– Пожалуй, я останусь, если ты станешь ко мне изредка заходить поболтать, – сказал мисс Барри.
Этим вечером мисс Барри подарила Диане серебряный браслетик и сказала старшим членам семьи, что она распаковала чемодан.
– Я решила остаться для того, чтобы ближе познакомиться с этой девочкой по имени Энн, – откровенно призналась она. – Она развлекает меня, а в моем возрасте встретить занятное существо – большое чудо.
Когда Марилла узнала о случившемся, ее комментарий был краток: «Я ведь тебе говорила». И предназначался он для ушей Мэтью.
Мисс Барри жила у родственников больше месяца. Ладить с ней было легче обычного, во многом благодаря Энн, которая ее веселила.
На прощание мисс Барри сказала:
– Запомни, Энн, когда окажешься в городе, обязательно навести меня, и я уложу тебя спать на отдельной кровати в гостевой комнате.
– В конце концов, мисс Барри оказалась родственной душой, – поведала Энн Марилле. – Глядя на нее, этого не скажешь. Это не Мэтью, про которого сразу все понятно. К ней нужно присмотреться, чтобы это разглядеть. Оказывается, родственных душ не так уж и мало, как я думала. Приятно узнать, что в мире их достаточно много.
Глава 20Воображение дает сбой
Весна, как ей положено, пришла в свое время в Зеленые Крыши – прекрасная, своенравная, с неохотой вступающая в свои права, словом, канадская весна. Она тянулась на протяжении апреля и мая, в ней были и теплые, чудесные дни, и свежие, и даже прохладные ночи, розовые закаты и чудо воскрешения и пробуждения природы. Клены на Тропе Влюбленных набухли красными почками, а рядом с Ключом Дриады дружно повылезли кудрявые ростки папоротников. Дальше, на пустоши за усадьбой мистера Сайласа Слоуна зацвели майники, нежные розовые и белые цветы под коричневыми листочками. Школьники – и девочки, и мальчики – в солнечные дни, во время перерывов рвали их и в прозрачных, звенящих сумерках приносили домой в руках и сумках ароматную добычу.
– Как мне жаль людей, живущих в местах, где не цветет майник, – сказала Энн. – Диана предполагает, что там, возможно, цветет нечто еще более завораживающее, но разве может быть что-то лучше наших майских цветов, правда, Марилла? И еще Диана говорит, что если в тех местах никогда не видели цветов майника, то и тосковать по ним не станут. На мой взгляд, это и есть самое печальное. Не знать, как выглядит майник, и потому не тосковать по нему – это ж трагедия! Я вот что думаю, Марилла, цветы майника, должно быть, души умерших прошлым летом цветов, и здесь – их рай.
Сегодня мы отлично провели время, Марилла. Мы расположились на ланч в поросшей мхом лощине у старого колодца – очень романтическое место. Чарли Слоун подбивал Арти Джиллиса перепрыгнуть через колодец, и Арти перепрыгнул – он не мог не принять вызов. Каждый школьник сделал бы то же самое. Это сейчас модно. Мистер Филлипс отдал все собранные цветы Присси Эндрюс, и я слышала, как он сказал: «Прекрасное – прекрасной». Я знаю, что он вычитал это из книги, и все же это говорит о том, что у него есть зачатки воображения. Мне тоже преподнесли цветы, но я с презрением их отвергла. Я не могу назвать имя этого человека, потому что поклялась никогда его не произносить. Мы сплели венки из майских цветов и надели их на шляпки, а когда пришло время идти домой, мы растянулись процессией по дороге, шли парами в венках и с букетами и распевали «Мой дом на холме». Это было потрясающе, Марилла. Из дома мистера Сайласа Слоуна все домашние высыпали на улицу, чтобы поглазеть на нас, и прохожие тоже останавливались и смотрели вслед. Мы произвели настоящий фурор!
– Ничего удивительного! Всем интересна глупая затея! – отозвалась Марилла.
Отцвели майники, распустились фиалки, и Фиалковая долина утопала в них. Энн ходила в школу через долину, осторожно ступая по земле и благоговейно озираясь вокруг, словно шла по святой земле.
– Когда я иду по долине, – говорила она Диане, – я все забываю, у меня все вылетает из головы, и мне все равно, опередит ли меня сегодня Гил… кто-нибудь из учеников или нет. Но стоит оказаться в школе, и мне опять важны мои успехи. Сколько во мне живет разных Энн! Иногда мне кажется, что именно из-за этого я такой трудный ребенок. Будь во мне только одна Энн, насколько всем было бы удобнее, хотя и не так интересно.
Одним июньским вечером, когда сад опять зарумянился розовыми бутонами, а в болоте у верховья Озера Мерцающих Вод стали распевать серебристыми голосами лягушки, Энн сидела у окна в своей комнате под крышей. Воздух был напоен доносившимся с полей ароматом клевера и острым хвойным запахом ельника. Энн делала уроки, но, когда стемнело и текст в учебнике стал почти не различим, устремила мечтательный взор вдаль, сквозь ветви Снежной Королевы, нарядившейся в белоснежную мантию из цветов.
За прошедшее время эта маленькая комната существенно не изменилась. Стены были такими же белыми, подушечка для булавок такой же твердой, стулья – жесткими, желтоватыми, с прямой спинкой. Однако дух комнаты изменился. В ней поселилось новая, живая, пульсирующая личность, которая пронизывала всю комнату и существовала отдельно от книг, платьев и лент школьницы и даже от синего кувшина на столе, полного цветущих яблоневых веток. Казалось, что все мечты, переходящие из снов живущего здесь существа в реальность, вдруг обрели зримую, хотя и нематериальную форму и украсили голую, пустую комнату гобеленами, сотканными из тонких нитей радуги и лунного света.
В комнату быстро вошла Марилла, держа в руках только что отглаженный школьный фартук. Она повесила фартук на стул и села, издав короткий вздох. Сегодня ее весь день мучила мигрень, и хотя сейчас боль ушла, женщина ощущала сильную слабость – «умаялась», говорила она. Энн смотрела на нее глазами, полными сочувствия.
– Я искренне хотела бы, чтобы ваша головная боль передалась мне, Марилла. Ради вас я терпела бы ее с радостью.
– Ты и так помогла мне с работой, и я смогла отдохнуть, – сказала Марилла. – Похоже, ты неплохо справилась и на этот раз почти не ошибалась. Конечно, не было особой надобности крахмалить носовые платки Мэтью. И еще – большинство людей, ставящих пирог в печь, чтобы подогреть к обеду, вынимают его, когда он теплый, а не когда превратился в угли. Но ты на такие мелочи внимания не обращаешь.
Когда Мариллу мучила головная боль, она иногда прибегала к сарказму.
– О, простите, – виновато произнесла Энн. – Я забыла о пироге сразу, как только поставила его в печь, хотя инстинктивно ощущала, что на обеденном столе чего-то не хватает. Когда утром вы доверили мне вести хозяйство, я твердо решила не предаваться мечтаниям, находиться в реальности. И все шло хорошо до этого пирога, когда меня вдруг накрыло искушение. Мне представилось, что я заколдованная принцесса, заключенная в темницу, и меня рвется освободить прекрасный рыцарь на вороном коне. И я совсем забыла о пироге. Я не знала, что накрахмалила платки Мэтью. Во время глажки я как раз придумывала название для нового островка, который мы с Дианой открыли, путешествуя по ручью. Такое прелестное местечко, Марилла. Там растут два клена, и ручей омывает островок. И потом меня осенило: лучше всего назвать его Островом Виктории, ведь мы наткнулись на него в день рождения королевы. А мы с Дианой любим нашу королеву. Мне очень жаль, что я испортила пирог и платки. В этот день мне хотелось быть особенно прилежной – ведь сегодня исключительная годовщина. Вы помните, Марилла, что произошло в этот день год назад?
– Нет, не припоминаю.
– Именно в этот день я приехала в Зеленые Крыши. Мне никогда этого не забыть. Этот день круто изменил мою жизнь. Конечно, вам он не кажется таким уж важным. Я живу здесь уже год и чувствую себя счастливой. Конечно, у меня были некоторые неприятности, но у кого их нет? Скажите, Марилла, вы жалеете, что взяли меня к себе?
– Нет, этого я не скажу, – ответила Марилла, которая иногда задавала себе вопрос, как она могла жить до появления в их жизни Энн, – не скажу, что жалею. Если ты сделала уроки, Энн, я бы хотела, чтобы ты сбегала к миссис Барри за выкройкой фартука Дианы.
– Но сейчас… очень темно, – воспротивилась Энн.
– Очень темно? Еще только сумерки. И вспомни, сколько раз ты бегала к подружке после наступления темноты.
– Можно я сделаю это рано утром? – спросила Энн. – Встану на рассвете и быстро туда и обратно. А, Марилла?
– Что на тебя нашло, Энн Ширли? Мне нужна выкройка сегодня вечером, чтобы сшить тебе новый фартук. Иди же и будь умницей.
– Мне придется идти по окружной дороге, – сказала Энн, неохотно надевая шляпку.
– Зачем идти по дороге? Ты потратишь лишних полчаса! Я не понимаю.
– Я боюсь идти Зачарованным Лесом! – в отчаянии воскликнула Энн.
Марилла в изумлении смотрела на нее.
– Зачарованным Лесом! Ты в своем уме? Что ты называешь Зачарованным Лесом?
– Еловый лес за ручьем, – прошептала Энн.
– Какая чушь. Нет никакого Зачарованного Леса. Кто тебе наплел такую чепуху?
– Никто, – призналась Энн. – Мы с Дианой просто вообразили, что этот лес полон призраков. Все остальные места здесь… такие обычные. Мы придумали таинственный лес, чтобы было интересней. Затеяли игру мы в апреле. Зачарованный Лес – это так романтично, Марилла. Ельник мы выбрали из-за того, что туда редко проникает солнце. Какие душераздирающие истории мы придумали! Вечером, в такое время, как сейчас, к ручью приходит дама в белом, она заламывает руки и стонет. Если ее видишь, это означает смерть в семье. Еще в районе Приюта Безделья бродит призрак зарезанного ребенка, он подкрадывается сзади и хватает тебя за руку ледяными пальцами. О, Марилла, при одной мысли об этом я вся дрожу. По тропе ходит взад-вперед обезглавленный мужчина, а из ветвей за тобой злобно следят скелеты. Нет, Марилла, ни за что на свете я не пойду вечером через Зачарованный Лес. Я уверена, что белые призраки вылезут из потаенных мест за деревьями и нападут на меня.
– Никогда не слышала ничего подобного! – воскликнула Марилла, выслушав фантазии Энн в немом изумлении. – Энн Ширли, неужели ты хочешь заставить меня поверить в этот нечестивый бред твоего воображения?