сь к концу месяца, когда проводились письменные экзамены. После первого месяца Гилберт был на три балла впереди, зато после второго Энн обошла его на целых пять. Ее триумф омрачило лишь то, что Гилберт искренне поздравил ее с победой перед всей школой. Для нее было бы намного приятнее, если б он кусал локти от досады.
Мистера Филлипса никто не назвал бы хорошим учителем, но когда ребенок так зациклен на успех в учебе, как Энн, даже плохой учитель не сможет помешать прогрессу. В конце семестра Энн и Гилберта перевели в пятый класс и ввели дополнительные дисциплины – латынь, геометрия, французский язык и алгебра. Геометрия стала для Энн ее личным Ватерлоо.
– Это что-то ужасное, Марилла, – стонала она. – Я ничего не понимаю в этом предмете. Воображению тут не к чему прицепиться. Мистер Филлипс говорит, что второй такой тупицы он в своей жизни не встречал. А вот Гил… – я имею в виду некоторых других учеников – неплохо преуспевают в геометрии. Это так унизительно, Марилла. Даже Диане этот предмет дается лучше, чем мне. Но ей я никогда не завидую. Хотя теперь мы и держимся друг с другом как чужие, моя любовь к ней непоколебима. От этого я очень грущу. Но, Марилла, скажите, ведь нельзя долго грустить в этом интересном мире, правда?
Глава 18Энн спешит на помощь
Все великие дела связаны с мелочами. На первый взгляд, решение канадского премьер-министра включить в свой политический тур посещение острова Принца Эдуарда никак не могло отразиться на судьбе девочки Энн Ширли из Зеленых Крыш. Однако отразилось – и еще как.
Премьер-министр прибыл на остров в январе, чтобы обратиться с речью к своим сторонникам, а также к представителям оппозиции, которые решили не пропускать такое событие и присоединились к массовому митингу в Шарлоттауне. Большинство жителей Эйвонли поддерживали политический курс премьер-министра, поэтому почти все мужчины и изрядное количество женщин отправились в город за тридцать миль от родного места, чтобы присутствовать на вечернем митинге. Среди них была и миссис Рейчел Линд. Последняя горячо интересовалась политикой, и у нее не укладывалось в голове, как митинг может пройти без ее участия, хотя она была на оппозиционной стороне. Миссис Рейчел Линд отправилась в город в обществе мужа Томаса – в его обязанности входила забота о лошади и упряжке – и Мариллы Катберт. Марилла не очень интересовалась политикой, но, решив, что это, возможно, ее последний шанс увидеть премьер-министра живьем, согласилась поехать, оставив Энн и Мэтью на хозяйстве. Вернуться она предполагала на следующий день.
И пока Марилла и миссис Рейчел наслаждались пребыванием на многочисленном митинге, уютная кухня в Зеленых Крышах принадлежала только Энн и Мэтью. В старомодной плите марки «Ватерлоо» ярко горел огонь, а на оконном стекле поблескивали голубовато-белые морозные кристаллики. Устроившись на диване, Мэтью клевал носом над «Защитником фермеров», а Энн, сидя за столом, с мрачным упорством делала домашнее задание, хотя ее взгляд то и дело устремлялся с тоской к полке, где лежала новая книга, которую Джейн Эндрюс дала ей почитать. Она заверила Энн, что книга заставит ее испытать трепет, и руки Энн подсознательно подрагивали от желания прикоснуться к заветным страницам. Но мысль о том, что Гилберт Блайт может завтра ее обойти, заставила Энн повернуться спиной к полке, убедив себя, что там ничего нет.
– Мэтью, вы изучали в школе геометрию?
– Да вроде нет, не изучал, – ответил Мэтью, которого этот вопрос резко вывел из дремоты.
– Жаль, что не изучали, – произнесла со вздохом Энн. – Тогда вы пожалели бы меня. Тот, кто не имел дела с геометрией, не сможет меня понять. Этот предмет омрачает мою жизнь. Я чувствую себя бестолочью, Мэтью.
– Ну-ну, ничего подобного, – успокоил ее Мэтью. – Я знаю, что тебе все по плечу. На прошлой неделе я встретил мистера Филлипса в Кармоди в магазине Блэра, и он сказал, что ты самая смышленая ученица в школе и делаешь большие успехи. «Большие успехи» – именно так он выразился. Ходят слухи, что Тедди Филлипс никудышный учитель, но по мне он достаточно хорош.
Каждого, кто похвалил бы Энн, Мэтью непременно счел бы «достаточно хорошим».
– Я уверена, что мои успехи в геометрии были бы лучше, если б мистер Филлипс не менял так часто буквы, – жаловалась Энн. – Я заучиваю теорему наизусть, а потом он рисует фигуру на доске и обозначает ее не теми буквами, что в учебнике, и у меня в голове все путается. Не думаю, что учителю дозволено получать преимущество таким некрасивым способом. Кстати, мы сейчас изучаем сельское хозяйство, и я наконец узнала, отчего наша земля красноватого цвета. Интересно, что сейчас поделывают Марилла и миссис Линд. Миссис Линд говорит, что в Канаде все пойдет прахом из-за того, что в Оттаве отвратительно ведутся дела, и на предстоящих выборах это надо учесть. По ее мнению, если б женщинам дали право голоса, скоро наступили бы благословенные времена. А вы за кого голосуете, Мэтью?
– За консерваторов, – быстро ответил Мэтью. Быть на стороне консерваторов являлось частью его религии.
– Тогда я тоже за консерваторов, – решительно произнесла Энн. – Я этому рада, потому что Гил… потому что кое-кто из мальчиков в школе сочувствуют «гритс» – либералам. Думаю, что и мистер Филлипс либерал, как и отец Присси Эндрюс. Руби Джиллис говорит, что, когда мужчина ухаживает за девушкой, ему следует придерживаться религиозных убеждений матери и политических – отца. Это так, Мэтью?
– Да я, право, не знаю, – сказал Мэтью.
– А вы когда-нибудь ухаживали за кем-нибудь, Мэтью?
– Да вроде нет. Не помню, чтобы ухаживал, – ответил Мэтью, которому никогда такое не приходило в голову.
Энн задумалась, подперев руками подбородок.
– А это, наверно, очень интересно. Вы так не думаете, Мэтью? Руби Джиллис говорит, что, когда вырастет, за ней будут увиваться и сходить с ума много молодых парней. Мне кажется, это слишком утомительно. Я предпочла бы одного, но умного и надежного. Однако Руби виднее: у нее много старших сестер, и миссис Линд говорит, что девочки Джиллис разлетаются, как горячие пирожки. Мистер Филлипс навещает Присси Эндрюс почти каждый вечер – якобы помогает ей с уроками. Но Миранда Слоун тоже готовится в Королевский колледж, и ей помощь нужна гораздо больше, чем Присси, которая гораздо умнее. Однако учитель никогда не ходит к Миранде и не готовит к поступлению по вечерам. Сколько же вещей в мире, Мэтью, которых я не понимаю!
– Да и я, откровенно говоря, тоже мало чего понимаю, – признался Мэтью.
– Пора бы мне уже закончить с уроками. Пока не закончу, не прикоснусь к новой книге, которую мне дала Джейн. Какое же это большое искушение, Мэтью! Даже когда я поворачиваюсь к книге спиной, я словно вижу ее. Джейн сказала, что обливалась слезами, когда ее читала. Мне нравятся книги, которые заставляют плакать. Но сейчас я отнесу книгу в гостиную, запру в буфет, а ключ отдам вам. И вы ни за что не отпирайте буфет, Мэтью, пока я не покончу с уроками. Даже если я буду умолять вас на коленях. Хорошо говорить о преодолении искушений, но насколько легче с ними справляться, если у тебя нет ключа. Только сначала я сбегаю в погреб за яблоками «рассет»? Вам принести?
– Ну, сейчас не надо. Может, позже, – сказал Мэтью, который никогда в рот не брал «рассет», но знал, что Энн испытывает к ним слабость.
Как раз в тот момент, когда Энн с победным видом выходила из погреба с миской, полной яблок, раздались торопливые шаги по заледеневшему дощатому настилу, затем распахнулась дверь на кухню, и в дом влетела запыхавшаяся, с побелевшим лицом Диана Барри, которая явно второпях замотала шалью голову. Энн от удивления выронила из рук свечу и миску – и все, включая яблоки, покатилось вниз по лестнице, где их, пропитанных свечным жиром, нашла на следующий день Марилла. Она все собрала, возблагодарив Бога за то, что не спалили дом.
– Что стряслось, Диана? – воскликнула Энн. – Твоя мама наконец смягчилась?
– Энн, поторопись! – взмолилась Диана. – Минни Мей очень плохо – у нее круп. Так считает Янг Мэри Джо. Мама и отец уехали в город, и за доктором поехать некому. Минни Мей страдает, а Янг Мэри Джо не знает, что делать. Ох, Энн, я так боюсь!
Не говоря ни слова, Мэтью взял пальто и шапку и, прошмыгнув мимо Дианы, скрылся в темноте двора.
– Мэтью пошел запрягать гнедую кобылу, чтобы отправиться в Кармоди за доктором, – объяснила Энн, торопливо натягивая куртку с капюшоном. – Хоть он этого не сказал, но я и так знаю. Мы с Мэтью – родственные души, и мне не нужны слова, чтобы знать его мысли.
– Не думаю, что он отыщет врача в Кармоди, – рыдала Диана. – Известно, что доктор Блэр поехал в город, и доктор Спенсер – наверное, тоже. Янг Мэри Джо никогда не имела дела с крупом, а миссис Линд на митинге. Ох, Энн…
– Не плачь, Ди, – сказала уверенно Энн. – Я знаю, что надо делать при крупе. Ты забыла, что у миссис Хэммонд три раза подряд рождались близнецы. А когда ухаживаешь за тремя парами близнецов, многому научаешься. Они все поочередно болели крупом. Подожди, я захвачу с собой бутылочку с рвотным корнем – у вас в доме может не быть. Теперь пойдем.
Две девочки, взявшись за руки, торопливо миновали Тропу Влюбленных и покрытое ледяной коркой поле: короткой дорогой идти было нельзя – нападало слишком много снега. Хотя Энн искренне переживала за Минни Мей, она тем не менее не могла не почувствовать романтизм ситуации, которую делала еще более таинственной близость родственной души.
Вечер был ясный и морозный, серебряно-снежный склон омрачали только темные тени деревьев; крупные звезды мерцали над молчаливыми лугами; то там, то здесь высились ели, припрошенные снегом, и ветер свистел в их ветвях. «Как восхитительно, – думала Энн, – бежать в этом таинственном и прекрасном мире рядом с закадычной подругой, которую у тебя надолго отняли».
Трехлетней Минни Мей было действительно очень плохо. Она металась в жару на диване в кухне, ее хриплое дыхание разносилось по всему дому. Янг Мэри Джо, грудастая широколицая французская девушка с залива, которую миссис Барри наняла для ухода за детьми во время ее отсутствия, пребывала в смятении, не знала, что делать, а если б и знала, то вряд ли бы справилась.