свое отражение в зеркале. Это чувство сохранялось до тех пор, пока она не вышла в коридор и не увидела сквозь приоткрытую дверь гостевой комнаты высокую девушку в мягко облегающем стройную фигурку платье, которая вкалывала белые звездочки цветов в струящиеся волной рыжеватые волосы.
«Нет, никогда мне не быть похожей на мисс Ширли, – вздохнула с отчаянием бедная Шарлотта. – Видно, такой нужно родиться… Вряд ли обойдешься одной практикой».
К часу собрались гости, включая чету Алленов. Мистеру Аллену предстояло провести брачную церемонию вместо уехавшего отдыхать графтонского священника. Все проходило без соблюдения формальностей. Мисс Лаванда спустилась к жениху, ожидавшему ее у последней ступени лестницы. Когда он взял ее за руку, она подняла на него большие карие глаза, и от этого взгляда у Шарлотты Четвертой зашлось сердце. Жених и невеста проследовали к шпалерам жимолости, где их встретил мистер Аллен. Гости свободно расположились небольшими группками вокруг. Энн и Диана стояли у старой каменной скамьи, между ними втерлась Шарлотта Четвертая, вцепившаяся в их руки холодными, дрожащими пальчиками.
Мистер Аллен открыл свою синюю книгу, и церемония началась. Момент, когда мистера Ирвинга и мисс Лаванду объявили мужем и женой, был поистине символическим. Солнце вдруг вынырнуло из серых облаков и озарило золотым сиянием счастливую невесту. И тут же сад ожил – заплясали тени, замелькали лучики света.
«Какой добрый знак!» – подумала Энн, подбегая к невесте и целуя ее. Гости с радостным смехом обступили новобрачных, а девушки втроем, вынырнув из окружения, побежали в дом – убедиться, что все готово для праздника.
– Слава богу, все закончилось, мисс Ширли, мэм, – с облегчением выдохнула Шарлотта Четвертая, – они благополучно сочетались законным браком, а теперь уж как получится. Мешочки с рисом лежат в кладовой, старые туфли – за дверью, а горшочек со сливками – у входа в подвал.
В половине третьего все поехали на станцию Брайт-Ривер, чтобы проводить мистера и миссис Ирвинг. Когда мисс Лаванда… ах, простите… миссис Ирвинг спускалась по ступеням каменного домика, Гилберт и девушки осыпали ее рисом, а Шарлотта Четвертая так метко швырнула старую туфлю, что попала мистеру Ирвингу прямо в голову. Но лавры достались Полу, который выскочил на крыльцо, размахивая огромным обеденным колокольчиком, стоящим обычно на каминной полке в столовой. Пол хотел всего лишь порадовать собравшихся радостным звоном, но на него со всех сторон и с холмов за рекой отозвалось множество свадебных колоколов, их звон был чист и сладок – так любимое эхо мисс Лаванды посылало ей прощальный привет. И с этим нежным благословением мисс Лаванда рассталась с прежней жизнью, полной мечтаний и игр, и отправилась навстречу новому, реальному миру, где ее ждали новые дела и обязанности.
Спустя два часа Энн и Шарлотта Четвертая возвращались по тропинке к каменному домику. Гилберт уехал по делам в Западный Графтон, а Диана заторопилась домой, где у нее была назначена встреча. Энн и Шарлотте предстояло убраться в доме, а потом его закрыть. Сад был залит золотистым предзакатным светом, порхали бабочки, гудели пчелы, но на самом домике уже проступил неуловимый налет сиротливости, который обычно появляется после праздника.
– Ой, как одиноко здесь стало, – шмыгнула носом Шарлотта Четвертая, которая лила слезы всю дорогу от станции. – А свадьба не намного веселее похорон, когда все закончено, мисс Ширли, мэм.
Девушки принялись за работу. Надо было убрать цветы и прочие украшения, перемыть посуду, собрать в корзину оставшиеся после пиршества лакомства, дабы Шарлотта Четвертая могла побаловать дома младших братьев. Энн ни разу не присела, пока все не было приведено в идеальный порядок. После того, как Шарлотта ушла с добычей в руках, Энн обошла молчаливые комнаты, чувствуя себя как задержавшийся после банкета гость, и закрыла ставни. Потом заперла дверь и села на скамью под серебристым тополем, дожидаясь возвращения Гилберта. Она чувствовала себя усталой, но мысли неотступно крутились в голове.
– О чем задумалась, Энн? – раздался голос Гилберта. Он оставил лошадь и коляску на дороге и шел к ней по тропе.
– О мисс Лаванде и мистере Ирвинге, – ответила задумчиво Энн. – Как радостно знать, что все так хорошо обернулось… Они наконец вместе после долгих лет разлуки и непонимания.
– Да, это радостно, – согласился Гилберт, глядя вниз на охваченное волнением юное лицо. – Но насколько лучше было бы избежать этой разлуки и непонимания… Идти по жизни вместе рука об руку и не иметь никаких других воспоминаний, кроме общих.
На мгновение сердце Энн странно затрепетало, впервые она не выдержала упорного взгляда Гилберта, и ее бледное лицо зарделось. Казалось, кто-то приподнял завесу перед ее внутренним взором, и ей открылись новые чувства и реальности жизни. Возможно, любовь не врывается в жизнь человека в великолепии веселого рыцаря на резвом скакуне, а приближается неслышно, как добрый друг, и то, что кажется прозой, неожиданно, словно при вспышке света, обретает ритм и музыку… возможно… Возможно… любовь вырастает из верной дружбы, как роза с золотой сердцевиной поднимается из зеленой рубашки.
Потом завеса опустилась снова, но идущая по темной тропе Энн была уже не той Энн, которая весело прикатила сюда накануне. Невидимая рука перевернула страницу девичества, и впереди замаячила женская судьба, полная очарования и тайны, боли и радости.
Гилберт проявил мудрость и больше не проронил ни слова. В молчании он читал историю предстоящих четырех лет, открывшуюся ему с внезапным румянцем на щеках Энн. Четырех лет вдумчивой, радостной работы… И потом – награда в виде полученных полезных знаний и завоеванного милого сердца.
А позади, в саду, грустил среди теней старого сада каменный домик. Он был одинок, но не брошен. К нему еще вернутся мечты, смех и радость, каждое лето он будет возрождаться вновь. Но сейчас его удел – ждать. А за рекой в пурпурном заточении дожидалось своего часа Эхо.