– Я довольна, – поспешила сказать Энн. – Но я радовалась бы еще больше, если, хотя бы у одного из них, рукава были пышные. Пышные рукава – это так модно. В платье с пышными рукавами я была бы на вершине блаженства.
– Придется обойтись без блаженства. На пышные рукава у меня не хватило бы материи. К тому же такие рукава смешно выглядят. Я предпочитаю рукав прямой, чтобы крой не бросался в глаза.
– Лучше выглядеть смешной, как все, но не носить в одиночку обычную, простую одежду, – упорствовала Энн.
– Это похоже на тебя. А теперь аккуратно повесь платья в шкаф и садись готовиться к завтрашнему уроку в воскресной школе. – И глубоко обиженная Марилла удалилась.
Сжав руки, Энн смотрела на платья.
– Надеюсь, когда-нибудь у меня будет белое платье с пышными рукавами, – горестно прошептала она. – Я о нем молилась, но, по правде говоря, многого не ждала. У Бога слишком много других забот, помимо платья для девочки из приюта. Надо положиться в этом на Мариллу. К счастью, я могу вообразить, что одно из этих платьев муслиновое с прелестными кружевными оборками и рукавами-фонариками.
На следующее утро Марилла проснулась с сильной головной болью и не смогла сопровождать Энн в воскресную школу.
– Энн, спускайся и иди к миссис Линд, – сказала Марилла. – Она отведет тебя в нужный класс. Смотри, веди себя хорошо. Останься на проповедь и попроси, чтобы миссис Линд показала тебе наше место на церковной скамье. Вот тебе цент на пожертвования. Не гляди по сторонам и не ерзай. Вернешься и все мне расскажешь.
Энн послушно отправилась в путь, облаченная в плотное сатиновое платье в черно-белую клетку. Будучи нормальной длины и наглухо закрытым, это платье умудрялось однако выставить напоказ всю угловатость худенькой фигурки. На голове у Энн была новая, плоская и блестящая матросская шляпа, заурядность которой расстраивала девочку, и она тут же мысленно поменяла ее на кокетливую шляпку в лентах и цветах. Что до цветов, то, не доходя до главной дороги, Энн увидела на поляне золотое буйство колышущихся на ветру лютиков и великолепие диких роз и, недолго думая, сплела из них роскошный венок, которым украсила шляпу. Что бы ни думали об этом убранстве другие люди, саму Энн оно устраивало, и она с гордо поднятой головой весело зашагала дальше.
Дойдя до дома миссис Линд, Энн выяснила, что та уже ушла. Нисколько не испугавшись, Энн продолжила путь к церкви одна. В церковном притворе стояла небольшая группа девочек в нарядных белых, голубых и розовых платьях, которые с любопытством разглядывали новенькую с необычным украшением на шляпке. До девочек из Эйвонли уже дошли слухи о странностях Энн. Миссис Линд рассказывала о ее ужасном характере; а по словам мальчика по найму из Зеленых Крыш, она все время говорит сама с собой или с деревьями и цветами – совсем как сумасшедшая. Девочки бросали на Энн исподтишка любопытные взгляды и перешептывались, прячась за книгами. Никто не заговорил с ней по-дружески ни перед молитвой, ни перед началом классных занятий. Урок у Энн проводила мисс Роджерсон.
Мисс Роджерсон, дама среднего возраста, уже двадцать лет вела занятия в воскресной школе. Ее метод преподавания был на редкость прост. Она зачитывала из книги очередной вопрос и устремляла строгий взгляд на какую-нибудь девочку, которая, по ее мнению, должна была на него ответить. Мисс Роджерсон часто поворачивалась к Энн, и та, благодаря натаске Мариллы, быстро отвечала, хотя было непонятно, понимает ли она толком вопрос, да и свой ответ тоже.
Мисс Роджерсон не очень понравилась Энн. К тому же, она чувствовала себя несчастной: у всех девочек в классе были пышные рукава. Ей казалось, что жизнь без пышных рукавов нельзя считать удавшейся.
– Ну как, понравилось тебе в воскресной школе? – Марилле не терпелось узнать у Энн все подробности. Венок к этому времени уже завял, Энн выбросила его по дороге, так что Марилла пока ничего о нем не знала.
– Совсем не понравилось. Там ужасно.
– Энн Ширли! – укоризненно проговорила Марилла.
Тяжело вздохнув, Энн уселась в кресло-качалку, поцеловала листочки Красули и приветливо помахала цветущей фуксии.
– Им могло быть одиноко в мое отсутствие, – объяснила она. – А сейчас расскажу о воскресной школе. Я вела себя хорошо, как вы меня учили. Миссис Линд я не застала и до школы дошла сама. В церковь вошла вместе с остальными девочками, села в конце скамьи у окна и сидела там на протяжении вступительной молитвы. Мистер Белл говорил очень долго. Если б я не сидела у окна, то смертельно бы устала. Но с моего места было видно Озеро Мерцающих Вод. Я глядела на него, и перед моим мысленным взором проносились прекрасные картины.
– Нельзя так себя вести. Нужно слушать мистера Белла.
– Но он говорил не со мной, – возразила Энн. – Мистер Белл говорил с Богом и, похоже, сам был не очень заинтересован в беседе. Наверное, считал, что Бог слишком далеко. Белые березы склонились над прудом, и струящийся между ними свет лился дальше, уходя глубоко в воду. О, Марилла, это было так прекрасно! Меня охватил восторг, и я сказала: «Боже, спасибо Тебе за это» – два или три раза.
– Надеюсь, не очень громко, – забеспокоилась Марилла.
– Нет, шепотом – себе под нос. Когда мистер Белл наконец закончил, мне велели идти в класс мисс Роджерсон. Там занимались еще девять девочек. На всех были платья с пышными рукавами. Сколько я ни старалась представить, что у меня они тоже есть, ничего не получалось. Не пойму почему. Ведь могла же я такое вообразить, находясь одна здесь, в комнате под крышей! А среди этих девочек, у которых на самом деле были рукава-фонарики, сделать это было ужасно трудно.
– Не следует думать о всяких пустяках в воскресной школе. Нужно внимательно слушать, что тебе говорят. Надеюсь, ты это понимаешь.
– Да, конечно. Я ответила на все заданные мне вопросы. Мисс Роджерсон много спрашивала меня. Не думаю, что она поступала справедливо, сама задавая вопросы. Мне тоже много чего хотелось спросить, но я не решилась, понимая, что мы с ней не родственные души. Потом остальные девочки читали наизусть библейские парафразы. Мисс Роджерсон спросила, могу ли я что-нибудь прочесть. Я сказала, что парафразы не знаю, но, если она хочет, могу прочесть стихотворение «Пес у могилы своего хозяина» из учебника для третьего класса. Это стихотворение не относится к религиозной поэзии, но оно такое печальное и грустное, что может за нее сойти. Мисс Роджерсон сказала, что стихотворение не подойдет, и задала мне к следующему воскресенью девятнадцатый парафраз. Я прочла его в церкви и нашла восхитительным. Две строчки меня особенно поразили:
…сокрушишь так же быстро, как полки,
в злой для Мидиана день…
Я не знаю, что за полки такие и что такое Мидиан, но стихи звучат очень трагически. Не знаю уж, как дождусь воскресенья, чтобы прочитать их вслух. Всю неделю буду учить. После воскресной школы я попросила мисс Роджерсон (миссис Линд поблизости не было) показать мне ваше место. Я сидела тихо как мышка. Мы читали третью главу, второй и третий стих из Откровений. Очень длинный отрывок. На месте священника я выбрала бы покороче. Служба тоже длилась долго. Думаю, священник старался, чтобы проповедь соответствовала тексту. Но говорил он неинтересно. Думаю, дело в том, что он лишен воображения. Я не могла долго его слушать и дала волю своей фантазии, и мне привиделись удивительные вещи.
Марилла понимала, что слова Энн заслуживают сурового порицания, однако то, что говорила девочка о проповеди священника и молитве мистера Белла, она сама переживала год за годом, не умея выразить свои чувства в словах. Ей казалось, что эти тайные, невысказанные, крамольные мысли неожиданно обрели зримую, укоряющую форму в лице простодушной девочки – маленького изгоя.
Глава 12Торжественная клятва и обещание
Только в следующую пятницу Марилле рассказали про украшенную цветами шляпу. Вернувшись от миссис Линд, она призвала Энн к ответу.
– Энн, я услышала от миссис Линд, что ты в прошлое воскресенье явилась в церковь с лютиками и розами на шляпе, и это выглядело нелепо. Зачем выставлять себя в дурацком виде? Представляю себе это зрелище!
– Я знаю, что розовое и желтое мне не к лицу… – начала Энн.
– Не к лицу! Речь не об этом. Смешно видеть венок на шляпе – неважно, какого он цвета. Ты несносный ребенок!
– Не понимаю, почему цветы на платье – это хорошо, а на шляпе плохо, – возразила Энн. – Многие девочки прикололи букетики на платья. В чем разница?
Но Марилла не собиралась переводить разговор в абстрактное русло и вернулась к этому конкретному случаю.
– Не спорь со мною, Энн. Твой поступок глупый. Никогда больше так не делай. Миссис Рейчел сказала, что была готова провалиться сквозь землю, когда такое увидела. Она не смогла подойти к тебе и велеть снять венок – было слишком поздно. По ее словам, люди шушукались по углам. Они, наверное, решили, что я свихнулась, раз отпустила тебя в церковь в таком виде.
– О, простите. – Глаза Энн наполнились слезами. – Я не подумала, что вам это не понравится. Лютики и розы были такие красивые, и они чудесно пахли. Мне казалось, что они украсят шляпу. У многих девочек к шляпкам были приколоты искусственные цветы. Наверное, я вам очень досаждаю – лучше вернуть меня в приют. Это будет ужасно, у меня, скорее всего, начнется чахотка – я ведь такая тощая. Но лучше чахотка, чем быть наказанием для вас.
– Какая чепуха, – сказала Марилла, ругая себя за то, что заставила девочку плакать. – Я не собираюсь отсылать тебя в приют. Об этом даже речи нет. Я только хочу, чтобы ты вела себя, как остальные маленькие девочки, и не казалась смешной. Не плачь. У меня для тебя хорошие новости. Диана Барри вернулась сегодня домой. Я собираюсь к миссис Барри за выкройкой для юбки, и, если хочешь, можем пойти вместе, ты как раз познакомишься с Дианой.
Энн поднялась, стиснув руки, слезы еще не высохли на ее щеках; полотенце, которое она подшивала, соскользнуло с коленей и упало на пол.